Было ли это свойство молодости, или свойство страны, но был этот свободный дорожный народ, и было чувство своей, пусть не слишком ухоженной квартиры, проносящейся мимо, в которой безопасно, и ты в ней всех знаешь. Ты ничего еще не знал о прошлых жестокостях, ты чувствовал, что в этих местах обитания была когда-то другая жизнь, деревянные остатки ее были повсюду, но в кабине грузовика было спокойно, он натужно гудел, чуть попахивало бензином, и рядом был водитель, который захотел подобрать тебя на дороге.
Собственно, об этом речь. О том, что тебя всегда подберут. Исходя из внутренней свободы, не помня ничьих распоряжений, не считая дорожных рисков, но тебя подберут, может быть, из милосердия, а может быть, просто из чувства собственного достоинства или потому что нельзя не подобрать. Когда ты смотришь на того, от кого зависит твоя жизнь, и думаешь: "Ты подберешь меня? Ты сделаешь это, или это уже не обычай, потому что прошли 30 лет и все переменилось на дорогах?".
Вопрос повисает в воздухе, время разворачивается к нынешнему году, хочется то ли молиться, то ли кланяться, правда, неизвестно кому, может быть, просто всем тем, кто тебя подбирал по дороге, и, хочется надеяться, еще подберет. Нужно бы назвать это милосердием, но лучше, чтобы это была просто жизнь, наша жизнь, жизнь общая - на всех.
Да, хорошо вспоминается. "ЗИЛ - это еще что. А я в Западной Сибири, в Уренгое в стройотряде на попутных вертолетах передвигался. Летом дорог вне города почти не было, везде болота. А в каждом поселке была вертолетная площадка с будкой. Приходишь туда и ждешь. Никакого тебе расписания. Никаких тебе билетов. Подлетает Ми-8, высаживает пассажира, а иногда вообще пустой. Пилот видит меня в стройотрядовской куртке: "Тебе куда? Нет, туда не могу, но сброшу на полпути, там другую вертушку подхватишь". Говорили, так можно было до Москвы добраться" (Е. Блюмкин).
"В молодости приходилось работать на Крайнем Севере, район газодобычи, недалеко от Нового Уренгоя, тундра, вечная мерзлота, климат резко континентальный. Там была традиция такая - идет прохожий, по дороге, но обязательно остановится КамАЗ" или "Урал" ("ЗИЛок" не для тех условий) и обязательно довезет до поселка. Хотя прохожий просто идет, не голосует. Ни о каких деньгах и речи не шло. За год обычно 40-50 человек замерзали, тела которых находили по весне".
А вот история от внучки Авраамия Завенягина, знаменитого металлурга, одного из создателей атомной промышленности. "Дед мой, атомный министр, однажды опаздывал куда-то со своим помощником, потому что вдруг на загородном шоссе испортилась машина. Дед вышел и поднял руку, остановился грузовик. Дед сел в кабину, помощник в кузов. Вскоре их остановил патруль, и дед предъявил документы. Патруль козырнул: "Хорошей дороги, товарищ министр!" - и поехали до места назначения. Кажется, это был 1954 год".
Разве это легенда? Просто жизнь, общая для всех. Сколько историй о том, как в Москве, глубокой ночью, добирались до своих квартир на поливальных машинах! "Были чудесные поливальные "ЗИЛы", водители которых, если вам оказывалось по дороге, подвозили студентов аж до высотки МГУ. За хороший разговор бесплатно" (В. Куликов). И сколько историй о бескорыстности. "Нас с моим школьным другом знойным летом 72-го года на пути из Рогачево в Дмитров экзотическая "Колхида" подобрала. При попытке дать водителю два рубля он, кажется, обиделся, сказав: "Идите, идите, ребята" (С. Смирнов).
Помнишь добро всю жизнь. Мелочь вроде, но невозможно не помнить. Нечаянно оказанное добро чужому человеку, когда ему было не по себе или отчаянно плохо. Помнишь именно тогда, когда тебе нужно самому решать, что делать: добро - или мимо, мимо.
"Того водилу с федеральной трассы помню всю жизнь. Возвращалась из командировки. На автобус, который бы меня довез из небольшого поселка километров в шести от железнодорожной станции, опоздала. Следующего ждать часа четыре, а то и все пять. Двинула пешком по обочине в надежде, что кто-нибудь подберет. Нет, никто. Машины идут - и все мимо. А рукой махнуть и тормознуть - вот ни за что! Никогда никого ни о чем не просить - это у меня в крови. Для других могу, для себя - нет. А тем временем хлынул дождь. Машины мчат, я иду. Я иду, машины обгоняют и все - мимо. Вдруг какой-то самосвал тормозит. Водитель дверку распахивает и орет на меня:
- Ты какого черта не голосуешь?! Давай залезай, - и руку протягивает.
Мокрой курицей плюхаюсь на сиденье и улыбаюсь в ответ. От вознаграждения пожилой водила отказался. Вспоминаю этот случай часто. Себя молодую и пожилого дядечку за рулем. Пусть один из десятка, но все равно найдется тот, кто протянет тебе руку" (Т. Вылегжанина).
Было, было. А сегодня? Сегодня мы распахнем дверь абсолютно чужому человеку? Можем ни в чем его не подозревать? Можем довериться тому, кого совершенно не знаем? Можем быть в помощь - не размышляя, в силу долга, тому, кого больше не увидим никогда?
Есть врач, замечательный врач, прошел пандемию на первой линии. Вот что он записал: "В 2018 году я проехал автостопом от Забайкалья до берега Баренцева моря и обратно. Поднимаешь руку и... "Жигули", "Скания", "уазик", "Мерседес", что угодно. И даже более того, могут накормить в придорожной столовой и даже оплатить ночлег, и само собой разделить хлеб в кабине. Россия. Кто-то скажет, что в Сибири - немного другой народ, чем в Центральной России. Я тоже так думал, но кормил меня и платил за гостиницу парень из Северодвинска, ярославский дальнобойщик пересадил к своему напарнику (тот ждал на окраине Ярославля), и я двинул с ним к Ладоге, а карельский парень сунул сотку молча" (Ингвар Аурум).
У народа невозможно отнять привычку делать добро. Она никогда не исчезает. Она встроена в его сердце. Есть времена, когда она становится менее различимой. И бывают эпохи, когда она на самой поверхности, когда невозможно не делать добро всем вместе.
Добро проникает в плоть и кровь, становится повсеместным. Мы это быстро чувствуем - по общему спокойствию, по легкому дыханию, по тому, что отпускать детей в мир становится легко. Что же тогда ценить выше всего? Чего нам ждать, что желать всем сердцем? Есть только один ответ. Повсеместность добра.
