Ольга Ускова: Сейчас не время создавать игрушечных роботов для различных шоу

Россия должна избавиться от критической зависимости от чужих ИИ‑технологий и научиться сама устанавливать правила игры - и в цифровой, и в продовольственной сферах, считает Ольга Ускова, общественный деятель, писатель, гендиректор ГК " Когнитив Пилот". О том, где мы уже лидеры, чем опасны "дорогие игрушки" вроде человекоподобных роботов, как устроен новый томский кластер электроники и беспилотников и почему сначала нужно разобраться с этикой человека, а потом уже с этикой робота она рассказала на деловом завтраке в "Российской газете".

Ольга Анатолиевна, Президент говорил о недопустимости критической зависимости от чужих ИИ‑технологий. Насколько мы сейчас от них зависим и реально ли это преодолеть?

Ольга Ускова: Искусственный интеллект (ИИ) - это не одна технология, а целая "семья" разных ИИ под конкретные задачи. Наиболее важным и серьезным является life‑critical ИИ, который отвечает за жизнь человека. К нему относится ИИ, используемый в военных целях, транспортный, в том числе для летательных аппаратов, и решения, которые используются в медицине. В этом сегменте Россия не догоняющая страна, а один из мировых лидеров. Наша компания официально входит в пятерку лучших в мире, это закреплено международными рейтингами и наградами. Проблема в том, что "эксперты" часто берут одну нишу ИИ, где мы действительно не развивали сильных команд, и по ней объявляют, что "Россия везде отстала". Это манипуляция: по целому ряду направлений у нас есть прорывные решения, признанные международным сообществом разработчиков. Это и софтверная, и аппаратная часть, и инновационные сенсоры, датчики и нейропроцессоры, которые воплощают работу в реальность, и говорить, что "мы безнадежно отстаем" некорректно.

Как вы решаете проблему зависимости?

Ольга Ускова: Мы столкнулись с необходимостью их импортозамещения еще до нынешних конфликтов. В 2010-е годы наша компания набирала по ходу реализации проектов для управления беспилотным транспортом соответствующие компетенции, и мы попробовали покупать радары в США и Европе, где нам сказали: это "двойное назначение, и продавать не будем". Пришлось вспоминать собственные школы - профессионалы самого высокого уровня нашлись в Томске, который еще в Советском союзе считался "радарной столицей" и там сохранилась сильная "технологическая школа". И в итоге именно эта команда стала основной для серийного производства радаров и камер в стране.

В результате у нас сейчас есть свои высококонкурентные продукты: камеры, не подверженные эффекту ослепления и 3D-радары, дающие объемную картинку. В 2018 году наш радар взял приз как наилучшее инновационное решение в мире на Tech.AD в Берлине, а камера в 2022 году победила в европейской премии как самая профессиональная микрокамера в мире. То есть проблема не в способности что‑то придумать, а в устойчивой производственной базе и в том, чтобы точно понимать, для каких задач мы это делаем.

А с нейропроцессорами что происходит? Там зависимость от импорта до сих пор критическая?

Ольга Ускова: С нейропроцессорами ситуация самая сложная. Практическая микроэлектроника у нас пока в переходной фазе: есть экспериментальные серии, но до крупного серийного производства еще нужно дойти. Поэтому в реальных изделиях у нас сейчас стоят иностранные нейропроцессоры сразу нескольких стран, чтобы диверсифицировать риски, а параллельно мы тестируем отечественные разработки на малых партиях. По промышленному плану до 2035 года начать поэтапное развертывание собственных линий, и внешние условия тут, как ни странно, подталкивают к тому, чтобы этот план не срывался. Но пока это именно зона повышенного внимания: от нее зависит, сможем ли мы полностью контролировать свою ИИ‑инфраструктуру.

Генеративные сети - модный хайп. Как вы смотрите на гонку вокруг них?

Ольга Ускова: Очень важно отделять моду от инфраструктуры. Если мы говорим про генеративные нейросети, то это вопрос не о помощниках, которые будут развлекать человека, а про сам инструмент обучения, про создание "базовых движков" - алгоритмов, которых сейчас в мире ограниченное количество, и вся эта технологическая база не производится в России. Это напоминает нашу историю с радарами: пользоваться готовым устройством нам как бы разрешают, но доступ к внутренним кодам, к тонкой настройке под свои задачи - закрыт. Если завтра базовые инструменты станут недоступны, мы окажемся в положении, когда свои продукты будет можно развивать только через взлом и серые схемы. Поэтому ключевой стратегический вопрос - создание собственной инструментальной базы для нейронного программирования, своих "кирпичиков" для генеративных систем.

