Михаил Пиотровский - о краже в Лувре, бессилии всесильных технологий и моде на злорадство
Михаил Пиотровский - о краже в Лувре, бессилии всесильных технологий и моде на злорадство
Ограбление под сплошными видеокамерами
Михаил Борисович, как во времена всесильной цифры и сплошных видеокамер случилось ограбление Лувра? Многим казалось, что уж от музейного ограбления техника нас застрахует…
Михаил Пиотровский: Я бы сначала отметил очень плохую - для эпохи ИИ и интернета - информированность о контексте происшедшей кражи.
Никто ведь толком не мог составить нормальный список краж из Лувра. Приводили только примеры разных краж, а список появился лишь недавно. А он очень важен. Потому что кражи, начавшиеся с кражи "Моны Лизы", родившей ее славу…
Кража родила славу "Моны Лизы"?!
Михаил Пиотровский: Да. До кражи она была одной из работ Леонардо да Винчи, понятно, что великого художника, но отношения светской публики к ней, теперь похожего на отношение верующих к чудотворной иконе, тогда не было. Оно родилось из шума вокруг кражи картины.
То есть кражи могут увеличивать популярность музейных вещей?
Михаил Пиотровский: Да, но изучать их надо все-таки не для этого. А для уяснения, как с ними бороться. Сегодня слышал мнение эксперта ФБР: такое может произойти в любом месте мира в любом музее… Но кражи эти все-таки типологически очень разные. Я, например, запомнил показательную луврскую кражу 1995 года, когда из новой, открытой "галереи рисунка" украли пастели. Специально ходил смотреть. Поняв, что оттуда действительно что-то можно утащить, взял Эрмитажу на заметку…
Но в этот раз кража была ограблением…
Михаил Пиотровский: Да. Но мало кто обращает внимание на то, что ограбление сейчас становится самым действенным способом кражи. Несколько лет назад такого рода налеты были опробованы в ювелирных магазинах Лондона, и банды действовали очень нагло. Похоже, новый тип дерзкого налета вошел в типологию современных ограблений. Грабители могут прийти в музей и с автоматами… В Стокгольмский музей в 2000 году приходили. Но в случае ограбления почти все системы самой хваленой и технически продвинутой охраны оказываются никуда не годными. Потому что охранники просто сразу ложатся на пол.
И видно, что и работники Лувра боялись, что грабители вооружены. На самом деле, наверное, не были. Но, когда налет совершался и грабители врывались, кто знал, вооружены они или нет?
Это все надо заметить, учесть и как-то к этому начать готовиться.
Что можно купить за один камень из короны Наполеона?
Многие уверены, что уж Лувру-то с его богатствами за один камень из короны Наполеона можно купить и установить супердорогие и эффективные системы защиты от воровства.
Михаил Пиотровский: Ну у камня из короны Наполеона нет цены, потому что его никто не имеет права продавать. Музейные вещи же не предназначены для рынка…
А что касается систем защиты, то они все имеют свой предел. И "самые современные" часто ничуть не лучше вчерашних… Да, можно поставить дикое количество камер, но кто за ними будет смотреть. И камеры, как и людей, можно просто… обойти. Можно потратить сколько угодно денег, а "обходы" все равно будут. Соревнование между музеями и ворами идет постоянно. Музей придумывает что-то свое, а воры свое. Кстати, налеты грабителей на ювелирные магазины, о которых я говорил, это тоже своего рода "ответ" грабителей: "Ах, у вас тут техника?! Но она нам не помеха". Любое бронированное стекло можно разбить. Конечно, если ты возишься, тебя поймают. Но если разобьешь быстро, ограбление будет счастливым. Вера в абсолют технической защиты - это какая-то еще советская иллюзия, вот, мол, техника решит все наши проблемы. Не решит.
Техника помогает, есть неплохие системы защиты. И этика помогает - людей учат, что нельзя воровать. Но все равно обычно находятся и желающие украсть, и способные обойти всякую технику.
Так что кражи надо изучать, к ним надо готовиться. Но понимать при этом, что ко всему приготовиться невозможно. Музей - это сфера риска. Причем большого. Защита (в том числе и высокотехнологическая) его все время уменьшает, но до конца отменить не может.
Риски, даже просчитанные, не исчезнут. И при фантастически огромных деньгах, потраченных на безопасность музея, найдутся лазейки для краж.
В конце концов давайте поймем, что риск порождается уже тем, что людей пускают в музей. Тем, что музей доброжелательный… Тем, что он user friendly (удобный для пользователя)… Но без всего этого музей быстро становится похожим на крепость или тюрьму.
Так что нам все время нужно искать баланс между открытостью и риском.
