Вряд ли ньюсмейкерам, породившим эти ляпы, удалось осквернить память о Великой Победе, но громко заявить о том, что историю можно отредактировать, получилось. Между тем послевоенный порядок держался на договоренностях тройки политических гигантов: Сталина, Рузвельта и Черчилля, собравшихся за легендарным белым столом Ливадийского дворца. Но и мирные ялтинские обеды и ужины Победителей под вопросом: зачем считаться с эпохой, которая уходит в прошлое. Итак, жива ли "Ялта"? Ответить на этот вопрос мы попросили доктора исторических наук Владимира Печатнова.
Международная система отношений под названием "Ялта" заканчивает свое существование?
Владимир Печатнов: Смотря что понимать под "Ялтой". Это слово стало символом, который используют, не вникая в подробности того, что на самом деле обсуждалось и решалось в Крыму. На уровне эмоций идет разговор. Для правых в Соединенных Штатах - это символ чуть ли не предательства национальных интересов. Для Восточной Европы или Балтии - символ размена их интересов великими державами. Но для всех - это сила и авторитет Советского Союза в победе над фашизмом. Триумф советской военной мощи и политики. Если хочешь, чтобы тебя уважали, с тобой считались и твои интересы учитывали, надо быть сильным. А Советский Союз, безусловно, был таковым в феврале 1945 года, что и обеспечило успех Ялтинской конференции. Это многим сейчас в Европе и США не нравится. Отсюда и эти попытки итоги "Ялты" пересмотреть. Впрочем, не будем драматизировать: многое из наследия Ялтинской встречи сохраняется. Это и Организация Объединенных Наций, и роль в ней России, которая стала правопреемницей СССР. А значит, во многом незыблема основа современного международного права с уставом ООН. Но вы правы, ялтинское наследие переписывают исходя из таких соображений: зачем считаться с эпохой, которая ушла в прошлое. В Ялте встретились Победители. Сейчас ситуация изменилась: выросли новые центры силы...
Ялтинская конференция породила массу мифов. Например, о самом важном - об обустройстве послевоенного мира - договорились уже в Тегеране-43. Или о том, что результаты Ялты сложились из ошибок, а не из продуманных действий...
Владимир Печатнов: В отношении Ялты полно ложных толкований, особенно в странах Восточной Европы и Балтии. Там чувствовали себя ущемленными решениями конференции, а им подпевали крайне правые силы в Соединенных Штатах, противники Рузвельта. Идея была такая: слабый и больной президент в Ялте отдал Сталину слишком много, сделал массу неоправданных уступок, в том числе по Восточной Европе, по Польше, по Дальнему Востоку. И что это провал американской дипломатии. Но на самом деле, это далеко не так. Как говорил тогдашний госсекретарь США Эдвард Стеттиниус, Рузвельт в Ялте не сдал ничего из того, что мог удержать. Советский Союз являлся, конечно же, решающей силой. И с этим нельзя было не считаться. По оценке американских военных, и на Дальнем Востоке, и в Восточной Европе на тот момент СССР главенствовал, и только Курилы американцы могли бы попытаться захватить до прибытия туда советских войск. Поэтому дело не в ошибках американской дипломатии. Она действовала довольно активно, напористо, но союзники оттягивали открытие второго фронта, свалив на Красную армию разгром Германии. Вот когда - в 1942-1943 годах - были сделаны основные стратегические решения со стороны Соединенных Штатов и Великобритании, а не в Ялте. В феврале 1945 года уже все было предрешено.
А второй миф о Ялте сводится к некому несправедливому соглашению о разделе сфер влияния между Советским Союзом и Западом в целом. Дескать, раздел великие державы совершили в ущерб малым странам. Если же внимательно прочитать решения конференции, то выяснится, что единственный вопрос границ, который тогда обсуждался, был вопрос о границах Польши. Конференция признала только ее новую восточную границу. Плюс обсуждались территории, которые Советский Союз вернул себе на Дальнем Востоке. При всех разногласиях между союзниками Ялта была уникальной попыткой договориться о совместном создании послевоенного мира, несмотря на глубокие различия в общественно-политических системах. Да и в личных качествах лидеров, конечно.
Когда смотришь фото- и кинохронику Ялтинской конференции, складывается ощущение, что Сталину было проще с Рузвельтом, чем с Черчиллем.