Как не превратить госпрограмму по ИИ в очередную "витрину" с игрушечными роботами?

Ольга Ускова: Сейчас для России особенно опасно уходить в экономически бессмысленные, но зрелищные направления. Человекоподобные роботы - хороший пример. Это очень дорогие игрушки, у которых до сих пор нет понятного массового потребителя. Если речь идет о рекламном щите, то есть куда более дешевые способы сделать рекламу. Мы находимся в военном соревновании по промышленным блокам, у нас ограничены ресурсы и люди, поэтому нельзя позволить себе роскошь распыляться. Куда важнее вкладываться в те направления, где ИИ реально меняет экономику: промышленность, транспорт, агро, энергетика. И еще один важный фильтр - наличие конкретного заказчика. Когда вам кто‑то из конкретной отрасли приходит и говорит: "У нас управленческий аппарат разросся до 60%, мы тонем в бумагах, нам нужен ИИ, чтобы разгрузить людей и поднять производительность", - это понятный запрос. А "давайте сделаем красивого гуманоидного робота, чтобы демонстрировать на разных мероприятиях" - это как раз путь к дорогому шоу.

Вместо гуманоидных роботов надо инвестировать в те направления, где искусственный интеллект меняет экономику, уверена Ускова. Фото: Getty Images

Кто вообще должен быть заказчиком в ИИ - отдельные компании, отрасли или государство в целом?

Ольга Ускова: Все зависит от рынка. Если речь идет о вертикальных рынках, заказчиком должен выступать отраслевой блок: Минэнерго, Минтранс, Минсельхоз, крупные госкомпании. Они формулируют проблему на языке экономики и процессов: сколько людей занято, где падает эффективность, какого результата ждут от внедрения ИИ и по каким метрикам будут оценивать. Наличие заказчика автоматически означает наличие контроля: понятные KPI, ответственность за результат, возможность оценить, улучшили мы ситуацию в стране или просто породили еще пару миллиардеров на госденьги. Без заказчика любая федеральная программа рискует превратиться в отчетность ради отчетности.

Когда говорят о стандартах для ИИ, что именно нужно стандартизировать в первую очередь?

Ольга Ускова: Сейчас точно не нужно жестко регулировать компании, которые обучают свои системы. Отрасль еще не насыщена, и, если ее "пережать", как это сделали немцы, можно легко убить инновационный рост. На этом этапе речь должна идти о стандартах пользования. К примеру, мы запускаем ИИ на закрытые территории - аэропорты, объекты "Газпрома" и так далее, и должны заранее прописать: что считается инцидентом, кто за него отвечает, как защищаются данные, сколько времени система имеет право работать в офлайне, когда ей нужно выходить в онлайн и где возникают риски перехвата. Необходимо вписать в юридическую практику, какой должен быть ответ на случившийся инцидент: кто ответственен, а кто виноват. Важно, чтобы такие стандарты не запрещали, а наоборот, описывали функциональные технологические процессы. И специальные правовые режимы тоже нужно проектировать с выходом: не только "как войти в эксперимент", но и "при каких условиях признать, что технология отработана и ее можно отдавать в широкое пользование" без дополнительного контроля.

Почему вы так много говорите именно про Томск, когда речь заходит об электронике и беспилотниках?

Ольга Ускова: Томск - хороший пример того, как историческая школа становится фундаментом для нового рывка. В 1941 году это был небольшой уютный город, который не был готов ни к приему эвакуированных заводов, ни к наплыву людей. Но томичи отдали под заводы свои здания, заселяли к себе в комнаты по нескольку семей, жили в голоде, но уже в феврале 1942‑го на фронт пошли точные приборы и прицелы, произведенные на этих заводах. После войны было принято решение построить там девять крупнейших институтов по направлению радиоэлектроники, и к середине 80‑х Томск опережал мир в этой области лет на 15-20. И сейчас, когда мы показали в Совете Федерации, как выглядит наш развернутый завод, было принято решение делать там промышленный кластер нового типа - по электронике и беспилотным системам.

Как устроен томский кластер электроники и беспилотников?

