Храните читаные письма -
в них весть о нас, в них мнится нить,
все то, что ныне, все, что присно,
могущая соединить.
Как хочется в соединеньи
грядущих их и сущих нас
узреть живую поколений
непотухающую связь.
И разглядеть сквозь грани призмы
за нами следующих дней
и наше слово в катаклизмах,
нам и не снившихся во сне;
и наше дело, нет - деянье,
пускай на воробьиный шаг,
но подтолкнувшее мечтанье
на исторический большак.
Не для того же родились мы,
чтоб как пустой растаять звук,
пускай прочтет хотя бы письма
не говоривший с нами внук.
Пусть трепет нашего сомненья,
застывший в письмах этих лет,
не светом, пусть хотя бы тенью
напомнит им, кого уж нет.
Александр Степанович Свистунов,
харбинец 1930-х годов
С автором этого стихотворения я познакомился, когда собирал материалы о моей семье. Она тоже прошла через харбинскую эмиграцию. И через многие другие трагические и светлые события в истории нашей Родины. А отправной точкой стали письма мамы, железнодорожного врача-педиатра, которые она двадцать лет писала своим родителям.
И чудом сохранившиеся.
27 декабря 1968 года
Здравствуйте, дорогие наши!
Пишу я Вам, думаете, откуда? С острова Сахалина. Вот еду сейчас в поезде по острову из Южно-Сахалинска в Поронайск. Зачем я тут оказалась? Медслужба ДВжд командировала меня на разбор жалобы, поступившей в ЦК КПСС, относительно смерти ребенка. Эта жалоба уже однажды расследовалась Сахалинским обкомом, тем не менее, поступила вновь в высшую (куда уж выше!) инстанцию. Моя задача - коротко - заключается в том, чтобы не допустить 3-ю жалобу.
Почему послали меня? Считают, что я умею улаживать конфликты, наверное.
В самолет я села впервые в жизни и всю дорогу отчаянно трусила, что станет мне плохо: сосала без конца "Взлетную" карамель, глубоко дышала и т.д. Но все обошлось благополучно. А вот сейчас еду, за окном унылый Сахалинский пейзаж. Всю дорогу метет небольшая пурга и светит солнце (мутное).
На станциях поезд стоит подолгу, а станции маленькие, с деревянными домиками. Меня же мучает мысль, что пурга переметет путь или что вдруг окажется нелетная погода и не успею вернуться к Новому году. В вагоне тепло, у меня отдельное купе, чисто, проводницы предупредительные. Я уже пила чай и даже поспала. Теперь жду, пока покажется Охотское море. Итак, что день грядущий мне готовит?
А вот оно и море. Местами подходит к линии метров на 10. Темно-серое, довольно спокойное, теряется в дымке. А у берега плещет волнами об обледенелые камни. Сурово и красиво.
Строчки подпрыгивают, словно написаны перышком кардиограммы. Вот здесь мама задумалась, глядя в окно, и авторучка скакнула вверх. Вот здесь вагон хорошенько тряхнуло на стрелке, и слово совсем не разобрать. Но я все равно его прочитаю, нацепив на нос очки.
Абзац - километр, страница - перегон...
Через полвека письма станут имейлами. Безликими и холодными. Теперь ровные строчки можно скопировать на флешку и хоть через 100 лет вывести на экран. Можно для удобства даже увеличить шрифт или пробелы между строчками. Вот только пейзаж за вагонным окном уже не ляжет на тетрадный листок в клетку. И экранную строчку не захочется погладить рукой...
Мы безвозвратно забываем, увы, какие это две большие разницы: торопливый файл и письмецо в конверте.
Погоди, не рви!
Игорь Коц, шеф-редактор журнала "Родина"
"Родина" продолжает печатать письма из домашних архивов читателей. Копии интересных и дорогих для вас весточек присылайте по адресу: rodinainfo@rg.ru