По количеству заболеваний, количеству летальных исходов во всем мире в нашей стране первенствуют сердечно-сосудистые и онкологические заболевания. Наибольшую тревогу, а, если быть совсем точным, страх вызывают именно злокачественные болезни. Как им противостоять?
На "врачебный консилиум" в "Российскую газету" пришли главный детский онколог, президент Национального общества детских гематологов и онкологов академик РАН Александр Румянцев, главные взрослые онкологи генеральный директор ФГБУ "НМИЦ радиологии", президент Ассоциации онкологов России академик РАН Андрей Каприн и директор ФГБУ "НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина, член-корреспондент РАН Иван Стилиди. Да, у них разные должности. Но кроме этих должностных служебных обязанностей каждый из них самый главный в области онкологической помощи в нашей стране.
Читатели "РГ" обрушили на главных онкологов шквал вопросов. Личных, порой совершенно частных. Хотя, что значит "личные", "частные", если речь о здоровье, о самой жизни? Скажем, три женщины, примерно одного возраста, со сходными профессиями, страдают схожей формой, локализацией рака молочной железы. Им положено одно и то же лечение? С применением одних и тех же технологий, препаратов и так далее?
Экономист из Подмосковья Екатерина Т. недоумевает, почему ее приятельницу, страдающую, как и она, раком молочной железы лечили (указывает препарат для химиотерапии), а ей назначен иной. Лечат им уже полгода, а явных улучшений нет. И вопрос: куда обратиться? Есть ли у нее право на смену препарата?
И Андрей Каприн, и Иван Стилиди объясняют, что заочно подобные ситуации не корректируются. У каждого свой рак. С каждым случаем надо внимательно разбираться.
А возможности для этого есть? От частного вопроса участники встречи переходят к общим, острым проблемам онкологической помощи. Ведь национальная противоопухолевая программа появилась не случайно. Она ответ на вызов времени. А время повсеместно не самое оптимистическое. Во всем мире онкологических болезней становится больше.
Признаемся, много лет назад мы уже задавали вопрос: рак пятится назад? И тогда не смогли ответить на него положительно. Речь шла о некоторых подвижках в диагностике, о появлении и использовании новых технологий… Но не о глобальных переменах. А вот теперь, когда, повторюсь, начал действовать национальный онкологический проект, рак будет пятиться назад?
Читатель Виктор Катушев, указавший свой возраст, - ему 73 года, и то, что шесть лет назад ему удалили рак простаты, просит конкретного ответа на вопрос: "У нас в стране растет онкологическая смертность или нет?".
Андрей Каприн ответил конкретно:
- Растет. Есть цифры. Но главное не они. Главное то, что этот рост совершенно законный. Растет заболеваемость. Растет, прежде всего, потому, что, слава Богу, увеличивается продолжительность жизни. А пожилые, старики болеют чаще, больше, раком в том числе. Грубо говоря, мы стали доживать до своего рака. И тут мы, да и никто в мире, ничего не можем сделать. Заболеваемость будет расти. Это природный процесс.
А Александр Румянцев добавляет:
- В прошлом году в России прибавилось 620 тысяч взрослых и 4,5 тысячи детей с онкозаболеваниями.
- А в мире?
Участники встречи в ответ предложили данные Всемирной организации здравоохранения за 2018 год о заболеваемости и смертности в расчете на 100 тысяч населения. Вот они: в Великобритании заболеваемость 671,4, смертность - 278,1; в Германии соответственно 739,7 и 300,7; во Франции - 698,4 и 279,6; в Норвегии - 640,7 и 220,3; в Испании - 582,7 и 244,8; в Бельгии - 695,1 и 257,6; в Австрии - 523,5 и 250,6; в США - 651,6 и 188,7; в Канаде - 674,0 и 193,1; в России - 425,5 и 200,0.
Эти данные свидетельствуют: уровень заболеваемости злокачественными новообразованиями в нашей стране ниже, чем в представленных странах. А вот смертность в РФ сопоставима с развитыми европейскими странами, одна из самых высоких. И снижение ее - одна из сложнейших задач.
Какие онкологические заболевания труднее всего поддаются лечению? Откровенно говоря, ждали от наших гостей перечень локализаций, форм рака. Но по их общему мнению, труднее всего - поздние стадии этой болезни. Те, от которых нет средств спасения.
Сейчас повсеместно внедряются скрининговые программы. Требуется обязательное обращение в медицинское учреждение. Кто первыми станут поступать в стационары? По мнению наших собеседников, больные, у которых достаточно выраженная 3-я или 4-я стадия злокачественного процесса. Ими ранее по-настоящему не занимались. По той простой причине, что они не обращались за помощью. По разным причинам. А тут скрининг, все на осмотр. И придут пациенты с этими поздними стадиями. До того люди уходили из жизни без онкологического диагноза. Отныне он есть. И цифры показателей смертности растут.
