Поделиться
В ГМИИ им. А.С. Пушкина Альбертина привезла 120 рисунков Густава Климта и Эгона Шиле. Общее у этих двух феноменальных рисовальщиков "танцующей Вены" не только дата смерти, но и то, что наряду с Оскаром Кокошкой они оказались едва ли не самыми яркими художниками Вены эпохи модерна. К слову, боевой лозунг "Современности ее искусство, а искусству его свободу", который украсил павильон Сецессиона в Вене, и сейчас звучит актуально. Для Эгона Шиле Климт был учителем. Не зря в открытке для Венских мастерских он изобразил учителя и себя в одеяниях, похожих на рясу, с нимбами на голове. Никакого святотатства - просто Климт одно время носил рясу и даже собирался стать монахом. Кроме того, художники Сецессиона, обращавшиеся к архаическим традициям в поисках нового символического языка, не прочь были почувствовать себя проповедниками нового искусства.
Этот рисунок Шиле тушью - своего рода ключ к выставке. Другое дело, что затем Эгон Шиле отправился прочь от стилизованных античных богов и героев на заставках журнала венского Сецессиона Ver Sacrum, от Тесеев и Аполлонов, вплетенных в декоративный орнамент золотых лавровых листьев, - к изломам экспрессионизма, к надрыву и беспощадной откровенности видения. Уже в 1910 году он заявит: "До марта я шел путем Климта. Сегодня думаю, что я стал его противоположностью..."
При первом взгляде на экспозицию может показаться, что она демонстрирует как раз это расхождение Климта как художника Сецессиона, столь близкого к символизму, и Шиле как отчаянного бунтаря, возмутителя бюргерского спокойствия, угодившего в тюрьму по нелепому обвинению. Обвинение было потом снято, но от тех страшных дней остались письма и рисунки. Пара из них представлена на выставке. Наружная дверь, нарисованная изнутри камеры, поражает тем, что плоскость рисунка композиционно напоминает листы журнала Ver Sacrum: дверь едва намечена линией, выделяется на белом фоне лишь прямоугольник замка, а тяжелым "фризом" нависает тюремная решетка, через которую видны ветви деревьев и кусочек крыши какого-то здания.
Но это не единственное "приближение" Шиле к орнаментальному языку модерна. Экспозиция выстроена так, чтобы показать не только развитие каждого художника, но и переклички между плавными, ритмически безупречными рисунками Климта и взвихренной изломанной графикой его ученика. Дело даже не в том, что границы между прекрасным и безобразным оказываются подвижны и неопределенны. Кажется, что иногда Шиле заставляет своих моделей принимать "декоративные" позы персонажей Климта, но усиливает, изменяет их напряжением судороги. Традиционное противостояние Красоты и Смерти, что было центральным сюжетом в символике Климта, у Шиле разворачивается в драме линий, поз, отчаянных изломов. В отличие от Климта, у Шиле нет и следа эпоса, древности, "вечности" эстетической традиции, тут смерть, боль и любовь, что сильнее смерти, разыгрывают свою драму здесь и сейчас.
Если Климт прочно связан с образом созданного им "Бетховенского фриза", в котором искусствоведы прослеживают отзвуки 9-й симфонии Бетховена, то работы Шиле можно соотнести с оперой "Воццек" Берга. В плавильном котле Вены проступали огненные образы будущего ХХ века.