92-летняя фронтовичка Нина Релина издала книгу из солдатских писем

Фронтовая радистка издала книгу из солдатских писем времен Великой Отечественной войны. Танкист Михаил Балаганский писал их незнакомой девушке Нине Релиной. В тех пожелтевших треугольниках - их так и не случившаяся встреча с любимой девушкой, полная надежд и чистоты юношеская любовь и вся жизнь молодого солдата, которому суждено было сгореть в танке весной 1945 года, за несколько дней до Победы.

92-летняя фронтовичка Нина Релина поделилась с потомками самым дорогим и сокровенным - выцветшими строчками 125 фронтовых треугольников, которые на протяжении трех лет войны писал ей Миша Балаганский. Нина Релина шагнула в ад войны 19-летней девушкой в июле 1941 года. Военкомат сдался перед мольбой студентки Уральского горного института, медкомиссия обнаружила у девушки почти идеальный слух и ее безоговорочно определили в радистки. Всю войну она держала связь всесоюзного штаба ПВО с фронтами.

Их "заочно" познакомила ее фронтовая подруга, предложив написать письмо своему родственнику Мишке.

- Ты знаешь, он до войны не успел даже с девчонкой познакомиться. А человеку же очень важно, что бы его кто-то ждал, - сказала ей подруга.

Полуистлевшие, полные убористого почерка и несбывшихся надежд письма солдата войны, которую история назвала Великой и Отечественной. Эти письма и сегодня першат шершавым комом горечи за того сгоревшего в огне войны паренька, за то героическое поколение, благодаря которому мир спасенный живет и радуется жизни.

"Биографии у меня еще нет"

"Ниночка, здравствуй! С приветом Михаил! Нина, большое спасибо за письмо, спасибо за поздравление с Новым Годом. Тебя также. Ты по существу ничего не знаешь обо мне, поэтому часть тебе расскажет Леля, а остальное расскажу я сам. Пока в письмах. Биографии у меня еще нет. Перед войной ушел в армию. А дальнейшая биография - это биография моего поколения, и твоя тоже. Мой путь войны, Нина, очень длинный, интересный, и в то же время нелегкий. Всего описать и не сможешь. Нина, откровенно говоря, я тронут письмом. Как приятно читать письмо от девушки во время артиллерийской канонады. Верно, читать мне его пришлось не сразу, несколькими часами позже. Обстоятельства боя не позволяли. Но при первой возможности я прочел и был доволен.

Вот сегодня, перед тем как пришло твое письмо, противник сделал налет, осколком бомбы порвало фуфайку, а потом был обстрел, и поэтому мне сразу не пришлось прочитать твое письмо.

Экипаж танкистов уточняет боевую задачу перед атакой. Фото: РИА Новости www.ria.ru

Вот такая наша фронтовая жизнь. Откровенно говоря, Нина, соскучился. Ведь полтора года, из них полгода в глубоком тылу у противника. Хочется, Нина, иметь друга, с которым бы можно было поделиться мнениями. Ниночка, так будь же ты моим первым и возможно последним другом в эти дни войны, суровой и беспощадной. Я не могу писать красиво и не люблю пышных фраз, пишу то, что диктует мне моя мысль. Ну, дорогая, на этом я кончаю, а то уже в ручке чернила кончаются. 31.12.42 г. 24:00. Новый Год я уже встретил. Михаил."

"Мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви…"

"Нина, ведь правдивы эти слова, они взяты из жизни. Вчера, дорогая, я получил твое письмо, за которое благодарю тебя от всей души. Нин, ты даже не представляешь мою радость. Знаешь, как хочется пожить немного спокойно, отдохнуть. Не против посмотреть кино, а особенно театр. Последний раз был в театре больше года тому назад, в Липецке. Да, наверное, отстал от жизни.

Знаешь, Нина, природа сейчас по-прежнему, и, кажется, что еще лучше, щедрее дарит свои прелести человеку, но воспринять их он в этих условиях не может. Какие замечательные бывают вечера, лунные ночи! Ведь в такие вечера только мечтать и любить. Да, Нина, и я люблю, вот в эти ночи и вечера именно люблю, но любовь и чувства, которые за время войны не погасли, а наоборот излить не кому, нет рядом со мной любимого человека. Ты, конечно, Ниночка, меня понимаешь. Только правильно должна понять.
Ну, милок, прости, но писать кончаю. Становится темно, очень спешу. Пишу конечно небрежно, но как говорят, обстоятельства заслуживают снисхождения, пишу на колене и трофейной немецкой ручкой. Знаешь, мне кажется, что я разговариваю с тобой.
Михаил. 23 января 1943 г."