Зал Лувра, где случилось ограбление, - это же дорога к "Моне Лизе". Народу в Лувр ходит много, музей открывается рано, стараясь быть доступным людям. Но доступность и комфорт всегда увеличивают риски. И этим могут воспользоваться злоумышленники. И что, никого не пускать? Пусть по телевизору "Мону Лизу" смотрят?
Нет, доступность - родовое свойство музея. Иногда ее надо ограничивать, но ликвидировать полностью нельзя.
Опасность краж растет вместе с престижем музеев
Опасность музейных краж в наше время уменьшается или возрастает?
Михаил Пиотровский: Конечно, возрастает. Растет же престиж музеев, их популярность. И все наши бесконечные разговоры об искусстве (даже если их ведут сами музейщики) всегда сопровождаются объявлениями цены шедевра. И эта явленная ценность и объявленная цена многих толкают на авантюры…
Так что, радуясь популярности музеев, не будем забывать о соблазнах, которые она порождает.
А как вы относитесь к лихим слухам, что в Эрмитаже каждый может спуститься в подвал и вынести из него что угодно. Мол, музейщики - расхлябанные люди, сидящие на сокровищах.
Михаил Пиотровский: Сначала филологическое замечание: слово "подвал" в этом контексте происходит из лексикона американских СМИ 90-х годов. "Подвал" для них означал "запасник". Надо отметить, что в подвалах Эрмитажа не хранят экспонаты из-за возможности наводнений. Таким образом это лишь (формальный и содержательный) перевод с английского.
Но такие слова требуют серьезной реакции. Потому что распространение таких сведений - одна из форм пособничества преступникам. Все эти разговоры "Да они там ничего не охраняют" и любимое увлечение журналистов проходить сквозь досмотр с какой-нибудь спрятанной за пазухой штучкой, как раз способствуют созданию атмосферы, поощряющей воровство. Рождению психологического ощущения "да, это можно сделать".
В Эрмитаже всегда всех проверяют. Я сомневаюсь, что рассказчики историй о том, как легко к нам зайти и что-то вынести, вообще ходят в Эрмитаж…
Это истории из ряда "В Эрмитаже все картины поддельные", "Они там ничего не охраняют" - от слишком бытового восприятия музейной жизни.
Меня и с эрмитажным пропуском проверяют за каждым поворотом.
Михаил Пиотровский: Мы на самом деле, особенно после кражи в Эрмитаже, переборщили с бесконечными проверками на каждом шагу. Ко мне ни разу не приходили жалобы на легкую охрану. И наоборот, полно жалоб на постоянные проверки и придирки, на то, что на входе проверяют так, словно хотят выяснить, карманник ты или нет…
Кого спасать первым?
Если кража случается, кого и что спасает музей в первую очередь?
Михаил Пиотровский: Это очень принципиальный вопрос и предмет наших вечных споров. В правилах Лувра на первом месте обозначена забота о людях. В галерее, где произошло ограбление, ведь были смотрители. Но они прикрывали и выводили людей. В то время как сотрудники музея вообще-то в первую очередь должны заботиться не о себе, не о посетителях, а о музейных вещах. Это звучит очень еретически, но это так.
Забота в чрезвычайных ситуациях о людях, а не об экспонатах это уже какая-то современная психология.
Не бессмысленно ли музейное воровство? Украденное ведь нельзя показать или продать.
Михаил Пиотровский: Продать можно. Вот все подняли крик, что из Лувра украдена корона с драгоценностями. Но корону-то как раз бросили, потому что ее не продашь. А все эти колье с драгоценными камнями продать можно. Вытащи камни из колье и продавай отдельно то и другое. Вот вам мнение другого эксперта: это не музейная кража - это кража драгоценностей.
Я уж не говорю о том, что сама эта операция ограбления резко повышает рейтинг грабителей. Мы забываем, что кроме привычного нам мира есть еще и большой - уголовный и полууголовный - мир, где у людей, что-то укравших из Лувра, сразу поднимается рейтинг. Известны же команды и группы, грабившие музеи…
Но что касается финансового оборота, то обычно украденные из музеев вещи служат залогом. Есть данные Скотланд-Ярда об использовании их в криминальном мире именно в качестве залога. Под него берутся деньги, даются какие-то гарантии. Ну а если вспомнить еще и криптовалюту…
Среди украденного из Лувра на этот раз есть вещи, которые уже несколько раз продавались. Я не про все из них все знаю, но, например, тиара королевы Евгении в свое время была по наследству возвращена семье Турн-и-Таксис, потом у них куплена и привезена в Лувр. Эти вещи туда-сюда "ходили".