А у нас есть вопрос из Крыма. Там, судя по письму, болеющих раком гораздо больше, чем в среднем по России… Да, не все просто со статистикой. И касается это не только Крыма, не только нашей страны. В данном конкретном случае крымский рост онкоболезней (не удивляйтесь!) за счет близости Северного Кавказа. Там свой менталитет, который не просто преодолеть. Там нередко онкологический диагноз побуждает человека немедленно покинуть аул, чтобы никто не узнал о раковой болезни. Это только со стороны кажется нелепостью. Это данность, с которой нельзя не считаться. Изменение ментальности нередко сложнее лечения. С такой проблемой имеем дело не только мы, не только в России. Миграция - это тоже данность времени. И она вносит свои коррективы в статистику.
В настоящее время в России на диспансерном учете в онкологических медицинских учреждениях состоят 3 762 218 человек. С 2008 по 2018 год их число выросло на 47,2 процента. Пугают цифры? Но они-то как раз свидетельствуют о том, что есть положительная динамика и в выявлении, и в лечении онкоболезней. И об этом тоже говорят цифры: 5 и более лет находятся на диспансерном наблюдении 2 048 522 больных. Это 54,45% от всех больных, страдающих злокачественными новообразованиями. Значит, за десять лет таковых стало больше на 8,1%. Хотя на первом году с момента установления диагноза летальность явно вяло сдает позиции. Но все же сдает: в 2018 году она составила 22,25%. А в 2008-м - 29,9%. То есть снижение на 27%.
На фоне этих данных многие письма наших читателей - явный диссонанс. Цитируем Татьяну Гусеву из Тулы: "Сначала три месяца хирург резал чирей. Потом еще месяц лечили от гнойной инфекции. Сколько бы это продолжалось, неизвестно. Пока случайно кто-то посоветовал сделать гистологию. От первых звоночков до диагноза прошло почти полгода. После того, как все же обнаружили онкологию, начался новый этап мучений: в Тульской области один гематолог НА ВЕСЬ РЕГИОН. Попасть на прием невозможно. Очереди огромные. И это в области, где чуть ли не самый большой чернобыльский след. Мне повезло - дали направление в Москву. А врачи говорят о необходимости ранней диагностики. Где, как ее получить?"
Доступность помощи, доступность повсеместная, независимая от географии, от чина и возраста пациента. Новейшие технологии, самое современное оборудование, препараты - все теряет свою значимость, если доступно для узкого круга. Если приобретенное лучшее в мире оборудование простаивает по причине отсутствия кадров, которые могут им воспользоваться для диагностики, лечения.
Дефицит кадров в онкологии, по мнению участников встречи в "РГ", всегда будет, так как онкология - самая динамично развивающаяся отрасль медицины. Все фундаментальные наработки, достижения, которые есть, очень быстро оказываются внедренными в клиническую практику. И национальная онкологическая программа буквально расписывает, куда именно, какое именно оборудование - диагностическое, лечебное, лучевое, радиологическое, должно быть поставлено. Предусмотрено дообразование кадров. И это делается. Имеются в виду и мастер-классы, и возможности телемедицины.
Сообщение из Екатеринбурга: "Не раз слышали от онкопациентов, что им самим приходится разбираться в схемах лечения. Врачи ничего не объясняют. Называют препараты, побочные эффекты. А потом: "Ну, вам решать. Не хотите - не настаиваем!" Как такое возможно?"
Такое не должно быть возможным. На нашей встрече была озвучена цифра: из 10 пациентов детского возраста у трех может быть диагностическая ошибка. Потому в онкологии должно быть введено понятие второго мнения. А для некоторых видов опухолей - несколько мнений. И эти мнения должны быть учитываемы при назначении лечения.
Тому призваны служить созданные неотложные и плановые телеконсультации. Проводятся они круглосуточно. Регионы к ним готовятся. И становятся возможными более точная диагностика, назначение оптимального лечения. На встрече в редакции приведена цифра: онкологический диагноз был поставлен в 1200 случаев. Благодаря телеконсультациям 43 онкодиагноза были сняты. Причем все персональные данные о пациенте закрыты. Поясним. Не сам больной обращается в федеральный или национальный онкоцентр. А местный коллега, принявший пациента, обращается в эти учреждения после того, как его пациент правильно, досконально обследован на месте. После такого консилиума принимается решение о месте его лечения. Телеконсультации - это и своего рода мастер-классы.
Громадная территория нашей страны диктует политику в онкологической службе. Сейчас создаются центры амбулаторной онкологической помощи - ЦАОПы. Они не замена привычным онкодиспансерам. Они - первичное звено службы, лечебно-диагностическое координационное учреждение, призванное сделать ее по-настоящему доступной, независимой от места жительства пациента. Где, сколько должно быть ЦАОПов?
Некоторые регионы уже спешат доложить об их количестве. Главные специалисты отслеживают конкретную ситуации. Есть, например, норматив: на 150 тысяч человек положен один ЦАОП.
