1) закуска (королевские сельди, икра, форшмак);
2) суп из протертого зеленого гороха, пирожки (гаше (рубленое мясо) из курицы, бешамель и трюфеля), крепинеты (зажаренные тушки) из мелкой дичи;
3) индейка с трюфелями;
4) паштет из кенелей (рыбьи клецки) (с раковыми шейками, петушьими гребешками и шампиньонами в бархатном соусе);
5) лещ в матлоте (рыбное рагу) с филеями из угрей и налимовыми молоками;
6) артишоки;
7) молодые тетерева и дупельшнепы и салат из малагской душистой дыни;
8) суфле из шампанского с ванилью;
9) мороженое из ананаса пополам с малиновым;
10) "и наконец, чтобы возвысить вкус чудесного лафита, крутоны из белого хлеба с поджаренным на них красным английским сыром".
В этом месте хочется зарыдать: хочу! Есть - хочу! Тем паче что князь Одоевский все равно не даст вам покоя. Он затащит вас в свой магический кабинет, полный рукописей, реторт, склянок, порошков, толстых томов, засушенных насекомых, непременно с человеческим скелетом и - как апофеоз всего - белым черепом. Чем он там занимается по ночам? Спиритизмом, алхимическими опытами? "Ночью, когда старик засыпал, счастливый алхимик открывал свой чудный камень; несколько крупинок его падали на расплавленный свинец - и свинец обращался в золотой слиток" (Одоевский, "Саламандра").
Да всем, чем угодно, занимается! Любитель философии, музыкант и знаток музыки, композитор, 4-5 иностранных языков, издатель журналов, тот, кто увлечен физикой, химией, математикой, изящной словесностью, педагогикой и еще массой предметов - кажется, всем тем, что под руку попадется. Его книга о гальванизме (1844). Технический альманах для крестьян "Сельское чтение" в 1840-х. Стенография? Он хотел, но не успел написать руководство по ней. Библиография? Сколько угодно! 15 лет служения в Публичной библиотеке (еще и директором Румянцевского музея). Музыкальный и литературный критик? До упаду, многие сотни страниц. Лучший на Руси знаток древней церковной музыки, ее реставратор. Более или менее успешный чиновник, сенатор в 1860-х, которому пришлось срочно овладеть юриспруденцией, чтобы быть здравым и компетентным в уголовном департаменте Сената. А еще - устроитель знаменитых суббот, когда "вся русская литература пересидела на его диване" (Шевырев).
Какой странный, универсальный человек. Любопытствующий, о всем - написать, все - придумать, и времени - никак нет. В Петербурге - 5 административных должностей. В Москве в заседания Сената являлся первым с огромным портфелем, набитым бумагами по уголовным делам, понятым им и обработанным (Победоносцев). Арбайтен!
К тому же он - высший свет! Вот играет в шахматы с великой княгиней Еленой Павловной, а вот - обменялся парой слов с государем-императором. А потом всех смешал у себя дома: великих мира сего, литераторов, музыкантов, профессоров, да кого угодно - поговорить.
К тому же все время что-то изобретает. "Делал опыты со своими акустическими очками в саду; на расстоянии 60 сажен звук струны 1/2 милл. в диаметре был явственно слышен, словно удары колокола или далекой пушки. Как назвать? Телефон или звукособиратель? - Далекозвук?" Ему советуют: "Звучник". На дворе 1868 год, 60 сажен - около 130 м ("Дневники", 1859-1869).
Но у него есть тайна. До 40 с лишним лет - писатель, большое имя. А потом как стена - ни повести, ни сказки. Почему? Зачем? Неразделенная любовь (она была)? Кризис жанра? Никому не известно.
Писателем он все перепробовал: фантаст, реалист, философ, сказочник. Все помнят "Городок в табакерке". А что еще? "Сказки дедушки Иринея". "Однажды, на беду, Маша разбила кувшин. Как узнает об этом тетка - вон из дому, да и только, пока не сыщет другого кувшина! А где сыскать? Вот Маша идет да плачет; вот дошла она до дерева, а под деревом сидит старуха, да еще какая! - без головы! Без головы - не шутка сказать!" Дети это любят.
