Поделиться
Помнится, что в 2013 году, когда "Кольцо" Франка Касторфа впервые было показано на байройтской сцене, оно вызвало полярные реакции публики - от свиста и напористого "бууу” до одобрительного топота, относящегося, впрочем, к блестящей работе дирижера Кирилла Петренко (с 2016 года тетралогию вел Марек Яновский) и отдельным певцам. Но градус сенсации был очевиден и тогда, хотя оценить художственную уникальность и масштабы "деконструкции” вагнеровского мифа, произведенной в "Кольце” Касторфом и Патриком Зейбертом, с первого захода было невозможно, поскольку переработке были подвергнуты не просто образы вагнеровской мифологии, но сами принципы вагнеровской драматургии, глубоко слитые с музыкой.
Четыре части "Кольца” в касторфской версии представили своего рода историю "нефтяного века” (ХIХ-ХХ столетие) - с его переходом власти от одной элиты к другой, политическим контролем, революциями, войнами, криминалом, отражающими расстановку сил в сегодняшнем мире. Действие первой части - "Золота Рейна" было перемещено в 60-е годы ХХ столетия, в Техас, во времена "нефтяной лихорадки", превратившей отсталый Техас в один из самых богатых штатов Америки. На маршруте 66 в захудалом дорожном отеле "Golden Мotel" Вотан и Альберих, криминальные боссы, окруженные проститутками (русалками Рейна), вели между собой и бандитскими структурами разборки. Бандиты-слесари с бензозаправки, великаны Фазольт и Фафнер требовали от Вотана откупиться за долги, отдав им пышнотелую Фрею, его любовницу. Камера, работавшая на сцене в режиме лайф, транслировала на экран жесткую хронику насилия, драк, секса и иронические "гэги" в исполнении Зейберта, шинкующего в бешенном темпе какую-то отвратительную еду, запихивающего пачки денег в ящик кассового аппарата, приторговывающего "порошком" и оказывающегося по случайности в эпицентре разборок. Суть этой части "Кольца" не противоречила вагнеровскому постулату, звучавшему в песне Русалки: только тот, кто откажется от любви, сможет властвовать. Но параллельно у Касторфа завязывалась и новая "нить” - бог Вотан и нибелунг Альберих - оба правителя представали в мафиозном качестве, как нарушители законов, стремящиеся к единоличной власти посредством "черного золота”.
Вторая часть "Кольца” "Валькирия” возвращала к прологу "нефтяной истории”: действие вагнеровского мифа перемещалось в конец ХIХ века, на нефтяное месторождение в Баку, где исторически сталкивались интересы международных корпораций и царской России, а затем и советской страны, бившейся за бакинскую нефть в годы Второй мировой войны во время гитлеровского наступления на Кавказ (о чем свидетельствовали титры на экране). В этой части у Вагнера появлялся герой Зигмунд, который должен был сразить мечом Нотунгом великана Фафнера, чтобы вернуть Вотану кольцо власти над миром, отданное за Фрейю. Но Зигмунд в касторфской трактовке оказался мятежником, революционером, обляпанным кровью восстаний, противостоящим буржуазному Хундингу, мужу Зиглинды, руководившему добычей нефти. Валькирии в этой системе несли в себе энергию анархии, вспыхивающей революциями, которые инсценировались пробегами группы людей, размахивавших красными флагами и забиравшихся на вершину унылой дощатой "вышки", рождавшей мрачные ассоциации с будущей "зоной". Гибель Зигмунда означала в этом концепте поражение индивидуального, человеческого в сегодняшнем мире, охваченном производством, добычей и интригами власти.