Владимир Печатнов: Отношения внутри этого треугольника были непростыми. Но вы правы, Сталин был гораздо более предупредителен, вежлив и внимателен к Рузвельту. Тому были объективные причины. За Рузвельтом стояла мощь самого экономически сильного тогда государства. Обратите внимание, что Рузвельт всегда сидит в середине между Сталиным и Черчиллем. Он играл роль связующего звена между ними. Сказались и личные качества. Сталин видел, что Рузвельт был гораздо более спокойным, уравновешенным, последовательным. Кроме того, интересы Соединенных Штатов и Советского Союза тогда пересекались меньше, чем интересы СССР и Великобритании, которые уже начали сталкиваться в Турции и в Средиземноморье, на Балканах. С англичанами было объективно больше противоречий. Да и самого Черчилля, заносчивого, эмоционального, Сталин прекрасно знал как старого антисоветчика. Впрочем, я бы не сказал, что отношения Сталина с Черчиллем были менее близкими, чем с Рузвельтом. Они чаще встречались, хорошо знали друг друга. Так что дело здесь скорее не в близости, а в том, что Сталин, конечно, дифференцированно относился к обоим: более уважительно и внимательно к Рузвельту, как к старшему западному партнеру, и с большим холодком и недоверием к Черчиллю.
И тем не менее сам Черчилль в своих мемуарах о Второй мировой войне (за них он получил Нобелевскую премию по литературе) с восхищением пишет о советском народе...
Владимир Печатнов: Прежде всего он восхищался военными успехами Советского Союза, особенно после Сталинграда... Иногда доходил до слез умиления, когда говорил о Красной армии. Но никогда не был сторонником советской системы, даже нейтральную позицию не занимал в ее отношении. Россия для Черчилля как английского аристократа всегда была полуазиатским отсталым государством. Не случайно за глаза в этой среде с британским снобизмом Сталина называли Медведем. Впрочем, и должное "вождю народов" отдавали.
У конференции было несколько кодовых названий. "Аргонавт" ее называл Черчилль, проведя аналогию с историей поиска "золотого руна". "Остров" придумали для того, чтобы ввести в заблуждение противника: ходили слухи о том, что "тройка" встретится на Мальте. Как Сталину удалось склонить всех приехать в Крым?
Владимир Печатнов: Это было непросто. Что касается Черчилля, то тому было все равно, где встречаться, он был легок на подъем. Хотя Ялта ему поначалу не нравилась. Считалось почему-то, что зимой там плохой климат...Сталину, конечно, было с руки встречаться на советской территории, не покидая пределов страны, как было в 1943 году, когда вождю пришлось лететь в Тегеран. А вот Рузвельт упирался, очень не хотел ехать на край света. Но что интересно: Крым возник с подачи его главного помощника Гарри Гопкинса, который понимал, что Сталин не поедет за пределы СССР, учитывая ситуацию на фронте, финал войны ... Гопкинс первым назвал район Черного моря в беседе с Громыко. Тот сообщил в Москву, и Сталин тут же ухватился за это предложение, изобразив его инициативой Рузвельта. Тот потом попытался дать задний ход, да и военные были против такой длительной поездки. Думали, что проход через Черное море заминирован и небезопасен. Рузвельт в переписке стал склонять Сталина к средиземноморскому варианту (Мальта), Басра в Ираке или Египет. Но тот держался стойко: для него это был вопрос престижа, удобства и надежной связи. Да и не любил он дальние поездки. В итоге настоял на своем, использовав свой любимый инструмент дипломатии - мягкий шантаж. В конце декабря, когда уже шли решающие переговоры, он предложил послать вместо себя Молотова. На это союзники пойти не могли: Рузвельт дрогнул, и в конце декабря вопрос о Черном море был решен. А вот что касается места встречи, было несколько вариантов. Рассматривались и Батуми, и Поти, но вмешался американский посол в Москве Гарриман, который знал от своих военных, что дворцы на ялтинском побережье сохранились в довольно приличном состоянии.
Вы сказали, что Сталин не любил дальние поездки и боялся летать на самолете...
Владимир Печатнов: Это так. Он единственный раз летал на самолете - в Тегеран в 1943 году. Но главным для него было соображение престижа - к нему должны были приехать западные союзники, как к главному военному полководцу-победителю.
Как пишут историки, с 4 по 11 февраля состоялось 8 официальных встреч большой тройки. Между ними - обеды, на которых обсуждались важнейшие вопросы компромисса между Советским Союзом, США и Великобританией. Участники вспоминают, как Черчилль и Сталин перекидывались записками...
Владимир Печатнов: Интересно, что и в Тегеране, и в Ялте не было четко расписанной повестки дня. Все шло в режиме неформального общения. И каждая сторона поднимала вопрос, который считала нужным. Это было уникально для конференций такого рода. Делегации, конечно, готовились, но жесткого регламента не было. Дискуссии часто продолжались за обеденным столом. Это была дипломатия, может быть, и в галстуках, но "при расстегнутых пиджаках". Личные отношения внутри "тройки" во многом определяли ход разговора.
О чем договориться было труднее всего?
