11.11.2005 04:00
    Поделиться

    Франция в огне: Париж глазами очевидца

    - Анатолий Тихонович, еще в октябре прошлого года вы опубликовали на страницах "РГ"-Недели" серию статей "Криминальный Париж", в которых буквально предсказали сегодняшние погромы. Выходит, французы не прислушались к вашему предостережению?

    - Это были не статьи, а главы из книги, которая, к сожалению, так и осталась невостребованной издательствами - ни во Франции, ни в России. Но я не хотел бы касаться сейчас этой темы, она все-таки вторична по сравнению с тем, что здесь происходит. Первый главный вывод, который мы можем сделать, анализируя последние события, таков: это полный крах, полное фиаско т. н. французской политкорректности. Экономическое положение в стране крайне неустойчиво. Предприниматели бегут в другие страны, где не так свирепствуют профсоюзы. Французы хотят работать как можно меньше, главное в их жизни - каникулы. Зато они с энтузиазмом бастуют. На мировой сцене Франция все-таки микроскопическая страна. И поэтому, чтобы придать себе значение, вырасти в глазах других стран, она постоянно критикует и ставит палки в колеса большим странам, в первую очередь Америке, России, Китаю, Англии, Италии и прочим, особенно тем, где у власти правые правительства.

    - Но это ее старая политическая традиция...

    - Да. Теперь же, при Шираке, Франция взяла на себя роль международного ментора, учителя хорошего тона, не стесняясь учить своей политкорректности Буша, Путина, Блэра, Берлускони, Шарона. Мол, Франция - родина прав человека, и в этом смысле одни только мы, французы, понимаем, что такое хорошо и что такое плохо. Я уж не говорю про прессу. Возможно, кое-кто со мной и не согласится, но мы в Советском Союзе тоже проходили эту французскую политкорректность. У нас был упор на борьбу классов, а у них - на общечеловеческие ценности. Цели как французской, так и советской идеологии были самые благие - построение идеального человеческого общества. Французские политики - люди совсем неглупые, вполне симпатичные, не злодеи. Они любят всех угнетенных на свете, всех бедняков, всех прокаженных в Азии, всех больных СПИДом в Африке и прочее, и прочее. Они только не любят, вернее, презирают, лишь не говорят об этом открыто, свой народ. Ибо рядовые французы не воспринимают их идеи, противятся им, а значит, по мысли этих политиков, надо их воспитывать, тащить за уши к светлым идеалам будущего.

    - Что значит "воспитывать"?

    -Воспитывать, согласно французской политкорректности, означает не называть вещи своими именами, проще сказать - врать. Во Франции, если послушать этих оракулов, уже 30 лет бунтуют, оказывается, бедные подростки, недовольные социальной несправедливостью, а не арабы и негры, которые в своих семьях получили совсем иное воспитание, религиозную направленность и на дух не принимают европейскую культуру. Политкорректная Франция очень возмущается немецкими бритоголовыми, британскими футбольными хулиганами, русской мафией. При этом она же в упор не видит, что рядовых французов не просто бьют, а молотят, лупят повсюду негритянские и арабские банды. Вслух об этом нельзя говорить, потому что говорить об этом вслух - расизм. А расизм, по их понятиям, самое худшее преступление. Поэтому если черный бандит на ворованном автомобиле сбивает насмерть офицера полиции, который преградил ему путь, бандиту дадут максимум два года и выпустят через год, ибо лучшие французские адвокаты докажут, что черный мальчик не виноват, у него было тяжелое детство. А про офицера напишут пару сочувственных строк, и никто никогда больше о нем даже не вспомнит. Если же офицер, защищаясь, выстрелит и убьет араба - вопли на всю Францию! Полицию обвинят в расизме, офицера отстранят от службы, и очень мало вероятности, что ему удастся отмыться и доказать, что он все делал правильно, по закону. Тридцать лет Франция всхлипывает о трудных судьбах бандитов в горячих окраинах, и никто, почти никто не вспоминает и не говорит о французских жителях этих же окраин, очень пестрых по своему этническому составу. Там живут люди разного происхождения, но большинство все-таки настоящие французы, и в первую очередь это им отравляется жизнь. Но про них никто не говорит. Потому что все, от правительства до прессы, стоят на страже прав так называемых обездоленных мальчиков из этнических общин. И только в последнее время в прессе стали появляться сведения, по-моему, вполне достоверные, о том, что этими бедными мальчиками командуют короли наркоторговли, которые обосновались на окраинах. Там у них своя индустрия, и, естественно, они не хотят, чтобы туда являлась полиция. А когда она все-таки является, в ответ идет такая акция, бунт. Но это только в самое последнее время. Вот, считайте, я высказал то, что считаю самым главным выводом из этих французских событий.

