Ну надо же! "Ни один иностранец не хотел меня. За англичан, французов и итальянцев выходили девушки с большими деньгами. Я же была настолько бедна, что находилась вне опасности" (Кн. Юлия Кантакузен. "Моя жизнь там и здесь"). Зря она так думала! Князь под ложным предлогом последовал за ней в Канны и подстерег ее в отеле. Она зашла в холл, в руках - свертки. Вдруг увидела его, сидящего в глубоком кресле. Руки задрожали (неожиданность), свертки рассыпались, и через два дня они уже были обручены. "То ли дело было в хорошей погоде и красоте Канн, то ли в его красноречии и полном пренебрежении к приданому, которое было так необходимо в Европе" (Кн. Ю. Кантакузен).
У таких семей есть четыре проблемы: а) приданое (Бог с ним), б) языковые барьеры ("твоя моя не понимай", в) разница культур, г) мой сын (дочь) мог бы взять получше.
Свекровь: "Она не говорила по-французски, а мой английский оставлял желать лучшего, так что наши отношения оставались сугубо официальными. Невесту трудно было назвать настоящей красавицей - слишком смуглая кожа, темные кудрявые волосы, черные глаза - однако у нее была удивительно тонкая талия. По мне, она была слишком американка, очень непохожая на девушек из старой доброй Европы, и я порой не понимала ее. Но Майк был очарован и счастлив, и я без раздумий благословила их" (М. Кантакузен-Сперанский. Из дневника бабушки).
Зато какую сказочную страну она обрела! Пейзаны и пейзанки! Длинные предложения звучали как одно слово. Люди были коренасты, сильны, у них были странные шапки, и их звали "мужики". В поместье въехала в "золотой карете" (6 белых лошадей). На запятках стояли казаки в синем, алом и мехах. Слуги целовали ей руки. Залы были огромны. А дом был так велик, что она в нем потерялась. И столько керосиновых ламп! Два человека чистили их целый день! Добрая старая Россия! Все окна и двери открыты настежь! Что касается народа, то он усиленно трудится и молча терпит. Так повелось от Чингисхана (Кн. Ю. Кантакузен).
Дом их (на самом деле замок) потом терпеливый и усердный народ сжег. "Наш дом ограблен и сожжен... Остались лишь каменные стены... Пять поколений выросли в нашем гнезде - и вот ничего не осталось. В угли превратились бесценные портреты и картины, старинная мебель и произведения искусства, более 30 000 книг, все архивы... и библиотека Сперанского" (М. Кантакузен-Сперанский. Из дневника бабушки).
Но до этого еще далеко! "Мне понравится моя русская жизнь! Тепло, душевно, традиции и так увлекательно!" "Естественное достоинство, терпение и мужество, многие другие столь же благородные и редкие качества - эти черты вызвали у меня восхищение всеми слоями российского общества" (Кн. Ю. Кантакузен). Всеми слоями!
Год спустя у нее уже был дом на берегу Невы, сын - младенец (наследник), все хвори позади (пустила корни). Пора прижиться ко двору (императорскому). Там праздники! Там жизнь! Ее свели с императрицами (их две, вторая - вдовствующая). Они ей покивали головой (значит, представлена)! Теперь - своя, проникла в высший свет, опередив всех, кто ждал годами! Пусть злобствуют! "Полная сил и энергии... я немедленно заняла свое место среди веселых молодых матрон столицы империи" (Кн. Ю. Кантакузен).
О да! Балы, великие князья, в глазах рябит, сплошное Фаберже! Лечу в мазурке с князем Оболенским! Вальсирую с кронпринцем Вильгельмом (сын кайзера)! Это он мне представился, а не я ему! Это он, как дитя, требовал, чтобы я ужинала с ним и императрицей (вдовствующей) за одним столом. Я отпиралась, но ведь пришлось! Весь Петербург шумел!
Каждый Новый год я получала его портреты. Даже во время войны с Германией - в конверте с красной печатью ("W" с императорской короной)! "Каким невоспитанным и высокомерным нужно быть, чтобы послать женщине, с которой встречался пару раз на вечеринках, свой портрет в военной форме на фоне окопов, когда война ведется против ее народа и когда такой подарок может бросить на нее подозрение" (Кн. Ю. Кантакузен).