Ольга Ускова: Это большой государственный проект. В работу включились сразу несколько профильных министерств, Совет Федерации, крупные заказчики. Его цели - сделать электронику планируемой, обеспечить предприятиям постоянную производственную загрузку, требуемое качество изделий, и сроки их реализации. Это вопрос форвардных контрактов. То есть, если производитель выпускает продукцию, которая удовлетворяет требованиям согласованного ТЗ, то заказчик обязан ее приобрести в заявленном объеме. Первый такой контракт в рамках кластера был заключен нами с аэропортом Пулково на поставку роботракторов для транспортировки багажа, уборки территории, покоса травы на летном поле и т. д. В кластере собраны наиболее готовые к серийному производству российские предприятия. Сейчас их 13. Они выпускают лидары, радары, микрокамеры и другую, во многом уникальную продукцию.

Вы несколько раз возвращались к теме продовольственной безопасности. Почему считаете ее второй по значению после военной?

Ольга Ускова: В стране есть две главные задачи - военная и продовольственная. Если продукты питания отсутствуют, все другие дискуссии становятся бессмысленными. Надо понимать, что сейчас во многих международных спорах открыто звучит тезис: "Несправедливо, что Россия с такой плотностью населения владеет таким количеством земли и при этом ее не обрабатывает". Дальше логика простая: значит, либо Россия должна поделиться этой землей, либо эти земли надо отобрать. Единственный ответ - обрабатывать свои территории и делиться не землей, а конечной продукцией, продавать экологически чистое зерно и продукты с добавленной стоимостью. Внутри страны же проблема другая: у нас не столько нехватка еды, сколько нехватка доступной по цене качественной еды.

И здесь может помочь роботизация. Как решается сегодня вопрос работы роботизированных решений в реальных условиях, в частности, в отсутствии GPS?

Ольга Ускова: Это не футуризм, а вполне рабочая задача. Последние годы агросектор сталкивается с жестким дефицитом людей и техники. По разным оценкам в АПК не хватает от 200 до 300 тысяч человек. Многие поля просто не убираются. Роботизация сейчас - единственное решение. Действительно, СВО и нарушения логистики добавили еще один слой проблем - связь и небо перестали быть гарантированно безопасными. Когда вы понимаете, что координаты ваших электростанций и объектов всем известны, а высокоточные удары могут просто выключить свет в крупном городе, меняется отношение ко всему. Мы уже видим, как школы, детские сады, церкви, частные дома в ряде регионов переходят на генераторы. Приходится выбирать между светом и теплом, с одной стороны, и привычными сервисами вроде вызова такси - с другой. В такой реальности особенно востребованы технологии, которые работают при перекрытии связи: роботы, тракторы и комбайны с ИИ и техническим зрением, способные автономно работать в поле, без GPS и без оператора. И такие решения есть у нас, - в их основе лежит антропоморфный принцип. Они работают на наших полях. Их эффективность подтверждена практическим использованием.

Вы упоминали, что ориентировались на опыт советских машинно-тракторных станций (МТС). Как он трансформируется сейчас?

Ольга Ускова: История МТС - это, по сути, история национального советского мегапроекта. После Революции и Гражданской войны проблема голода в молодой республике стояла наиострейшим образом. Буквально за несколько лет в стране было создано около девяти тысяч машинно‑тракторных станций, которые позволили обеспечить колхозы техникой, накормить страну и обеспечить базу для будущей победы в Отечественной войне.

Стратегический вопрос - создание собственной инструментальной базы для нейронного программирования, "кирпичиков" для генеративных систем

Сегодня речь идет о создании сети роботизированных станций, которые обслуживают множество хозяйств. Не каждый фермер потянет покупку беспилотного трактора. Поэтому мы совместно с профильными министерствами анализировали, как перенести советский опыт в XXI век: создать робототехнический сервис, например, для Дальнего Востока, где уровень роботизации один из самых низких по стране и который бы сразу обеспечил хозяйства современной техникой. Это уровень задач, который под силу либо очень крупным объединениям, либо государству.

Расскажите подробнее о разработанном тракторе и "роботе‑агрономе".

Ольга Ускова: Это машина нового типа - гибрид, где основная часть - электрическая, бензин нужен только для запуска двигателя, выполняющего функцию генератора, который питает электродвижки. Мы убрали из конструкции максимально сложные узлы, которые чаще всего выходят из строя, встроили "мозг" с техническим зрением и ИИ, рассчитанный на работу в условиях радиоэлектронной борьбы, сделали бортовой разворот, что позволило технике маневрировать в максимально стеснённых условиях.

Важнейшим достоинством новой машины является то, что ей не нужен механизатор, она может работать 24х7, при этом качество выполнения операций, как у станка с ЧПУ, полностью не зависит от человеческого фактора, что обеспечивает эталонное качество всему полю. Причем речь идет о звеньях роботов, которые будут "общаться" между собой.

