Открывшаяся под занавес 2017-года, выставка, на первый взгляд, выглядит ожидаемым постскриптумом к юбилейной теме революции 1917-го. Этаким расставанием с прошлым - по Марксу - смеясь. И даже название выставки "Александр Косолапов. Ленин и кока-кола" отсылает к знаменитому проекту рекламного щита для Таймс-Сквер в Нью-Йорке, где узнаваемый бренд "Кока-Колы" с не менее узнаваемым слоганом "It’s the real thing" был подписан именем Ленина и украшен его рубленым профилем, словно сошедшим с кумачовых полотен на съездах КПСС.
Но не только размер - место и время тоже имеют значене. Установите такой билборд в 1982 году где-нибудь в районе у "Сокола" - вместо гигантского портрета второго Ильича, густобрового и дышащего на ладан, служившего знаком развилки Ленинградского шоссе и Волоколамского, и народ бы изумленно тормозил, присвистывал и давал газу. Тогда как в Нью-Йорке 1982-го, где ни рекламой, ни "Кока-Колой" никого не удивить, появление профиля Ленина в сердце делового Нью-Йорка к мыслям о пролетарской революции вряд ли кого-то побудило. Проект Косолапова был изящно абсурдистский, отсылавший не к "Что делать?" Владимира Ильича, а к эпатирующей прогулке футуристов с ложками в петлице по центральной улице купеческой Москвы. Однако чтобы эпатировать Нью-Йорк - мало прогуляться по Бродвею, даже с портретом Ленина в петлице. То ли дело - билборд на оживленной площади…
Между прочем, едва ли не единственными, кто оказался по-настоящему фраппирован этим несостоявшимся проектом Косолапова в Нью-Йорке, были представители юридического отдела компании "Кока-Кола", которые пригрозили художнику иском за использование товарного бренда. Вопрос, заданный адвокатом мастера, почему же они не предъявляли иска Энди Уорхолу, превратившего бренд этого почтенного напитка в род орнамента на своих холстах, остался без ответа. Но и художник - без иска.
Детали переписки, как и всю документацию проекта можно увидеть на выставке в Москве. Проект стал интерактивным - с участием корпорации. Обрастая письмами, комментариями юристов, он плавно дрейфует в сторону концептуализма, на который соц-артисты поглядывали недружелюбно: слишком интравертное искусство, далекое от народа. То ли дело наше "простодушное" , вышедшее если не только из поп-арта, но и из "дней минувших анекдотов" (от древности до полотна "Два вождя после дождя").
К слову, вопрос об истоках соц-арта тоже не столь очевиден. Одной из первых работ встречает зрителя на выставке Александра Косолапова двойной портрет: известное фото критика Осипа Брика со словом ЛЕФ вместо стекла пенсне, а рядом, встык - портрет молодого Александра Косолапова с крышкой от баночки черной икры вместо окуляра. Работа, кстати, того же 1982 года, называется "Икра-ЛЕФ". Казалось бы, классический прием выворачивания наизнанку фотомонтажа, столь любимого мастерами Левого Фронта искусства. Осип Брик смотрит сквозь "лефовские" очки, желая создать новое искусство, которое переделает мир. Художник Александр Косолапов меняет оптику: реклама предлагает не переделать, а потреблять мир.
Вместо декларируемого социального равенства - декларируемое неравенство. Предикатом элиты отныне становится не знатность рода, как в средневековье, не интеллектуальный потенциал и деловая хватка, как в новое время, а эксклюзивное потребление. Уж не пародия ли он? А если пародия, то неужто на давно почивший ЛЕФ? Неужто в 1982 нет повести актуальнее на свете, чем повесть о ЛЕФе, Лиле и Осипе Брике?
Сближение рекламы и пропаганды, "сходство между идеологическим продуктом советской культуры и консьюмеристским продуктом западной", открытое Косолаповым и соц-артистами, было секретом Полишинеля во времена НЭПа и ЛЕФа. И если потребление - это идеология, то и обратное верно.
Соц-арт с "лефовцами" объединяет не только умение обнажать идеологическую подоплеку визуального языка, но и во многом - методология. Искусство монтажа, интерес к массовой аудитории, решение функциональных задач и признание "ангажированности" художника, интерес к контексту, в котором существует произведение, - эти черты отличают не только фильм "Октябрь" Эйзенштейна, например, но и работы Александра Косолапова.
Разумеется, Александр Косолапов, московский художник с европейской славой, живущий в Нью-Йорке, отдав должное "ЛЕФу", вышел далеко за его рамки. Как и за рамки соц-арта. Как он выразился в своем блоге, "сегодня художник использует всю историю искусства, как вы используете телефонный справочник". Среди его любимых номеров в его книжке - номера Энди Уорхола и Казимира Малевича, Марселя Дюшана и Веры Мухиной, Уолта Диснея и безымянных дизайнеров пачек папирос "Север", "Прибой", "Казбек"…
Неудивительно, что реперные точки экспозиции, выстроенной Картером Рэтклифом, критиком и поэтом, ставший куратором выставки Косолапова, задаются хронологией творческой биографии художника и его встречей с мастерами и героями всех времен и народов. Скучно не покажется!
Александр Косолапов, художник:
- Мой бэкграунд на русской почве - это авангард, в частности, Маяковский, футуристическая поэзия. Хотя я люблю раннего Маяковского, но все равно пониаю Маяковского, для которого был важен "ЛЕФ" или создание нового публичного формата. У Маяковского есть "Улицы - наши кисти. Площади - наши палитры", то есть искусство, которое апеллирует к пространству или выносится в социальное поле и должно звучать там, и если нужно, агитировать. Хотя я делаю станоковое искусство и зарабатываю на этом деньги, это не мои симпатии - это симпатии коллекционеров. Мои симпатии находятся именно на билбордных хайвеях и в "мемах" Интернета. Это те вещи, которые улавливаются за считанные секунды и становятся, по выражению Колмогорова, "внутренними лозунгами" или "внутренними слоганами".