Как она любила все это! "Санкт-Петербург был... в те годы самой блестящей столицей Европы... Царство хорошего вкуса и деньги создавали идеальные условия для обедов, спектаклей, танцев, ужинов и музыки. Наши женщины были красивы и хорошо одеты, а мужчины и женщины были очень скромны, образованны и умны. У каждого были серьезные обязанности, которые они выполняли с большим успехом, но они также обладали редкой способностью откладывать работу и с таким энтузиазмом отдаваться любым удовольствиям, которым, я думаю, не может похвастаться ни один другой народ... Ни один поступок или слово не выходили за рамки приличия и хорошего вкуса" (Кн. Ю. Кантакузен).
Мы рады за вас! А вот это тогда что? 9 января 1905 г., 120 лет тому назад. "Толпа с окраин столицы пришла к Зимнему дворцу..., чтобы увидеть императора и просить у него хлеба. Его бегство в Царское Село - как говорили, против его воли - и приказ открыть огонь по толпе были плохими предзнаменованиями. Императорская гвардия была отправлена в город, чтобы патрулировать и успокаивать его, и я знаю, что некоторые офицеры на собрании (по крайней мере в одном полку) обсуждали, нужно ли подчиняться таким приказам... Искушение не подчиниться было сильным у многих, поскольку они понимали, что было сделано все, чтобы обострить ситуацию, и что народ долго страдал в руках слепой бюрократической машины... Каждый разумный человек чувствовал, что реформы необходимы" (Кн. Ю. Кантакузен).
Ей было страшно. Озиралась на улицах, запиралась в доме - вдруг придет толпа. Забросила детей (1,5 и 4,5 года) на другой континент, подальше от событий. А как в имении? Как там дела? Пейзаны и пейзанки? "В ряде имений начались серьезные беспорядки. Были случаи, когда сжигались или были разграблены дома, все помещики находились в тревоге... Ранней весной нашему управляющему начали поступать угрозы, и он, почувствовав себя... беспомощным - один против трех деревень, - тут же покинул свой пост и первым же поездом уехал в Петербург, якобы "доложить обстановку". ...Встретили этого малодушного господина весьма холодно, его сразу же уволили" (Кн. Ю. Кантакузен).
Слава богу, обошлось! В имение прислали казаков (с нагайками)! Туда же отправился дворецкий, служивший семье полвека. Всех знал в деревнях, все уладил. Так что никто никого не сжег.
Зато сожгли с большой радостью весной 1918 года. Сначала "конфисковали весь скот, лошадей, мастерские и конюшни вместе с их запасами орудий, упряжи, повозки и экипажи" (Кн. Ю. Кантакузен). Потом разграбили винокурню и винные погреба. Много пили. А в одну прекрасную ночь через аллею Сперанского (великого реформатора) пришла толпа (крики, песни) с горящими факелами. Дом был разграблен. Мебель, бронза, картины выброшены во двор. Старинный дом (на самом деле замок) сожжен за ночь. "Солнце взошло и осветило печальную массу почерневших стен" (Кн. Ю. Кантакузен). Сегодня там не осталось даже стен.
- Чем дальше, тем больше я люблю Россию, - не раз писала она. Но что или кого она любила? Свой радостный мир? Свой салон, в котором собирались послы? Свое плавание в верхах (я поцеловала руку императрице)? Свои дома с прекрасным содержимым, свой садик с розами (выращивала)? Если так - то это любовь не на ту сторону.
Любить Россию - значит любить народ. Все для народа, все для того, чтобы он жил в достатке! Его интересы, его сохранность, его жизнь - прежде всего! Разве не так? И тогда не будет бегства на другой континент (семья княгини бежала), и тогда никто и никогда не напишет: "Мы почти ничего не смогли спасти". Княгиня уцелела, муж ее уцелел, дети, их было трое, остались целы, только жизнь их перевернулась на вечные времена. Нет ничего хуже, чем ложные представления о ложно понятой стране.