    - Я с большим интересом выслушал ваш анализ и не могу не признать его справедливым, но, конечно, вопросы у меня возникают. Если безоговорочно встать на предложенную вами точку зрения, не логично ли прийти к выводу, что в сложившейся ситуации единственной палочкой-выручалочкой является идеология Национального фронта, партии, которую возглавляет Ле Пен? Вспоминаю первую его победу, это было в городе Витри, где было много иммигрантов, и французские избиратели дружно проголосовали за Национальный фронт. Какие это вызвало в свое время громы и молнии во Франции! Так вот, нет ли искушения и нынешние события замерить идеологией Национального фронта?

    - Вы долгое время были корреспондентом в Париже и наверняка помните, как возник Ле Пен. Его воскресил товарищ Миттеран. Это была сложная политическая игра. Миттерана я считаю одним из самых ловких и самых умных французских политиков. Да, он помог возродиться этой партии, но, как это часто происходит во Франции, понадобилась ему эта игра для своих узких политических целей. Тогда Миттерану надо было избавиться от своего конкурента слева, Рокара, который чуть было не захватил социалистическую партию, и он это прекрасно сделал с помощью Ле Пена. Но после того как Национальный фронт стал побеждать там, где должны были побеждать социалисты, опять был найден простой выход - убрать его. Вы же помните, как это произошло?

    - Да, Миттеран ввел пропорциональные выборы, и партия Ле Пена сразу попала в парламент, причем его фракция оказалась почти равна фракции коммунистов. Но через два года правительство Ширака, которому пришлось "сожительствовать" с левым президентом, вернуло мажоритарную систему, и партия Ле Пена опять оказалась на политических задворках. Это был выдающийся политический эксперимент.

    - А я его расцениваю как ситуацию драматическую, которая не осталась бесследной для французской политики. Ведь на сцену был выпущен человек, острый на язык, но очень недалекий. И он стал пугалом, понимаете. Ведь до сих пор нельзя говорить о каких-то вопросах во Франции без риска, что вас назовут лепеновцем. Но хватит об этой фигуре: ему уже 80 лет, и ни он, ни его партия никаких политических перспектив не имеют.

    - В нынешней ситуации главным героем оказался министр внутренних дел Николя Саркози, против которого и направлен бунт окраин. Кстати, он тоже потомок иммигрантов - из Венгрии. Если его "уйдут", успокоит ли это Францию?

    - Не думаю. Первые пять дней все правительство хранило абсолютно полное молчание, никто рта не раскрывал, один Саркози всюду мелькал, он и не думал прятаться от публики. И французы все поняли. Ведь уже разыгрывается одна из главных политических интриг, нацеленных на 2007 год: кто будет выступать от так называемых правых на предстоящих президентских выборах. Саркози очень сильная фигура, очень популярная, чем все бароны голлизма, как их называют во Франции, дико недовольны. Так что нынешние события многим видятся как хорошая возможность убрать со сцены этого политика. Но вы должны понять, что в национальной драме, а я бы даже сказал, трагедии, которую сейчас переживает страна, пострадают в основном рядовые люди, простые французы, ведь это по ним больнее всего может ударить лихо закрученная правительственная интрига.

    - Можно предположить альтернативу? Если Саркози придется распрощаться со своим постом, это только поднимет его президентские шансы...

