
И вот в этой стране вышел фильм о шестиклассниках, людях из того самого "привилегированного класса", живущих, правда, не в столице, а в старинном маленьком городке, куда привозят туристов посмотреть старый город, излучину реки, раздолье лугов… Туристы смотрели, обедали, ехали дальше. Взрослые проводили экскурсии, работали, шли домой. Дети шли в школу, бегали стайками по улицам, иногда дрались… В общем, играли. Особенно на каникулах.
Тот фильм начинался со статичного кадра, где два дядьки в куртках говорят на улице о своем, взрослом, серьезном - о командировках, о том, что в гостиницу не попасть, о родне и жизни… А фоном на среднем плане - скамейка с детворой. Потом камера приближается. Средний план становится крупным, потом - еще крупнее. И вот этот blow up, хоть он и не в фильме Антониони, переключал регистр. И уже не взрослые смотрят на детей снисходительно, мол, вырастут, как мы росли, а дети смотрят на взрослых как на существ с другой планеты, которым бесполезно что-то объяснять. Но хорошо, если этих инопланетян можно использовать как ресурс. У этих детей - вполне себе жесткая жизнь. С глупыми и вечно чем-то занятыми родителями. С учителями, которыми легко манипулировать. Со своими лидерами стаи, пардон - мнений. С правилами, которые нужно учитывать. А если один против всех - ату его! Точнее, ее. И ее гонят, как зайца, по улицам. И сжигают ее чучело на костре. И иначе, как "чучелом", не зовут.

В общем, фильм тот был снят в 1983 в СССР. Его снял гениальный Ролан Быков. Оператором был Анатолий Мукасей. "Чучелом" - абсолютно невероятная Кристина Орбакайте, которой тогда было 12 лет и которая все съемки провела со сломанной рукой в гипсе, упав неудачно в первый же день съемок. А снят был тот фильм по повести Владимира Железникова "Чучело", опубликованной в 1981 году, а написанной в 1970-х.
Когда первый раз Железников принес сценарий киноначальству, начальство сказало, как припечатало: "Эти фашиствующие дети никогда не будут на нашем экране. У нас нет таких детей".
Сценарий стал повестью. А повесть в конце концов стала вновь сценарием. А сценарий - фильмом "Чучело". И фильм даже смог выйти в прокат. Почти чудом.
Говорят, когда Ролан Быков с оператором вышли из кинотеатра "Пушкинский" (был такой за памятником Пушкина в Москве) после просмотра фильма, где плакали зрители, Быков сказал: "Кажется, мы сняли элитарное кино. Но для народа". Быков оказался прав. Не только потому, что тот фильм посмотрели лишь за год в СССР 23,7 миллиона зрителей. А потому, что сегодня этот фильм остается актуальным. И что-то мне подсказывает, что он останется актуальным еще долго. И повесть Железникова, по которой он снят, тоже. С 1975 года эта повесть вышла в 20 странах (в Америке и Японии дважды!) тиражом более четырех миллионов экземпляров.
Вообще-то с детскими писателями такое бывает. Вспомним хоть любимого всеми "Гарри Поттера…" Джоан Роулинг или "Малыша и Карлсона…" Астрид Лингрен. Но Владимир Железников не писал фэнтази. Он не писал и сказок. И несмотря на условный хеппи-энд повести, она не выглядит шибко оптимистичной. Да и какой уж там оптимизм, если и девочка Лена Бессольцева, и ее дедушка Николай Николаевич покидают старинный город навсегда, оставив и дом, и картины в дар городу. Конечно, одноклассники пишут на доске "Чучело, прости нас", но это как раз из серии сказочных финалов.

