Поделиться
Когда встал выбор - вернуться в МАИ или поступить в пехотное училище - Виктор выбрал училище. Приехал на короткую побывку домой. Проходя мимо зеркала, наверное, не узнавал себя. Неужели всего несколько недель на передовой могут так изменить человека? Никакой юношеской романтики в глазах.
Решив привести в порядок свои рукописи - дневники, стихи, рассказы и повести - Виктор перелистал драгоценные тетрадки. И вот тут что-то оборвалось в его душе. За какие-то несколько минут он сжег почти все свои бумаги. И кто теперь скажет, что это было - порыв юношеского максимализма или немое отчаяние рано повзрослевшего человека? Из последней записки ясно лишь то, что он сокрушался о сожженных тетрадях, терзался...
После ускоренного выпуска из училища ему, как одному из лучших курсантов, предложили остаться преподавать. Он выбрал фронт.
Лейтенант Виктор Рачков погиб, спасая товарища, при форсировании Днепра 28 сентября 1943 года. Ему было 20 лет.
Через 73 года, летом 2016 года, его младший брат Анри Рачков нашел три пожелтевших листочка, узнал почерк Виктора. На двух листочках из блокнота - записи песенок для малышей. "Рано рано поутру пастушок тру-ру-ру-ру, а коровки по селу му-му-му..."
На третьем листе - последняя и единственная сохранившаяся запись из дневника Виктора Рачкова, она сделана в 1942 году перед отъездом в училище.
Анри Васильевич Рачков написал воспоминания о брате и передал нам в редакцию. Сегодня мы публикуем их в память не только о Викторе, еще за школьной партой провидевшего войну, но и о всех ребятах, которые "ушли, не долюбив, не докурив последней папиросы".
Их сгоревшие, утонувшие или заваленные землей в окопах рукописи хранятся у Бога. Их дневники, написанные угловатым почерком, по вечерам читают ангелы.
Быть может, юношеские строки павших поэтов откроются и нам в свой час, как вдруг открылись Анри Васильевичу Рачкову пожелтевшие листки из блокнота старшего брата.
Виктор был старше меня на три года (он 1923 года, а я - 26-го). Мы были совсем не похожи друг на друга. Он - темно-рыжий. Виквас Оранжевый - так звали его школьные друзья. А я - смуглый брюнет. Он был храбр, вспыльчив и трогательно отходчив, а я, хоть тоже вспыльчив, но скорее робок.
* * *
Он был фантазер. Еще в раннем детстве сооружал какую-то невиданную машину, сажал в нее и меня, и мы вместе путешествовали по разным африкам и америкам. Мне, любившему физику и не мечтавшему о путешествиях, довелось потом поездить по разным странам, в том числе странам Восточной Африки. Получается, что я осуществил заветную мечту брата. В школе он любил географию, литературу. И быть бы ему путешественником и писателем, а мне, может быть, физиком. Если бы не война, которая все перемешала.
* * *
Виктор выпускал знаменитую на всю школу стенную газету. А еще он вел дневник. Уже после войны и его гибели в одной из оставленных им тетрадей я прочитал удивительную запись, в которой он предсказал Великую Отечественную.
"Оканчиваю школу, - писал он еще в 1939 году, в 8-м классе, - начинается война. На войне нас окружают, попадаю в плен. Бегу к партизанам. После победы оказываюсь за границей, путешествую по всему миру..."
О странствиях в те времена можно было только фантазировать, поэтому мировую войну мальчишка воспринимал как возможность для путешествий. Вот откуда в его последней записке, казалось бы, совершенно неуместное упоминание об Африке.
* * *
О том, что происходило в битве на Днепре осенью 1943-го, со всеми подробностями рассказал ее участник - писатель Виктор Астафьев в книге "Прокляты и убиты". Вместе с братом в той мясорубке погибли еще десятки тысяч молодых воинов Красной Армии...