" Ну, Нинок, пару слов о себе. Живу, как и прежде, особых изменений нет. Исполняю свой долг как и подобает гвардейцам. Часть, где я нахожусь, имеет славные традиции. Мы воевали под Орлом, под Тулой, под Москвой, под Воронежем. Освобождали Волоколамск и много-много других мест. Нина, ты своим письмом напомнила мне многое. Ведь я тоже человек из леса, люблю сибирскую природу. Эх, дорогая, неужели мне не придется вздохнуть полной грудью еще раз свежего воздуха в сосновом бору?

Нинок, твой образ вселился мне в душу, он взволновал мои молодые чувства.. С тобой в мыслях я всюду и это веселит меня в минуту грусти. Эх, Нина, Нина, неужели мне не придется встретить тебя? Как ты думаешь? Ну, что ж дорогая, пока прощай. Крепко, крепко в мыслях прижимаю тебя к груди. Михаил. 30 января 1943 г."

"Ниночка, здравствуй! Я очень долго не писал тебе писем, учти, дорогая, была вполне уважительная причина. На протяжении полумесяца мне пришлось быть в пути на марше. Сейчас нахожусь вне боя. Но одолевает скука. Даже нет кино. Вообще здесь, кроме леса и болот ничего нет, Ну, это, Нинок, ничего, переживем. 15 февраля 1943 г."

"Я постараюсь дожить"…

"Нина, я не знаю, не знаешь и ты, придется ли нам встретиться или нет. Но если мне будет суждено остаться в живых, я обязательно тебя найду. Конечно. Нина, лучше всего встретиться в Сибири, чем на Западе. Ты понимаешь, Нина, я побывал во многих местах на Западе. Но все-таки кажется, что лучше Сибири нет. Но дорогая моя, это все мечты. Для их осуществления надо еще пройти тяжелый, длинный путь. Я постараюсь дожить.

Нина, если тебе доведется побывать в кино, то мысленно ты и за меня посмотри картину, я уже забыл когда смотрел кино. Я очень любил кино и театр, даже сам увлекался театром. На протяжении трех лет я играл на сцене. Нина, поверь, всего, что я мог бы тебе сказать, написать не могу, у меня не хватает таланта, чтобы выразить свою мысль. Просто, Нина, я скажу, что люблю и все. И "прощай" писать не буду. Жди следующего письма. Крепко тебя целую, как это сделал бы при  встрече. Поздравляю с праздником 8-е марта. 4 марта 1943 года"

"Привет, Нина! Поезд стоит. Счастье улыбается. Вот сегодня представилась возможность - смотреть и слушать концерт. Концерт давала агитбригада политуправления Красной армии. Концерт понравился, но желательно было бы больше нового. А то все так избито, в особенности конферанс. Когда пишу тебе письмо, мне становится легче, чувствую, что человек может понять меня и откликнется. Так это, Нинка, или нет? Или, возможно, это моя собственная иллюзия, которой верю.

Знаешь, я никогда не скучал когда находился на гражданке. А когда мне становилось скучно, я уходил в лес один или с товарищем. Конечно, сейчас не то время. Откровенно говоря, Нина, хочется быстрее в бой, а там или выйти победителем или умереть.
Нина, то, что хотел бы сказать тебе, а что нельзя написать, ты поймешь и так. Знаешь, дорогая - молодость. Да и время такое - весна… Желаю тебе всего наилучшего! Эх, Нинка, Нинка, неужели нам не суждено будет встретиться? С этими словами я засыпаю.
18 марта 1943 года".

"Нинка, пишу тебе все еще с дороги. Пишу и не знаю, где придется и как послать тебе это письмо. Вся станция забита обломками немецких машин, танков, орудий и вагонов. Здесь крепко поработала наша авиация и артиллерия. Среди обломков машин валяются трупы фрицев. Да, Нинка, здесь были ожесточенные бои, следы от которых остались до сего времени. И что характерно, бросаются в глаза соломенные фрицевские эрзац-сапоги (так мы их называем), верно, им нужно было бежать быстро, и они их пооставляли.

Вот понимаешь, Нинка, я даже равнодушно не могу писать письмо. Вот уже завертываю третью папироску. Почему то все время мечтаю о тебе, и меня не покидает мысль, неужели мы с тобой не встретимся? Помоги и ты ответить мне на этот вопрос. Ну, Нина, до скорого. Целую. Михаил. 23 марта 1943 года".