Наибольшей трансформации был подвергнут главный вагнеровский герой, вынесенный в свое время на щит германского национал-социализма - Зигфрид: по Вагнеру - чистая душа, не изуродованная социумом и соблазнами цивилизации, способная спасти мир от проклятого золота. Но кто он - современный Зигфрид? - ключевой для Касторфа вопрос: Зигфрид - индивидуалист, отвергающий человеческое общество, революционер или, своего рода, wildman, "дикий человек” из природы, наподобие знаменитого нюрнбергского найденыша вагнеровских времен Каспара Хаузера? Касторф не видит в нем светлого героя, миссия которого преобразовать мир: его Зигфрид - инфантильный подросток, выросший в уединении, без родительской любви, реагирующий на мир резкими, опасными реакциями. Карлик Миме воспитал его под сенью марксизма, в загадочном месте, пародирующем гору Рашмор с высеченными в скале головами "социалистов" Маркса, Ленина, Сталина, Мао Цзедуна. Эта огромная сценическая конструкция Рашмора с "лейтмотивом" нефтяной среды (во всех частях касторфского "Кольца") - блестящей огромной цистерной на колесах, разворачиваясь обратной стороной, открывала архитектурную копию Александрплац, площади Берлина, ставшего в ХХ веке символом "холодной войны", конфронтации Востока и Запада. Зигфрид переходил из одного мира в другой, но совершал не подвиги, а, по сути, расправу с теми, кто мешал ему на его пути. Только психоаналитически можно было объяснить действия Зигфрида, хладнокровно расстреливавшего громкой очередью из автомата Калашникова Фафнера или хладнокровно добивавшего ножом своего приемного отца Миме (в первый сезон показа "Кольца" один из пожилых зрителей скончался прямо во время спектакля "Зигфрид"). Между тем, это путь, который, согласно Касторфу, прошел Зигфрид в ХХ веке. Корректируя и дорабатывая тетралогию в течение пяти лет, Касторф к последнему сезону смягчил акценты, убрав, например, сцену насилия Зигфрида над птичкой, фигурировавшей здесь в сверкающем стразами образе артистки ревю.
Естественно, мужем Брунгильды этот Зигфрид стать не мог, и в последней части тетралогии "Гибели богов", его предательство Брунгильды и скоропалительное сочетание с вертлявой Гутруной, сестрой Гунтера, было разумеющимся. Героем это части стал вообще не Зигфрид, а Хаген, сводный, незаконнорожденный брат Гутруны и Гунтера, близкий Вотану по природе манипуляций и контролю над своим окружением - с той же целью власти и обладания кольцом. Все в этой части тетралогии, как будто вернулось на круги своя, только вместо техасского мотеля из "Золота Рейна" вагнеровские герои оказались в переломных для Европы и мира 90-х годах ХХ века - на задворках обшарпанного берлинского дома с овощной лавкой и турецким кебабом. В Берлине - те же криминальные разборки, убийство владельца кебаба, проститутки-русалки, дурманные сборища под "порошок", комик Зейберт, обмазавший себя кровавой краской, изображавший труп, который дочери Рейна затолкали в багажник лимузина - гротескный эпиграф к убийству Зигфрида. Гигантская пластиковая сценическая модель вращалась все быстрее, поворачиваясь то двором с кебабом, то зданием с неоновой рекламой фабрики пластмасс "Plaste und Elaste aus Schkopay”, то Нью-Йоркской фондовой биржей, символически объединяя в круге-кольце все "нефтяные” мотивы. Вагнеру виделся закат богов и Европы, гибель мира в дизэволюции человечества, отказавшегося в пользу власти и денег от любви, социальной справдливости, ценностей гуманизма, Касторф продемонстрировал экстремальную модель катастрофы "гибели мира”, не способного сегодня выдвинуть даже героя, который бы мог что-то изменить. Всматривающийся в огонь пылающей в бочке нефти (огонь Вальгаллы) преступный Хаген - финальная сцена касторфской тетралогии и критический вопрос: куда мы идем?
Следующая постановка "Кольца нибелунгов” планируется в Байройте в 2020 году. Имена постановщиков не разглашаются. Но в афише 2018 года, вопреки незыблемой традиции представлять на сцене Фестшпильхауса полный вариант "Кольца”, заявлена касторфская "Валькирия”. Премьерой следующего Байройтского фестиваля станет "Лоэнгрин” в постановке американского режиссера Ювала Шарона и музыкального руководителя фестиваля Кристиана Тилемана, с участием Роберто Аланьи (Лоэнгрин), Ани Хартерос (Эльза), Вальтрауд Майер (Ортруда).
Справка "РГ"
Четыре оперы вагеровского "Кольца нибелунга" длятся около 16 часов. В России единственный театр, где "Кольцо" поставлено целиком - Мариинский. Ближайшее исполнение тетралогии состоится с 19 по 22 октября.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"