Но, скажем, Хабаровскому краю он не подходит. Там другие цифры, потому что другие расстояния, другое расселение. И, скорее всего, там требуется один ЦАОП на 40 тысяч. Одно дело - небольшой регион, где дороги приличные. Другое дело - Красноярск, Якутия, Дальний Восток при их плотности населения и такой разбросанности.
"Нам что, менять прописку?"
И снова главные специалисты подчеркивали: каждая конкретная ситуация требует конкретного решения. Скажем, такая, часто встречающаяся. Адресат просит не называть фамилию, но просит ответа на свое обращение. Вот оно: "Наша семья - коренные москвичи. Единственному ребенку поставлен онкологический диагноз. Направили на лечение в онкологическое отделение одной из детских больниц Москвы. Но мы хотим, чтобы наш сын лечился в онкоцентре имени Димы Рогачева. Нам в этом отказано. Сказано: москвичи должны лечиться в московских больницах. Нам что, менять прописку? Это вопиющее безобразие! Мало того, что в семье такая беда, так еще надо ходить по инстанциям"…
Нередкая и действительно очень болезненная ситуация. Касается не только онкологических пациентов. Решить ее непросто. Но необходимо.
И снова вопросы читателей. Ольге Швецовой из Омска в этом году поставлен диагноз - острый лейкоз. "Я прошла два сеанса химиотерапии в нашей первой больнице, - рассказала она. - Третий курс оказался под вопросом. С фармацевтического рынка исчезли противоопухолевые лекарства. Необходимого мне цитарабина нет ни в больницах, ни в аптеках. Аналогов данного препарата не существует. В нашем отделении - пустые койки. Мы вынуждены искать лекарства, положенные нам по ОМС, самостоятельно по всему миру. В соседнем Казахстане данный препарат продается. Но нужен рецепт от местных медиков".
Нашей читательнице удалось найти нужный препарат в Германии: 6 коробочек за 91 тысячу рублей. Этого хватит на один курс химиотерапии. Читательница спрашивает: "А что делать моим товарищам по несчастью, у которых таких денег нет? Когда возобновятся поставки данного препарата?"
Александр Румянцев считает, что поставка конкретно этого препарата будет решена уже в этом году. Но в целом проблема лекарственного обеспечения - острейшая. Она и в том, что так называемые дешевые лекарства уходят с рынка не только в нашей стране - во всем мире. Исчезло примерно десять самых простых, но весьма необходимых в лечении и поддерживающей терапии при разных формах рака. Сейчас страна закупает препарат по специальной договоренности, и он поступит пациентам.
Но вряд ли возможно рассчитывать на то, что губернатор территории, местный министр здравоохранения могут решать вопросы лекарственного обеспечения конкретного человека. Потому что невозможно заранее предугадать закупку тех или иных препаратов. К тому же нельзя не учитывать реалии дня.
Новые препараты создаются постоянно. Об этом не обязаны знать пациенты. Но обязаны знать специалисты, назначающие терапию. Им нужно успеть передать клинические рекомендации под новый препарат. Для реализации программы лекарственного обеспечения в области онкологии нужно принципиальное решение. Закупать лекарства централизованно? На торгах? Индивидуально каждым лечебным учреждением? На основе прямых договоров с производителем? С поставщиком?
В 62-й онкологической больнице Москвы сейчас нет проблемы лекарственного обеспечения. А Москва - огромный мегаполис - целая страна. Значит, такое все-таки возможно…
А еще необходимо появление в службе здоровья ого направления, как онкокардиология (кардионкология?). Называют пока по-разному. Но и онкологи, и кардиологи убеждены: такому направлению в охране здоровья быть.
Главные специалисты отвечали и на совсем частные вопросы. Например. Обычной практикой становится рождение детей с помощью ЭКО. И вокруг этой процедуры нагоняются страхи: якобы в будущем это может привести к развитию онкологического заболевания и у женщины, и у ребенка. Внимание, ответ: нет никаких данных, доказывающих эту позицию. ЭКО дает возможность увеличить рождаемость.
Молодая женщина обращается к главным: "Моей дочке три года. И я знаю, что как минимум от одного вида рака я могу ее защитить. Если поставлю ей в 11 лет прививку от ВПЧ. Почему эта прививка не включена в профилактический календарь прививок? Ведь в Европе такую прививку делают не только девочкам, но и мальчикам"
Главные считают, что есть сведения о том, что, защищая с помощью этой прививки пациентов от некоторых форм инфекции, защищаем и от рака. Прививочный материал в России есть. Он доступен. Несколько регионов проводят уже такую прививку для девочек. Несколько. Не все. Мы хотим, чтобы она была, как в некоторых странах, включена в государственный календарь прививок и проводилась бесплатно.
По сути, в стране создается новая, оптимальная система онкологической службы. На долгие, долгие годы. Она не приведет к исчезновению онкологических болезней. В обозримом будущем, они, увы, данность. Но рак все же попятится назад - перестанет быть смертельным недугом. Подобно диабету, перейдет в разряд хронических болезней, с которыми человек может жить долго, и вести нормальный образ жизни.