Новый фильм Роя Андерссона: наблюдения с высоты птичьего полета

Возникает ощущение, что в сам фильм, как и в его многословное название ("Голубь сидел на ветке, размышляя о жизни") режиссер попытался вложить все идеи, которые не полностью вписывались в две другие картины трилогии "Песни со второго этажа" (2000) и "Ты, живущий" (2007), более цельные в концептуальном плане.

Однако трудности перевода с кинематографического языка на философский традиционно дополнились проблемами языкового характера: если ранее, в русском прокате, "песни с третьего этажа" "переместились" на второй, то на этот раз голубь стал почему-то "размышлять о жизни", а не "о бытии". Это можно было бы счесть простительной погрешностью, однако в данном контексте разница представляется довольно существенной. И вот почему. Предыдущий фильм, "Ты, живущий", сталкивает читателя с отдельными зарисовками, носящими ситуативный характер, которые не претендуют на всеохватность, но умело акцентуируют уродливость повседневности. Голубь же размышляет о человеческом бытии в целом, о проявлениях "человеческого, слишком человеческого" в разных эпохах, различных ситуациях, с участием представителей всех слоев общества. Но, может, такое упрощение было сделано намеренно, дабы не испугать зрителя излишней серьезностью поставленных вопросов? Как бы то ни было, аналогии, как и выводы, напрашиваются удручающие. Помнится, в свое время первая книга о мальчике-волшебнике Гарри Поттере вышла в США под несколько измененным названием - камень из философского превратился в ведьмин, что, по мнению американских маркетологов, должно было сделать произведение более привлекательным в глазах потенциальных читателей и их родителей.

Трилогия Роя Андерссона, мастера символов, цитат и скрытых намеков, обрела свое окончательное художественное воплощение, нисколько не обедняя, впрочем, палитру возможных трактовок. С композиционной точки зрения в трехчленной структуре произведения можно узреть условное разделение на ад, чистилище и рай, в проекции на современное состояние западного общества различающиеся не то чтобы разительно. Не менее интересно соотнесение времени съемок каждого фильма с историческими событиями, им сопутствующими. Первый и самый мрачный из трех фильмов вышел на экраны в 2000 году, с которым в общественном сознании связывалось многое: от значимой вехи в истории западной цивилизации до абсолютно мистического ужаса перед возможным концом света. Второй, наоборот, очень трогательный, рисующий не только духовную беспомощность людей, но и их робкие попытки спасти себя и ближнего своего, увидел свет в 2007-м, незадолго до пресловутого экономического кризиса. И вот, в 2015-м, когда в воздухе буквально повисло нечто, намекающее на то, что мир никогда не будет таким, как раньше, зрителя познакомили с заключительной частью трилогии.

И вновь в центре внимания режиссера - вопросы жизни и смерти, духовного бытия и физического существования, глубины чувств и поверхности этикета, душевной щедрости и мелочного эгоизма. Сначала - три отрывочные встречи со смертью, свидетельствующие о степени готовности переходящих в "протестантский, прибранный рай" и об уровне осмысления этого неотменимого финала бытия. Незадолго до начала праздничной трапезы, любовно подготавливаемой супружеской парой, муж падает замертво от перенапряжения, безуспешно пытаясь откупорить бутылку с вином. В доме престарелых в присутствии троих взрослых детей старушка готовится отойти в мир иной. И даже в полубессознательном состоянии не позволяет себе расстаться с сумочкой, куда она поместила все свои материальные ценности, из-за которых между наследниками немедленно возникает спор с постыдными попытками вырвать сей залог безбедного земного существования из рук умирающей. В ресторане на корабле при стечении народа скоропостижно умирает один из путешественников. Окружающих в сложившейся ситуации тревожит лишь одно - как поступить с едой, за которую он только что успел заплатить у прилавка.

Калейдоскоп жизненных зарисовок имеет свою внутреннюю организацию, центром которой является история сотрудничества двух унылых коммерсантов, которые с упорством, достойным лучшего применения, пытаются продать нехитрые аксессуары для вечеринок - клыки вампира, мешочек со смехом и резиновую маску. Никто не выказывает удивления при появлении этих господ, бесстрастно, не перебивая, выслушивют их заученный текст. Но чем дальше, тем яснее становится неспособность и нежелание людей, уставших от самого существования на земле, переживать радость и делиться ею с окружающими. А серые люди, столь беззастенчиво извратившие все живое и непосредственное, предлагают лишь ядовитый суррогат и пародию на истинные чувства, вселяют в окружающих испуг и желание поскорее убежать от них и от товаров. Бесам скучно и неинтересно, ибо люди сдаются без боя при первой же атаке.

Изысканные в своем минимализме интерьеры создают ощущение пустоты и покинутости. Типично андерссоновская цветовая гамма, вобравшая в себя все оттенки приглушенных цветов - от желтого и бежевого до зеленого и серого, рисует мир, подернутый патиной. Порою кажется, что современное поколение людей унаследовало от своих отцов лишь некоторые атрибуты бытовой культуры, не сумев наполнить хоть каким-либо содержанием, продолжает ими пользоваться лишь в силу привычки и банального рационализма.