А что еще? Мистика, повести. На дворе - 4338-й год! "Я в центре русского полушария и всемирного просвещения; пишу к тебе, сидя в прекрасном доме, на выпуклой крышке которого огромными хрустальными буквами изображено: Гостиница для прилетающих. Мы сюда из Пекина дотащились едва на восьмой день! Что за город, любезный товарищ! что за великолепие! что за огромность! Пролетая через него, я верил баснословному преданию, что здесь некогда были два города, из которых один назывался Москвою, а другой собственно Петербургом, и они были отделены друг от друга едва ли не степью" ("4338-й год").
А что - вполне может быть.
А теперь - пугаемся. "Ему вздумало однажды явиться привидение с бледным лицом, с меланхолическим взглядом; но покойник выставил ему язык, чему привидение так удивилось, что впоследствии уже никогда не осмеливалось являться ни ему и никому из нашего семейства. Я теперь следую батюшкиной методе, когда мне попадается в журналах романтическая повесть ваших модных сочинителей" ("Привидение"). Отличный способ читать прессу!
"Молодые были уже в спальне и с детскою невинностью любовались убранством комнаты, как вдруг на белом атласном диване они увидели черную перчатку" ("Черная перчатка"). Страшно-то как! Помнится, много черных перчаток приползло к нам в детстве. Спасибо, Одоевский!
Он годами был бессменным председателем благотворительного Общества посещения бедных (детские приюты, квартиры - убежища, мастерские, лечебница и т.п.). Сотни членов, многие из высшего света, бюджеты в десятки тысяч рублей. Бескорыстно, безвозмездно, по доброте душевной, масса личного времени. От нечего делать, от богатства? Вот дневник Одоевского: "При возрастающей дороговизне на все, нам почти нельзя свести концы с концами, сколько мы ни обрезали себя в издержках" (1865). Речь шла о суммах в 200-300 рублей.
Что говорили о нем? Прекраснодушный, кроткий, простой, юношески любит человечество, добрый, "брат всякого человека". "Ни о ком не сказал дурного слова, никого не обидел" ("В память о кн. Одоевском"). Кроткий? А он себя видел совершенно другим. "Я по натуре вольный казак, был им и буду!" ("Дневники").
Вот формула Одоевского = восторженность + мрачность (мистика) + никогда не убывающее любопытство ко всему + желание жить, узнавать, наслаждаться каждым моментом бытия + страстное желание всем обо всем рассказать, писательство, которое в крови, + потрясающая универсальность знаний + этика (зло - никому и никогда).
В ответ на мрачный вскрик Тургенева, написавшего свой манифест "Довольно!" (всё - надоело), он, будучи за 60 лет (тогда это был стариковский возраст), ответил своим манифестом "Не довольно!". "Прочь уныние. Не один я в мире, и не безответственен перед своими собратьями - кто бы они ни были: друг, товарищ, любимая женщина, человек с другого полушария! - То, что я творю - волею или неволею, приемлется ими; не умирает сотворенное мною, но живет в других жизнью бесконечною. Мысль, которую я посеял сегодня, взойдет завтра, через год, через тысячу лет". И есть ко всему этому "ангел-хранитель": "любовь! любовь всеобъемлющая, всечующая, всепрощающая, ищущая делания, ищущая всезнания, как подготовки к своему деланию".
Вот и будем на этом стоять. Человек универсальный, человек, стремящийся познать все. Добрый человек. Свободный. Вечное движение, вечное делание, вечное творение, вечное стремление к любви и - каждый день - старание донести до тех, кто сейчас, и тех, кто будет потом, все, что мы думаем и делаем сегодня, получая при этом огромное наслаждение от жизни.