Правда, Владимир Железников не писал книжки и в стиле Doc. Но как раз в этом случае Железникову сюжет подбросила сама жизнь. Вот как он описывал этот "подарок" в предисловии к переизданию повести 2012 года:
"Однажды мне позвонила моя сестра из другого города. И рассказала о том, что в это время происходило с ее дочерью, моей племянницей. Весь класс несправедливо обвинил ее в предательстве и стал травить. Я посочувствовал своей сестре, и мы расстались.
Но с этого дня я стал следить за развитием, казалось бы, далекого от меня события. И тогда я понял, что эта история - готовый сценарий.
….История "Чучела" была мне настолько дорога, настолько захватила мое сердце, что, вернувшись домой, я сел за свой стол и стал писать повесть.
Это оказалось не такой простой работой. Прошла зима, а весной я поехал в маленький городок Таруса, где в старой беседке на краю обрыва, спускавшегося к шумной речке, я к осени закончил свою повесть. Здесь, в Тарусе, я нашел дом, где могла бы жить Лена Бессольцева. Он и сейчас стоит обветшалый.
И фамилия нашлась для Ленки на нашей улице. А история с живописными полотнами была подсказана тем, что в Тарусе жили и живут испокон века художники.
Я много работал, а в свободное время любил гулять по горбатым улицам заросшего зеленью городка. Или уходил на реку и шел далеко-далеко по Оке, всегда окруженный ватагой моих воображаемых героев. Я не расставался с ними ни на минуту. Мне казалось, я знаю этих мальчишек и девчонок, как самых близких мне людей. Я чувствовал, что они любят или не любят, я бывал у них дома, я смотрел на их игры. Но, конечно, самым близким и дорогим мне человеком всегда оставалась Ленка. Редкое создание, нежное и мужественное одновременно".

"Гений места" в этой повести Железникова оказывается еще и "гением истории". В том смысле, что история в ней становится не фоном - действующим лицом. Живым, по крайней мере для дедушки Ленки Бессольцевой, да и для самой Ленки. Не зря она в портрете "Машки", крестьянской девчонке XIX века, узнает себя.
Этот "гений истории" уже в книге 1970-х годов выглядит "уходящей натурой", почти такой же, как сама Лена Бессольцева и ее дед Николай Николаевич выглядят в глазах окружающих. Они - "чудаки", чтобы не сказать - фрики, в глазах окружающих. И не потому, что дедушка ходит в заплатанном пальто. Просто уже в конце 1970-х ни скромная бедность, ни милосердие и бескорыстие не были качествами, достойными восхищения. Они были людьми из "прошлого".
Любопытно, что в финале фильма Ролан Быков прощается со своими героями под звуки духового военного оркестрика. Этот оркестрик словно забрел из чеховских "Трех сестер", будто это и не советский "детский" фильм на экране.
Сам писатель пытался объяснить это так:
"Я тогда много писал о подростках и не без грусти начал замечать, что у них часто отсутствуют простые человеческие черты. Те черты, которые в старые времена было принято называть "благородными": бескорыстие, доброта, забота о близких, милосердие, преданность друзьям, хотя бы самые простые понятия о чести.
Наоборот, все больше и больше я сталкивался в детских сердцах с самолюбием, эгоизмом, равнодушием и даже жестокостью".
Сегодня "гений места" Тарусы, где Владимир Карпович писал свою повесть, связан и с именем писателя Владимира Железникова. Там есть даже его мемориальный кабинет. Кабинет этот устроен в доме-музее Константина Паустовского, старый деревянный дом которого был бережно сохранен и превращен в музей стараниями не только жены и падчерицы Паустовского, но и Владимира Железникова.

Это может показаться странным. Но самый точный портрет последнего советского поколения можно найти в повести детского писателя Владимира Железникова. Он, проработавший восемь лет в "Мурзилке" и в "Пионере" и называвший эти годы счастливейшими в своей жизни, был из того поколения детских писателей ХХ века, которые считали, что для детей надо писать, как для взрослых, только лучше. В этом смысле повесть "Чучело" не столько детская литература, сколько просто литература. Очень хорошая, честная проза.
Перефразируя слова Ролана Быкова, можно сказать, что Железников писал "элитарную прозу, но для народа". А вспомнилось об этом, потому что Владимиру Карповичу, который был 1925 года рождения, было бы сто лет сегодня.