    - Ну, тут мы с вами вступаем в область догадок. Кстати, это очень по-французски: вы же знаете, как любят французы собираться в кафе, чтобы порассуждать там на политические темы. Может быть, в штабе Ширака тоже считают, что чем больше произойдет безобразий, чем больше французы будут напуганы, тем легче будет убрать Саркози, а потом утихомирить тех, кто стоит за так называемыми стихийными выступлениями молодежи, и в конце концов все успокоится. В любом случае, сейчас это может единственный во французском правительстве, французском истеблишменте человек, который выражается прямо и ясно. Он говорит: если человек поджег чужую машину, поджег детский сад, то он независимо от цвета кожи - хулиган. И это еще очень мягко сказано. А если поджег автобус с людьми, которых с трудом удалось спасти, то этот человек - преступник. От Саркози французы не слышат политкорректных слов в духе "ах, эти бедные, несчастные ребята", он называет вещи своими именами. Кстати, вы помните, какая у французов самая популярная игра?

    - Петанк: выигрывает тот, чей шар покатится дальше.

    - Так вот, вы знаете, что шары для петанка в добрые старые времена могли бы служить хорошими ядрами для пушек. Хулиганы из пригородов уже взялись за эти ядра, для них это своего рода "булыжник для пролетариата". Но этим оружием, пока еще холодным, они уже угрожают жизни людей.

    - Итак, "Франция - французам"? К этому клонят те, кто пытается усмирить бунтарей?

    - Вы опять клоните к Ле Пену? Напрасно: такой лозунг уже невозможен во Франции. Хотя бы по той простой причине, что сегодня это очень разнородная страна. Вспомните, сколько эмиграций она приняла в себя. Были как минимум три русских эмиграции, включая первую, самую многочисленную, которая осела тут после гражданской войны в России, принеся с собой огромную культуру. Она приняла и благополучно переварила итальянскую, португальскую, польскую эмиграции, каждая из них принесла этой стране свои рабочие руки. И все они вошли в европейскую жизнь.

    - Но это были эмиграции, скажем так, из христианских стран...

    - Правильно. А сейчас другая эмиграция. И с ней, с этой эмиграцией, работают очень серьезные товарищи из фашистских арабских стран, понимаете? Когда французская спецслужба по наблюдению за территорией, ДСТ, докладывает правительству, а сведения об этих докладах нет-нет да просачиваются в печать, что уже 20 лет ведется вербовка лиц, которых перебрасывают в Афганистан, где их натаскивают в лагерях, а потом они вдруг оказываются в Чечне или в Ираке, то как не задаться вопросом, что же там делают эти "бедные мальчики" из французских горячих районов? Но публично это не обсуждается: не политкорректно. Высказываются в лучшем случае только догадки, что беспорядки кем-то организуются, кем-то направляются. Ведь как-то странно думать, что эти подростки сами так четко выбирают цели, действуют безо всякого плана. Но при этом вполне планомерно уничтожают всю промышленную инфраструктуру своих же пригородов, в первую очередь школы, детские сады. Не знаю, насколько подробно все это освещается и показывается в Москве, в России, но здесь хорошо видишь: эти молодежные банды прекрасно натренированы. Полиция с ними ничего не может сделать. Они появляются и исчезают так, как будто их специально учили вести уличные бои. Я не говорю, что они этому научились в тренировочных лагерях других стран, этому вполне могли обучить приезжие инструкторы.

    - Анатолий Тихонович, на нашей с вами памяти, лет пятнадцать назад, подобные инциденты уже происходили во Франции, в частности, в городках вокруг Лиона.

    - Тогда это были только цветочки, тогда дело только еще начиналось. А теперь... Когда кто-то из мирных жителей просто заикнулся о том, что Франции фактически объявлена война и пора выводить войска из казарм, все политкорректные замахали руками: какие войска?! Да, я согласен, что это еще не война, но это уже генеральная репетиция. Понимаете? Это ощущение не проходит. Эти банды, обученные и вооруженные на деньги агрессивных арабских режимов, которые я и называю фашистскими, пока они только смотрят, пробуют силы, взвешивают, какой отпор могут получить от Европы.