Похоронку первым прочитал отец, показал ее мне. Я долго не мог поверить, что Виктора нет на свете. Рассказал о похоронке другу, а сам стал смеяться: "Ну как это может быть, что у меня никогда больше не будет брата? Что за чушь..." - "Ты что - больной?" - спросил приятель. Я с трудом подавил идиотский смех. Рухнула опора...
А ведь Виктор мог избежать своей судьбы. Во время войны мама, не уехавшая в эвакуацию, была назначена секретарем парткома филиала Большого театра. К ней в кабинет заходили артисты. Однажды зашел грузный и очень дружелюбный человек - тенор Николай Николаевич Озеров. Все помнят его младшего сына, знаменитого спортивного комментатора. А старший сын певца Юрий (ставший режиссером и снявший эпопею "Освобождение"), был во время войны замначальника того самого 2-го Московского пехотного училища, в котором учился мой брат.
Когда Виктор успешно окончил училище и получил звание лейтенанта, Юрий Озеров предложил ему остаться служить в качестве преподавателя. Виктор оказался перед выбором. Он не советовался с родными, только сообщил о своем решении: идти на фронт.
С отцом мы решили похоронку маме не показывать. Я спрятал ее в один из томов Большой Советской Энциклопедии.
* * *
Через пару недель после похоронного извещения к нам пришло письмо самого командира полка. Он писал: "Ваш сын, командир взвода лейтенант Виктор Рачков геройски погиб при форсировании Днепра в результате прямого попадания мины в лодку..." А через несколько дней пришло письмо от его товарища, старшего лейтенанта. "Вам сообщили, что Виктор погиб, - писал он, - но мы не погибли. Меня ранило и Виктор сопровождал меня на наш берег, а потом ушел обратно. Там их окружили, и они ушли к своим ребятам..."
Мы поняли: к партизанам. Прямо как и предсказывал брат. Мама верила, что Виктор вместе с бойцами ушел в партизаны. Зная несчастную судьбу бойцов, побывавших в плену или даже воевавших в партизанах, надеялась: может быть, вернется.
У нас оставалась бутылка дефицитного в те времена портвейна три семерки: "Вот Витюша вернется, тогда и разопьем..." После смерти родителей портвейн достался в наследство мне. Бутылка лежала на дне книжного шкафа, и я долго не знал, что с ней делать. Как-то в компании познакомился с одной молодой дамой. Не осталось ли у вас случайно что-нибудь из военного времени? - спросила она. Дама оказалась сотрудницей музея. Вот я и решился передать ей фронтовые письма отца и брата. Заодно отдал и заветную бутылку.
Через год из музея прислали благодарность и неряшливые копии писем. А что стало с портвейном? - запросил я. Ответа не было.
Как-то встретил ту даму и задал ей тот же вопрос. Она улыбнулась: "А пробка стала протекать, и мы его выпили в отделе. Боялись еще, не испортился ли..." - "Ну и как, не отравились?" - "Оказался очень вкусным". - "Жаль", - сказал я.
*Анри Васильевич Рачков родился в 1926 году в Козьмодемьянске. В 1951 году окончил Военный институт иностранных языков, с 1951 по 1954 год - военный переводчик в Группе советских войск в Германии. 30 лет работал в ТАСС: в центральном аппарате и в странах Африки: Сомали, Замбии и Ботсване.
Последняя запись из дневника, май 1942 года
...Скоро еду. Куда? Увидим. На фронт. В Африку... Ух, интересно! А тебе мое завещание... Слушай, мой спутник вечный. Ты со мной всегда, везде. Давно не говорили с тобой... Как не хочется (ужасно!) - мои собственные, не разделенные, затаенные, выношенные только во мне мысли и робкие мечты кому-нибудь достанутся! Самое драгоценное сожгу. Иду свершать. Теперь легче стало. И как тяжело, грустно. Сколько я собирал, сколько приберегал, прятал от людей... И все, все главное, самое близкое перестало существовать. И так быстро! Так быстро исчезло... Остались одни пометки, только то, что помогло бы мне вспоминать о многом. Вроде пушкинской последней главы "Онегина".