"Да, Нина, весна в полном разгаре. Ведь проходит самое хорошее время. Ведь, Нинка, трудно сказать, будут еще или нет такие вечера, в которые еще придется помечтать, полюбить и быть любимым. Но сейчас… Ничего, будем живы, обязательно встретимся. Так или нет? У меня сейчас нет заветнее мечты. Ну а если, Нинка, мне придется честно отдать жизнь за нашу Родину, так знай, Нинка, и помни, что я был полностью предан тебе. Крепко жму твою ручку и целую (в мыслях конечно) 30 марта 1943 год".

"Да, дорогая, вот уже третье лето мне приходится проводить на фронте, конечно, если буду жив. Самое тяжелое для меня было лето 1941 года, ведь до 13 декабря я находился в глубоком тылу у противника, в партизанском отряде. А ты сама понимаешь, приходилось иногда трудновато. Особенно когда меня ранило. Ведь с 1 по 22 сентября я лежал совершенно один в каком-то давно покинутом сарае, под сеном.

Вот за это время пришлось пережить очень многое. Ты представь, Нина, мне носила кушать одна женщина из деревни. Она приходила ко мне только ночью, и я даже не видел ее лицо. И вот сейчас я думаю: неужели все лишения, которые мне пришлось испытать, останутся ни к чему, неужели это все пройдет без следа и неужели мне наконец никогда не придется встретить тебя. А ведь может случиться такая вещь, верно, Нина?

Нинка, я люблю читать твои письма. В них я вижу чистоту и правдивость и верю написанному слову. Твои письма, написанные ровным почерком, доставляют мне удовольствие, и я перечитываю их по несколько раз в день. Ну вот, Нинок, написал очень много. А от письма отрываться не хочется. Жму твою руку крепко. Целую. Михаил. 7 апреля 1943 года".

"Здравствуй, Нинка! Сегодня получил от тебя сразу три письма, восторгу нет предела. Поздравляю тебя от всей души с принятием в кандидаты ВКП(б)!

Нинка, в отношении моего автопортрета должен сказать, что ты немного ошиблась. Я просто обыкновенный, только вот ребята говорят, что голос очень грубый и взгляд суровый. Но ведь это на войне. Сейчас вот уже черный стал, как цыган. Я очень быстро загораю. Ты понимаешь, я сейчас сам не знаю, не знаю, как сфотографироваться. А то два раза сфотографировался, и все получалось наспех. Когда сфотографировался в Туле, то карточки доделывал сам, некогда было ждать, и  я их прилепил к стеклу на машине, а тут на передовой, меня только приняли в партию, сразу на документ. Понимаешь, все по-военному, на ходу.

Понимаешь, Нинка, мне даже сейчас смешна та картина как ты полетела через тумбочку, ведь я отвык совсем спать на койке. Вот только однажды мне пришлось ночевать две ночи на койке, раздевшись, а то все время в машине, полусидя, или в землянке на ветках от елки (между прочим, самая хорошая постель).

Эх, Нинка, Нинка! Как хочется встретиться, вот тогда мы поговорили бы обо всем. Но сейчас я рад твоим письмам. Вот сейчас сижу, читаю, то одно, то другое, то третье. И мысли другие, и не скучно. С приветом, Михаил!"

"Нинка, хочется жизни…"

"Нинка, сегодня у нас должен был состояться праздник по случаю вручения орденов, но понимаешь, какой-то сумасшедший день. С утра немного испортилось настроение с воздуха, а потом пошел дождь. Ниночка, пиши мне чаще твои теплые письма, ты не можешь понять моего состояния, когда я долго не получаю писем. На бумаге можно помечтать, отвлечься от войны. Но Нинка, если я буду жив, то я еще докажу, что значит Мишка. А тебя я тогда, Нина, хоть где найду. Я сейчас поставил перед собой задачу именно такого порядка. Но если меня не станет, помни, Нинка, что я любил тебя! Любил за то, что ты смогла меня понять и ответила дружбой. Да, Нинка, этой дружбы я никогда не забуду. Целую. Михаил".

"Привет, Нина. Пару слов о себе. В настоящий момент живу можно сказать ничего себе, вернее даже неплохо. Вот сейчас, где я нахожусь, начинает зеленеть трава, просто приятно. Скоро пойдут цветы, вот только жаль, что некому их дарить и не от кого получать в знак дружбы. Ведь ты очень далеко от меня.

Да, Нинка, последние пять дней я провел весело. Не хватало только твоих писем. Был у нас праздник, и после праздника в кругу некоторых друзей понемногу выпивали. Один вечер, а вернее ночь была особенной. Представь, маленькая украинская хатенка, два на два, ну и на этом квадрате мы даже танцевали. Танцевали под давлением градусов.