    - Все-таки уточним ключевое понятие: ведь бунтуют в основном дети иммигрантов, а это по статусу полноправные граждане Франции. И ведь есть немало хороших примеров их интеграции, их вживаемости во французское общество.

    - Это еще одно подтверждение того, что с детьми иммигрантов должна вестись предварительная работа, о чем говорят сами французы, и правильно говорят. Ошибка правительства Ширака, я имею в виду правительство после Лионеля Жаспена, состояло в том, что оно разогнало местную милицию - то, что у нас в России называется участковыми.

    - Саркози теперь ее воссоздает...

    - Да, но он же ее и разогнал. Сначала сказал, что полиция должна заниматься своим прямым делом, а организовывать порядок на футбольных матчах - это должны другие люди. Это действительно была большая ошибка, которую осознали только сейчас. Но главное все-таки в другом: в несочетаемости культур, традиций, семейного воспитания. В африканских и арабских странах привыкли детей не воспитывать. Там никому и в голову не приходит, что надо, как здесь, в Европе, заниматься воспитанием детей. В этих семьях чуть что, детей бьют. Во Франции это невозможно. А раз детей бьют, дети учатся драться. Мы с вами люди примерно одного возраста, одного поколения, давайте вспомним свое военное и послевоенное детство. Да, мы тоже дрались на улице, кто не умел драться, того только били. В нынешней Франции этого уже нет, это уже отсутствует. Французы не любят драться - они предпочитают целоваться. А рядом, буквально под боком, вырастает другое поколение, которое привыкло драться, плохо учиться в школе, постепенно усваивая психологию: да, мы отстаем, мы хуже этого французика или этой французской девочки, зато мы запросто можем дать им в морду, а они дать нам в морду не могут. И за это нельзя наказывать черных мальчиков потому, что это расизм.

    - Один мой французский друг, адвокат, человек левых взглядов, утверждает, что хотя Франция исторически делится на правый и левый лагерь почти 50 на 50, настоящих левых в стране только 5 процентов. И уж эти 5 процентов, уверяю вас, не разделяют идею политкорректности в том виде, в каком ее вы изложили.

    - Даже если это так, суть проблемы не меняется: видите ли, во Франции модно быть левым. Вспоминаю одну знаменитую сцену, когда по телевидению должны были выступать в каком-то споре две совершенно противоположные фигуры. Это был генерал, естественно, человек с правыми взглядами, а оппонентом его был прекрасный французский шансонье Жорж Брассенс. Предполагалось, что они обязательно поспорят, и специально первое слово предоставили генералу с расчетом, что уж он-то заденет певца. Но генерал начал говорить Брассенсу такие славословия и комплименты, как, мол, он любит его музыку, и вся его семья любит его прекрасные песни, потому что в них "вся Франция", что Брассенс совершенно растерялся. И когда настала какая-то крошечная пауза, куда-то отъехала камера, певец успел прошептать генералу: прекратите говорить мне комплименты, вы отобьете от меня всех моих поклонников! Иногда мне кажется, что товарищу Шираку очень плохую службу сослужили 80 процентов голосов, которые французы отдали за него на последних выборах. Наверняка больше половины из них голосовали против Ле Пена, а он подумал - это, конечно, мое предположение - что голосовали за него.

    - У вас мелькнула фраза о том, что французские капиталы бегут из пригородов из-за их неудобств, их социального неуюта. Но бегут-то они в другие страны, а в результате меньше работы остается дома. Ведь в этом и была одна из причин провала европейской конституции.

    - Нет, это другое дело. Как раз в пригородах французские капиталы пытались создать льготные зоны. И именно эти предприятия сейчас жгут. Не потому, что эти мальчики такие неумные, а потому, что за ними стоят люди, которые хорошо рассчитали стратегию. Мы с вами не можем предполагать и не можем назвать, где и в какой стране они сидят, я только догадываюсь, что они сидят в арабских странах.

    - Хорошо: беглый взгляд на городок Клиши-су-Буа, откуда и полыхнул французский бунт. 28 тысяч жителей. 80 процентов живут в государственных домах с дешевой квартплатой - прямо скажем, далеко не самых уютных. Половина горожан - молодежь. Каждый четвертый в городе без работы. Ведь в таких экономически инертных зонах и накапливается горючий материал.