Но набор украденного на этот раз, конечно, немного странный… От Наполеона там нет ничего, кроме колье, которое он подарил своей второй жене. А остальное это Наполеон III - совсем другая история.
Но желающие заплатить за них деньги найдутся, тем более если в криптовалюте.
Где всплывают украденные вещи?
Где обычно всплывают украденные вещи? На рынке антиквариата?
Михаил Пиотровский: И антиквариата, и неантиквариата. Но рынок антиквариата очень мощный, и всегда, кстати, противостоящий музеям. И на этом большом разнообразном рынке все еще и время от времени разменивается - на власть, на престиж.
И это, все время противостоящее музеям пространство, кражей в Лувре в том числе, показало нам, кто главнее.
В кино, особенно во французском, великое множество сюжетов с музейными ограблениями. "Как украсть миллион" с Одри Хепберн просто классика. Это по-своему легитимизирует музейные кражи в общественном мнении. А какого рода резонансы порождают реальные кражи?
Михаил Пиотровский: Злорадство.
У нас же в Эрмитаже тоже была кража. И кругом в мире было немало краж. И мы уже привыкли к злорадству как характерной реакции. Это такое не то чтобы плебейское, но какое-то мещанско-бюргерское отношение: ага, значит, вы тоже нечистые… И кстати, в таких реакциях нет особой разницы между Западом и нами.
Что с этим поделаешь… Видимо, многое из того, что мы делаем, публике не нравится. И когда нас постигают неудачи в виде музейных краж, кто-то начинает этому радоваться, но это и есть злорадство. Ах, этот Эрмитаж, ах, этот Лувр, ах, эта Франция… Тут еще и что-то политическое наслаивается…
Ну а кража из музея - символа нации, одно из самых популярных мест в стране - может делаться даже демонстративно.
В этой последней краже из Лувра я не думаю, что это было так, но я знаю, что было немало разных попыток что-то вынести из музеев под разговоры в духе деколонизации "Вернем наследие домой".
Так что такому бурному делу, как музейные кражи, нужен в первую очередь спокойный анализ происходящего. По мне, он полезнее переизбытка новостей…
Лувр вам собрат по несчастью? Вы вряд ли повторите: смотрите, они даже корону Наполеона не могут уберечь?!
Михаил Пиотровский: Эта кража ужасная беда, хоть корона и не Наполеона I, а тиара - Евгении, жены Наполеона III. Но помочь тут можно, лишь разобравшись в том, что случилось. Причем очень тщательно.
И в такой ситуации нужно не злорадство, а солидарность музею. Чтобы не увлечься упрощенным ужесточением режима, создавая тем самым в музее большой неуют. Посетителю и так часто неуютно, а после Луврской кражи все вообще встанут на уши, начнут проверять, где у кого окна, где можно подъехать с трапом, а где нельзя, как пролезть в окно…
Эффект злорадства
Почему люди так уверены, что хорошо знают, как наступать на фронте и руководить музеями?
Михаил Пиотровский: Ну это большая радость, когда казавшиеся кому-то недоступными музеи оказываются "такие же, как мы". Мы живем в массовом обществе. И массы любят радоваться такому и… всех учить. Шел человек по улице - его ограбили. И сразу начинается: а почему он шел без пистолета? Почему пошел в квартал, в который лучше не ходить?
Но самим музеям и МВД, конечно, нужно разобраться, не было ли попустительства, что было сделано правильно, а что нет. Но пока изобильный поток информации не дает даже ясной картины, что произошло. И понимания, как этого можно было избежать, не закрывая всех окон железными ставнями и не ставя камеры на каждому углу. У камеры же тоже есть предел, за которым наблюдение превращается в "информационный шум".
Надо разбираться и решать, как увеличить защиту музея, в том числе используя новейшие технологии. Но хваля ИИ, запросто выбирающего сведения из интернета, мы же понимаем, что алгоритмы считывания информации, пропустившие грабителей в Лувр, были плохими. Некачественными.
Да, мы живем в мире, в обществе, где какие-нибудь сволочи могут позволить себе нагло ворваться в Лувр, разбить стекло, вытащить музейные вещи. Пусть имеющие на самом деле скорее сентиментальную ценность, чем физическую, потому что таких колье в соседних с Лувром парижских магазинах достаточно много. Так что это скорее оскорбление общества, чем эффективная сверхнажива.
Но Лувр - это лицо Франции. А о лице надо заботиться. Если на него попала грязь, надо вытирать… А не радоваться - вот как кто-то обделался. Хотя, боюсь, это многим не понравится, ни во Франции, ни у нас в Москве. Но мы продолжим практиковать осознанный риск музейного существования.