Очень внимательно мы считали экономику: цена ориентировочно 4,2 миллиона рублей, то есть она должна быть подъемной для реального рынка. Беспилотнику не разрешается ездить по дорогам общего пользования, но габариты позволяют доставить его на поле с помощью обычного автомобильного прицепа. Кстати, это новое слово в логистике. При этом мощности достаточно для работы с разными прицепными орудиями. Техника может выполнять все основные сельхозоперации: сев, культивацию, боронование, вспашку, опрыскивание и прочее.

Робот универсальный, то есть его функционал зависит от "обвеса". Еще одно из направлений работ - обслуживание комплекса коровников на животноводческих фермах, где он поправляет корм для коров, заменяя сразу несколько человек. Ну и, если выйти за пределы сельскохозяйственной темы, робот перевозит грузы в аэропортах и детектирует утечки газа на удалённых станциях Газпрома.

Во всем этом проекте есть и отдельные задачи - поддержать российских производителей компонент, и не зависеть от одного поставщика.

Ольга Ускова: "Робот‑агроном" решает другую проблему - взрывной рост расходов на удобрения и средства защиты растений при снижении стоимости зерна. Классическая схема анализа почвы выглядит так: агроном берет пробы в определенных, на основе своего субъективного опыта точках, отправляет их в лабораторию, а результат может ждать до месяца, и вносит удобрения "на глазок". Плюс человеческий фактор: где‑то навалили лишнее, где‑то сэкономили. В итоге, недостаток микроэлементов снижает питательность почвы, может вредить растениям. Избыток удобрений, наоборот, снижает эффективность их действия, осложняет рост корней и т.д. Поэтому мы сделали робота, который за минуты может определять физико-химический состав почвы с нужной дискретностью и создавать точную карту поля, содержащую распределение показателей содержания химических элементов по его площади. А также карту предписаний, которая потом загружается в систему автопилотирования трактора и позволяет автономно управлять внесением удобрений в соответствие с определенными ранее данными экспресс-анализа. Эксперты подсчитали, что на хозяйстве в 10 тысяч гектаров экономия достигает сорока миллионов рублей. Это серьезная экономическая история.

Как на этот фон ложится экспансия китайской техники в Россию?

Ольга Ускова: Китайцы действуют как государство, а не просто как бизнес. Когда американцы ушли с нашего рынка в 2022 году, особенно в автопроме и сельхозмашиностроении, Китай понял, что для него открылось окно и субсидировал свои компании на захват территории. Их техника сюда пошла ниже себестоимости, первый год - чистый демпинг ради создания дилерских сетей. Это стандартная история, когда государство хочет забрать под себя новый рынок. При этом у нас такая механика развита слабо: мы, как правило, выходим на чужие рынки одиночками, без господдержки, под заградительными пошлинами.

Сегодня внутри страны китайская техника сильно давит по цене на отечественных производителей. И еще один фронт - информационный. Мы, к сожалению, до сих пор не научились системно рассказывать о своих успехах - от тех же робо-тракторов с техническим зрением до кластера в Томске.

Давайте сменим тему. Сейчас модно писать книги "с участием ИИ". Может ли ИИ заменить писателя?

Ольга Ускова: Нет, заменить - не может. ИИ - это очень удобный нативный поисковик и ассистент. Когда я писала свой первый роман "Этюды Черни", насыщенный фактографией - президентские составы, международная юридическая история, - на сбор материалов ушло три недели, потому, что ИИ помогал. Я использовала нашу собственную генеративную систему "Ипполит". Например, за шесть часов программа собрала для меня все по Курской дуге, что заняло бы у живого помощника месяцев шесть. То же самое по историческим персонажам, религиозным движениям и так далее. Но при этом сам творческий нерв, "божья искра" - это то, что машина имитирует, но не рождает. Даже при самых совершенных нейросетях человек всегда чувствует, кто написал текст. ИИ - это инструмент, который экономит время и повышает достоверность, но писателя не заменяет.

Какую роль для вас играет блог? Это про имидж или про творчество?

Ольга Ускова: Для меня блог - это, в первую очередь, интерактив. Я иногда думаю о дневниках Софьи Андреевны Толстой и представляю, как изменилась бы "Война и мир", если бы тогда у Льва Николаевича был блог, и читатели могли бы ему в реальном времени писать: "Зря вы Аню под поезд отправили, я бы сделал иначе". Жизнь всегда интереснее любой выдуманной истории, вопрос только в том, фиксирует человек свои истории или нет. Когда в комментариях люди рассказывают, как у них что‑то в реальности произошло, это бесценный материал и мощная эмоциональная подпитка. Единственное условие - жесткие фильтры на хейт и ботов. Если человек не понимает, как устроены сети, его просто смоет грязным потоком. Нужно учить инфогигиене, работе с соцсетями, умению защищать мозг. Детей оттуда не убрать, их надо учить правильно пользоваться этой средой.