    - Поэтому я вполне разделяю возмущение мэра этого города, кстати, социалиста, тем, что хулиганы фактически сожгли два предприятия - на одном было 80 рабочих мест, на другом - 120. И после этого говорить о безработице?

    - Однако у иммигрантов второго поколения шансов получить работу значительно меньше, чем у их сверстников из французских семей, тем более - за равную плату. Может быть, эти предприятия отказали им в приеме на работу?

    - Ну, этого я не знаю. Может быть, да, а может быть, нет. Но не в этом же корень проблемы. К родителям этих детей нет претензий или почти нет: они ехали в чужую страну работать, зная, что никогда не станут ее полноправными гражданами. Но такой шанс появился у их детей, и кто, как не родители, обязаны были помочь этот шанс реализовать? Я сам иммигрант и знаю: кто чтит французские законы, тому уютно в этой стране. А что сказать людям, которые не хотят по этим законам жить и даже бунтуют против них? Видимо, только одно: убирайтесь обратно. Вот при такой политике все бы стало на свои места. Между прочим и сейчас, когда 15-летние подростки бесчинствуют по ночам, нельзя не удивиться: почему родители не удерживают их от ночных бесчинств и столкновений? Ведь помимо всего прочего они опасны и для жизни их детей. Почему не говорят: сиди дома и смотри телевизор? А вот почему-то не говорят. Я не стал так уж печалиться и о социальных проблемах этой части французского общества. Да, иммигрантские семьи во Франции живут по большей части в государственных домах с дешевой квартплатой, зато в отдельных квартирах. Даже в семьях, живущих на пособия по безработице или на маленькие зарплаты, дети одеваются там, как нам с вами и не снилось в нашей молодости. Я не говорю, что у них нет проблем, но как иммигрант знаю, что решение этих проблем в их собственных руках.

    - С вашей точки зрения, это только "французская болезнь"?

    - Я давно не был в Англии, но думаю, что там еще хуже. Не случайно и там уже не раз вспыхивали события подобного рода, которые, к счастью, не принимали такого масштаба.

    - Как же может разрешиться этот конфликт? Что об этом думают сами французы?

    - Во Франции те потерпевшие, чьи дома чуть не сгорели, я уже не говорю о тех, кто простился со своими машинами, чаще всего говорят: нужно предпринять какие-то крутые меры, может быть, навести порядок с помощью армии. Но политкорректная Франция на это никогда не пойдет. И дело тут не только в идеологических установках, но, конечно, и в национальном характере. Эта страна пережила дикую травму после Первой мировой войны, потеряв 5 миллионов своих граждан - для нее непропорционально высокая цифра. В результате все французы стали пацифистами. И когда началась Вторая мировая война, они встали, по французскому выражению, a quatre pattes - на четыре лапы, то бишь, по-нашему, на четвереньки. Понимаю всю чудовищность такой постановки вопроса, но они поступили умнее, чем мы, русские, заплатившие 27 миллионами жизней. И с тех пор во всех случаях, когда французам приходится встать на четвереньки, они просят: вы все-таки хотя бы занавесочку повесьте, чтобы нас не компрометировать. Такой договор. Как бы ни разрешились текущие французские события, один вывод из них очевиден. Политкорректная модель интеграции с ее установкой на мир-дружбу чуть ли не по известной советской песенке: дети разных народов, мы заботой о мире живем, все это блеф, все это лопнуло. Я глубоко возмущаюсь, когда читаю в российской прессе о том, что теперь и у нас избивают иностранных студентов только за то, что они черные, или китайцы, или арабы. Это действительно возмутительно. Тут я безусловно на стороне жертв и испытываю глубокий стыд за т. н. русских скинхедов. Но если говорить без эмоций, в этих событиях есть некий общий знаменатель, над которым надо серьезно задуматься не только французам. Я за интеграцию культур и сообществ, но только когда она действительно возможна и ни в чем не ущемляет титульную нацию. Если же такая опасность возникает, лучше не смешиваться, а жить и развиваться врозь.

    Поделиться