Мы видим мир, зараженный вирусом одиночества, эгоизма и меркантилизма. Каждый его носитель имеет собственную траекторию перемещения в окружающем пространстве. Речевой этикет повседневности мастерски устраняет любую мало-мальски стоящую тему для обсуждения из социума. Есть только ни к чему не обязывающие пустые фразы, которые хороши тем, что на них, по своему усмотрению, можно вообще не реагировать. Тяжело больные большие дети, привычно живущие в стране Снежной королевы, периодически испытывают физиологический ужас от бессмысленности собственного бытия, но не могут - и не хотят - выйти из порочного круга. "Я рад, что у тебя все хорошо", - эта дежурная словесная мантра словно лишает говорящего последних жизненных сил, но, увы, не дарит тепло окружающим.

Поэт находится в сумасшедшем доме. Его исправно, по расписанию, посещают родные, не вполне понимая, зачем они это делают. Они пытаются усовестить его тем, что материальное обеспечение его жены и детей легло на их плечи. Однако поэт, произведения которого никому не нужны, навеки замурован в темнице отчуждения, где даже его верные спутники - слова - перешли в стан врага, сбросив с себя смыслы, подобно отслужившей свой век одежде. Окружающие цитируют его творение, представляющее собой видоизмененные новозаветные заповеди блаженства, где прославляются уже даже не душевные качества, а просто любовь к самому человеку - вне зависимости от того, что он делает: сидит, спит или что-либо еще. На деле не только любить безусловно, но вообще чувствовать ближних своих окружающие не могут.

Поэт молчалив и погружен в себя, он вызывает в свой адрес мощнейшую агрессию. Как и любые напоминания о жизни духовной, давно забытые смыслы, пробиваясь на свет безбожный, вызывают у окружающих безотчетную ярость или в лучшем случае непонятную грусть. Постаревшая хозяйка питейного заведения вспоминает, как раньше угощала выпивкой нищих солдатиков за поцелуй. Теперь каждый может заплатить за себя, убытков заведению ноль, никто не выходит за рамки приличий: заказал кружку пива - и сиди себе наедине с собственными мыслями. Однако радости от такой законопослушности никакой.

Один из двух незадачливых бизнесменов помногу раз слушает лирическую песню тридцатых, она пробуждает в этом бесенке какие-то давно забытые чувства, которые быстро трансформируются в состояние беспокойства, так как бередят что-то неясное внутри. Ему нравится романтическая мелодия, но когда речь заходит о том, что две любящие души соединятся на небесах, он не выдерживает. И наконец-то формулирует, в чем дело - он не хочет в рай. Песня навеяла падшему духу светлое воспоминание о тех, кто его породил, о самом Творце. И есть в подобной ностальгии что-то настолько невыносимое для почти любого современного человека, что каждый гонит подобные мысли прочь.

Прошлое и настоящее, правда и вымысел причудливо сплетаются воедино. Настоящее меняет прошлое. Шведская история как память о некогда мощной империи, владычице морей перестает быть универсальной "моделью для сборки" граждан этой страны. В современном баре внезапно появляется Карл XII в сопровождении своей свиты. За окном маршируют бесконечные шеренги доблестных воинов, готовые отправиться вслед за своим предводителем в русский поход. Монарх обращается к юному бармену, говоря о том, что он непременно должен присоединиться к войску. Но столь лестное во все времена предложение самого главнокомандующего встречает лишь испуг и непонимание у молодого человека. И вот, по прошествии некоторого времени, Карл XII в полубесчувственном состоянии возвращается в сопровождении горстки покалеченных после Полтавской битвы солдат. Народ безмолвствует. Самое трагическое событие истории Швеции, гноящейся занозой засевшее в шведском общественном сознании и, как ни парадоксально, до сих пор осложняющее внешнеполитические отношения с Россией, этот столп многовековой национальной идеологии рушится на глазах: невольные очевидцы из будущего демонстрируют полное равнодушие к истории своей страны. И только цитата из стихотворения Бертольда Брехта "Что получила солдата жена?" вызывает судорожный, но запоздалый вопль отчаяния, который не может ничего изменить. Моментально возникают параллели с текущими событиями, вот только способны ли прочесть недвусмысленное послание режиссера на его родине?

Перед нами - Левиафан, дьявольская сущность которого прикрыта внешней упорядоченностью и опрятностью, эстетически радующей глаз. Мы становимся свидетелями чудовищной фантасмагории - человеческого жертвоприношения времен колониализма, на которое благостно взирают с балкона пороки "ветхого человека" в дряхлом человеческом обличье. И даже швейцар, по совместительству все тот же коммивояжер, последний по значимости в этой иерархии абсолютного зла, от которого, в общем-то, мало что зависит, не может избавиться от гнетущего чувства, вызванного очередным преступным соучастием. Подмахивая сделку с одним из слуг князя мира сего, он, наверное, самонадеянно думал о том, что роль его невелика, носит технический характер. Он содрогается от ужаса, словно подопытная мартышка, которая корчится под разрядами тока, посылаемыми бесстрастным экспериментатором. И вот падший человек уж сам предвкушает очередной - возможно, смертельный - эксперимент, пробуждающий в нем физиологическое возбуждение, так как все остальное в нем давно мертво.

Великий знаток душ человеческих изрек: "В Содоме ли красота? Верь, что в Содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, - знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей".

А голубь, он просто сидит на ветке, размышляя о бытии…