Владимир Печатнов: Самым сложным был вопрос о Польше. Речь шла не только о границах, но и составе польского правительства. К тому времени Советский Союз признал правительство Польского комитета национального освобождения, лояльное по отношению к Москве. Союзникам это не нравилось, они хотели сделать его более прозападным. Это был один из самых трудных вопросов: и по времени, которое ему уделялось, и по накалу обсуждений. В итоге уже в июне 1945 года был достигнут компромисс: союзники признали правительство Польши, которое было "разбавлено" людьми из Лондона, в том числе и Станиславом Миколайчиком - бывшим главой польского эмигрантского правительства.
Как Сталин согласился на это? Ведь известно, что премьер-министр польского правительства в Лондоне встречался с Молотовым и Сталиным в августе 1944 года и не предупредил о том, что в Варшаве готовится восстание...
Владимир Печатнов: Сталин, действительно, с недоверием относился к Миколайчику, но в итоге согласился на его включение в правительство. Среди польских эмигрантов были гораздо более одиозные, русофобские фигуры, которых Сталин не переносил. Миколайчик на их фоне - умеренный деятель.
После разгрома фашистов Польша получила промышленно развитые и богатые углем земли на западе. И тем не менее независимые эксперты до сих пор спорят: Польша выиграла или проиграла?
Владимир Печатнов: Например, Черчилль считал, что поляки ничего не проиграли: они существенно расширили выход к морю, получили новую территорию, более экономически производительную, чем то, что они потеряли на востоке. Хотя, если считать в квадратных километрах, территория Польши уменьшилась. Впрочем, говоря откровенно, избавившись от Западной Украины, поляки решили очень болезненный национальный вопрос. Ведь западные украинцы ненавидели не только евреев и москалей, но и поляков. В дипломатических контактах сами польские деятели говорили окружению Сталина: "Зачем вам эта Галиция, вы с ней намучаетесь! Оставьте нам Львов". Львов для поляков был принципиален как символ польской культуры и традиций. Плюс там были небольшие нефтяные месторождения.
Почему Сталин был против раздела Германии?
Владимир Печатнов: Он занимал непростую позицию, и она менялась. На Ялтинской конференции было подтверждено, что зоны оккупации останутся прежними: к февралю 1945 года они уже были согласованы. Рузвельт был сторонником расчленения Германии, говорил о том, что зоны оккупации могут стать в будущем границами этого разделения. Сталин же не высказывался так явно. Думаю, он понимал, какие могут быть последствия столь жесткого решения, помнил о силе германского национального духа, знал, что, если Германию держать в таком униженном состоянии, рано или поздно снова появятся реваншисты, которые под лозунгами объединения немецких земель могут натворить много бед в Европе. Главная ответственность за раскол Германии лежит на западных союзниках - они шли тут всегда на шаг впереди Сталина. И когда в 1952 году он предложил сделать Германию нейтральной, единой, неблоковой, это предложение было отвергнуто.
Об униженном германском духе писал в своих мемуарах и Черчилль. И еще о том, как возродилась Германия, наказанная после Первой мировой войны Версальским договором, который запретил ей вводить воинскую повинность и развивать современные виды вооружения...
Владимир Печатнов: Сразу после войны Великобритания больше всех была заинтересована в сохранении единой сильной и жизнеспособной Германии, в частности, как политического противовеса Советскому Союзу. Черчилль также считал, что без немецкой экономики и вся европейская экономика не освободится от послевоенной разрухи. Позже к этой позиции присоединились и американцы. Поэтому германский вопрос был сложным и мучительным долгое время. Но раскол в конечном счете все-таки произошел: и Западу, и СССР выгоднее было иметь хотя бы часть Германии в зоне своего влияния.
Один из болезненных для СССР сюжетов Ялты - недополученные деньги по репарациям...
Владимир Печатнов: Да, мы не смогли получить все, что хотели. Сумма претензий к Германии равнялась 20 миллиардам долларов, из которых половина должна была пойти Советскому Союзу - в основном в виде товарных поставок. Это далеко не покрывало того ущерба, который был нанесен фашистами нашей стране, но союзники считали, что, во-первых, для экономики СССР и это слишком жирно: "советы" смогут быстро восстановиться. К тому же они опасались, что такая сумма репараций тяжелым бременем ляжет на Германию и замедлит ее восстановление. По этим причинам в решениях Ялтинской конференции было зафиксировано согласие всех сторон взять цифру в 20 миллиардов в качестве базы для дискуссии. Впоследствии была создана репарационная комиссия трех стран и нашим западным партнерам удалось избежать фиксации этой суммы. А СССР так никогда и не получил запрошенных выплат.
Владимир Печатнов - заведующий кафедрой истории и политики стран Европы и Америки МГИМО МИД России, автор книги "Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х годах: Документальные очерки", главный научный сотрудник Института США и Канады РАН, основные направления научной деятельности: политическая история и политическая система США, советско-американские и российско-американские отношения; автор около 100 опубликованных научных работ; награжден медалью "За боевые заслуги".