Ворзогорский храмовый ансамбль - последний тройник, сохранившийся на побережье Белого моря. Храм Святителя Николая 1636 года. Введенская церковь 1793 года. Колокольня предположительно начала XVIII века.
Дни и ночи я безволен,
Жду чудес, дремлю без сна.
В песнях дальних колоколен
Пробуждается весна.
А. Блок
Отрывок из стихотворения "Поединок", цикл "Город". 1904
Я редко теперь возвращаюсь сюда. А раньше, с каждым последним школьным звонком, мама собирала большой армейский рюкзак на все лето. И сумку с продуктами. Их в деревне, стоявшей на побережье вдали от больших дорог, вечно не хватало.
У причала, купаясь в теплой волне, ждал отплытия теплоход, отвозивший нас туда, где уже вовсю гуляло лето. Где тебя ждали безлюдные песчаные пляжи с белыми ракушками вдоль полосы прибоя. Где ручейки соленой воды наперегонки бежали меж подсыхающих корг за отливом.
Там колокольня на пустыре, клонящаяся набок по старости, без лестниц и дверей, дырами насквозь. Там церковь, двумя уцелевшими куполами подпирающая небо. И бабушкина изба - сто лет.
И бабушка, сидящая на скамеечке, еще живая.
Село
Бабушка рассказывала: до революции в селе Ворзогоры Онежского уезда проживало больше тысячи человек. Семьи в десять ртов не редкость. Работали все, от мала до велика. Ловили рыбу сетями да неводами: селедку, навагу, сига. На собственной верфи строили рыболовецкие суда. Создавали артели. Ходили на Мурман и Грумант - Шпицберген за треской и зверем. Торговали рыбой, меняли ее соседям на необходимое. Растили картофель и жито, рожь и овес.
Школа, почта. В церквях, летней Никольской и зимней Введенской, иконы в дорогих окладах. А на колокольне по праздникам переливчато звенели колокола. Слышно было даже в Онеге, за двадцать верст.
Шторм
Колхоз возник здесь в 1929 году. Со всеми вытекающими последствиями - одинаковыми для севера и юга, запада и востока. Отец Алексий, последний священник села, был вынужден оставить жену и детей, только б их не коснулись гонения. Самого отправили на заготовку дров. Больше о нем ничего не известно. А вскоре осиротевшую без батюшки церковь решили превратить в клуб, а купола снести.
Рубить вызвался Павел Жолобов, из местных. Начал с Введенской церкви. Когда на Никольской из пяти куполов осталось два, Жолобов увидел, как в конце села загорелась его изба. Бросился ее спасать, вбежал внутрь дома - и сгорел вместе с ним. После этого новоявленные колхозники не решились сносить последние купола. И простояли они одинокой парой, без крестов, до самого нашего времени.
Тогда же сняли и колокола с колокольни. Когда спускали их вниз на веревках, они, похоже, зная свою судьбу, звенели, будто плакали.
Колокола погрузили на две лодки. Четверо лодочников согласились доставить опальный груз в город. Десять миль в видимости берега не расстояние. Но на траверсе Кий-острова налетел шторм. Лодки перевернулись, колокола пошли на дно, а из четверых сопровождавших нашли лишь одного, мертвого, выброшенного на берег.
Война
Серая бетонная стела, огороженная штакетником, с прикрученной табличкой-списком, - памятник ворзогорам, погибшим на фронтах Великой Отечественной. В списке 70 фамилий. Семьдесят мужчин. Для деревни это огромная цифра. Невосполнимая. Может, именно тогда, с окончанием войны, и прошли Ворзогоры точку невозврата, после которой покатились по наклонной?
Пустели дома, молодежь уезжала, не видя для себя будущего, и даже построенная при Брежневе плохонькая дорога через болота в город уже не могла ничего спасти.
Девяностые довершили дело. Колхоз окончательно развалился, остатки имущества разделили согласно паям. Кому корову, кому дышащий на ладан трактор, а кому и вовсе ничего. Потерявший работу люд разъехался по городам, оставшийся пил беспробудно.
В Никольской церкви пылился хлам от бывшего колхозного склада. А в Введенской, ставшей клубом, развлекалась молодежь. С драками, битыми бутылками и стрельбой из ружья по кругу, намалеванному на беленой кирпичной печи.
Храм
Наверное, предел падения все-таки существует. Когда в головах через проснувшуюся память вдруг возникает понимание: можно еще вернуться домой, спасти себя, надо только оттолкнуться от дна.
Никто не спускал Ворзогорам разнарядку сверху. Но на деревенском собрании единогласно решили: надо восстановить обе церкви. Без этого деревне не жить. Выбитых у "области" средств хватило на необрезные доски. Работать вызвался пенсионер Порфирьич с бригадой из двух школьников. По дырочке, шаг за шагом, он принялся зашивать протекающий купол колокольни. Доски закончились еще быстрее, чем деньги...
И все-таки, оказывается, чудеса случаются, если очень хочешь поменять жизнь. Как-то в село заглянула молодая женщина, художница из столицы. Художники любят эти места: лес, море до облаков... Она обошла все побережье с мольбертом за спиной. И, очарованная, решила задержаться здесь подольше. И к ней приехал муж. И он оказался священником.
По удивительному совпадению - Алексий. Последнего служителя звали так же.
А потом отец Алексий привез благотворителя, имевшего возможность, а, главное, желание помочь.
И однажды, в лето 2008 года, застучали топоры, зазвенели пилы - реставраторы занялись куполами Никольской. А еще заменяли подгнившие бревна, поднимали просевшие стены, поправляли полы. Главы собирали внутри церкви, вычищенной сельчанами от мусора и грязи. По досочке, по осиновому лемеху. Затем разбирали до основания, поднимали наверх и там собирали вновь. Один купол за другим. Все до одного.
В 2013 году прошла первая служба. А вскоре откуда-то издалека привезли колокола. Целых пять. И дивный колокольный перезвон поплыл, пробив десятилетия немоты, над Белым морем, над поморским селом, над памятью предков и моей детской. Возвращается ли она?
... В феврале я приехал сюда по зимнику, впервые с прошлого лета. Матушка просила посмотреть, как там наша изба, стоит ли на месте. Постоял немного... Ни души, только тишина, залитая голубым зимним февральским небом. Ветром с моря переметены дороги, сугробы подбираются к наличникам. Ни тропинок от дома к дому, ни следов. Разве что к колодцу. А Никольская сияет себе на солнце осиновым серебром куполов. И ждет реставрации Введенская.
В деревне сорок жителей. Все, что осталось. Все, с чего еще может что-то начаться.