Верну в тему технологий. С кадрами в IT у нас по‑прежнему "вселенский стон", что людей не хватает?

Ольга Ускова: На самом деле сейчас ситуация обратная. После начала СВО схлопнулось много компаний, многие, кто в панике уезжал, вернулись, и в IT‑кадрах дефицита мы не чувствуем. Видно по конкурсам: если раньше на вакансию приходили два человека, сейчас - пятьдесят. Проблема не в людях, а в проектах и кредитной политике. Очень высокая ключевая ставка фактически убила стартап‑движение: брать кредит под 18 или под 14 процентов - это плюс‑минус одинаково неподъемно. Если нет доступных денег на развитие, то и точек приложения труда меньше. В таких условиях особенно важно, чтобы команда состояла не только из профессионалов, но и из людей с правильными человеческими качествами - готовых выстоять, работать в тяжелых условиях, не бегать туда‑сюда при первом кризисе.

Вы поэтому жестко относитесь к тем, кто уехал?

Ольга Ускова: У нас внутри компании правило простое: если человек подал заявление, - встал со стула, мы стул убираем. Контрофферы не делаем, "перекупать" не бежим. Есть истории, где сотрудник уезжал из‑за семейных обстоятельств, и это отдельный разговор. Но в массе своей, когда человек при первых сложностях бросает все - страну, родителей, иногда даже жену с детьми - это все‑таки вопрос качества. Для прорывных проектов сегодня нужны не только знания, но и устойчивость. Мне легче взять 19‑летнего и вырастить, чем 30‑летнего, который уже один раз убежал и вполне может убежать еще раз. Команда - это не набор резюме, это люди, которые собираются пройти вместе длинный участок пути.

Нельзя не спросить про "этику ИИ". Как вы к этому относитесь?

Ольга Ускова: Разговор об "этике ИИ" вторичен по отношению к этике человека. Если за рулем трактора сидит пьяный механизатор, он может переехать кого угодно, и дальше начнется привычный суд: адвокат расскажет про тяжелое детство, судья симпатизирует или нет, решение принимается по человеческим, а не по машинным критериям. С точки зрения результата, это случайная выборка. В случае с роботизированными системами общество должно сначала договориться между собой: какие правила мы считаем справедливыми. Если на поле висит табличка "Не влезай, работает робот", а человек лезет туда с бутылкой - ответственность должна лежать на нем, а не на машине. Для этого и нужны стандарты пользования, о которых мы говорили. Люди должны дать роботу четкое задание - что он обязан делать, чего он не имеет права делать и где заканчивается зона его ответственности.

Многие видели ролик с беспилотным ровером-доставщиком, который ездит по правилам, но игнорирует регулировщика. Что здесь менять - алгоритм или человеческое поведение?

Ольга Ускова: На самом деле и то, и другое. Город должен сам определить: считать ли такое устройство объектом критической важности и учить его понимать особенности местного трафика - включая регулировщика с поднятой палкой. Но параллельно нам придется пересматривать и собственные привычки: мы привыкли, что человек "как‑нибудь выкрутится", подморгнет, объедет, нарушит, а робот так не работает. Он строго следует заданным правилам. Поэтому внедрение ИИ в городскую среду - это всегда зеркальная история: мы задаем правила машине, но и машина заставляет нас пересмотреть свои правила.

И последний вопрос. Как вы воспринимаете американские медийные истории вроде "триллиона для Маска"?

Ольга Ускова: Как часть большой информационной игры. У вас есть страна с огромными внутренними проблемами - закредитованность, наркотики, социальные бунты, транс‑повестка, которую уже невозможно дальше раскручивать. Люди не должны задумываться о своем реальном положении. И тогда вы выдумываете сказку: есть человек, которому согласовали триллион. Это не про экономику, не про технологии, это про создание национального героя и про отвлечение внимания. То же самое мы видим на арт‑рынке, когда кто‑то "покупает" за миллиард какую‑нибудь "Черную соплю", чтобы разогнать цены на десятки миллионов. Когда слово "миллиард" перестает впечатлять, достают "триллион". Это как в детском саду: "А у моего папы 500 миллионов", "А у моего - 600 сиксиллионнов". Только теперь эта игра идет не на горшках, а в масштабах планеты.