Нинка, ты ведь не осудишь меня за это. Ведь такие вещи бывают крайне редко. Нинка, черт ты такая, ведь в твои письма сейчас для меня дороже всего. Веришь? Я все-таки скучаю без тебя, и не скрываю этого. Вот хожу и мне кажется, что чего-то не хватает и без чего я не могу жить. Просто хочется быстрее пойти в бой. Быстрее победить или другое, что может и должно случиться со многими. Желаю тебе удачи. Целую, Михаил".

"Ниночка, пишу тебе в день великого праздника 1 мая. Сегодня по приказу от большого хозяина получил благодарность. Выпил н-ное количество водки, немного, и не скрываю, повеселел, но через короткое время все прошло. Незаметно приблизился вечер, вот, например, сейчас, имея свободное время, я пишу тебе письмо. Пойми дорогая, у меня больше ничего нет, как написать письмо любимой. Да, Нинка, я получил посылку, в которой было: пачка папирос (чему я очень рад, ведь я так давно не курил папиросы), зубной порошок, пуговицы, конверты, и.т. д. Все необходимое для военно-полевой жизни. Я очень благодарен тем, кто заботится о нас, фронтовиках. Жаль не могу отблагодарить - даже не знаю, кто прислал эту посылку.

Нинка, хочется жизни! Понимаешь? Хочется жизни и веселья, но это только одни желания и мечты. Ничего подобного я себе придумать не могу в свое утешение. Нинок, жму твою руку. Целую, твой Михаил".

"Нинка, здравствуй! Скажи, что делать? А именно сегодня я получил от тебя сразу девять писем. Только я зря обижался на тебя, дорогая моя. Вот сейчас сел отвечать под звуки вальса. Понимаешь, принесли гармошку и начали играть. Сегодня, Нина, я счастлив не знаю как! Пишу пока есть время. Дело в том, что с часу на час мы должны всей стальной лавиной обрушиться на врага. Пусть наша победа, в которой будет хоть частичка и твоего труда, будет ответом на твои письма и на твою любовь.

Эх! Нинка! Знаешь, какое у меня настроение приподнятое! Ведь пишу под музыку! Ведь для тебя я сейчас готов сделать все, что только может человек. Да, я верю тебе, как никогда и никому, и знаю, что не обманусь. Да, Нинка, я просто начинаю расходиться. Поверь, как можно быть равнодушным в такой момент, когда перед тобой лежит девять писем от девушки, для которой ты готов отдать все. Девять писем, которые дышат любовью и лаской, в которых нет постороннего слова, сказанного не из глубины души. Так ведь, Нинка?!"

"Нинок, ты, очевидно, беспокоишься, что нет писем? Поверь, дорогая, вот уже десять дней я не имел возможности писать. Ты же знаешь, шли очень тяжелые бои, ты можешь себе представить, Нинка, я не видел еще таких ожесточенных боев, которые мы вели на протяжении этих десяти дней. Немец пер просто по-сумасшедшему, но быстро ему сломали рога. Вот сейчас опять стоим в обороне, ожидаем, чтобы опять ему дать по зубам. О себе больше писать пока нечего. Жив и здоров. Твои письма получал и был рад им больше чем когда-либо. Крепко целую, Михаил".

"Война уносит самое лучшее…"

"17 июля 1943 года. Ниночка, если тебя интересует день моего рождения, могу сообщить. 16 ноября 1921 года. Вот видишь, какой я уже старый. Уже 22 года. Ты не смейся, несколько дней назад подстригался и ребята у меня уже нашли белые волосы. Да милая, года идут, и война уносит с собой самое наилучшее.

"1 августа 1943 года. Нина, вот получил твое маленькое письмо. Но оно произвело на меня большое впечатление. Последние ночи почти всегда вижу тебя во сне. Иногда вообще уснуть нем могу- все мечтаю. А скуку разделить не с кем, у каждого тоже самое. Хотелось бы сходить в город, в кино. Но не пускают, и вот сидишь в кустах, как отшельник.

Вот 16 ноября мне исполнится 22 года. Вроде бы и немного, но мне порой кажется, что уже прошла целая жизнь. Ведь проходит самая замечательная ее пора - молодость. Пусть, Нин, и не придется впитать в себя все будущее жизни, но зато будущие поколения будут нас вспоминать долгие и долгие времена. И надеюсь, нас не забудет история. Эх! Нинка! Не могу я это имя выбросить из головы. Крепко, в мыслях прижимаю к груди и целую. Твой Михаил".

"Здравствуй, милая Нина! С приветом, Михаил! Нина, только что получил два твоих письма и спешу ответить. Утром выступаем. Писать много некогда, уже оделся и все остальное. Подогреваются машины. Только смотрел твое фото, Нина. Эх, Нинка! Как бы хотелось перед боем поговорить с тобой и больше того - поцеловать. Ну что ж, буду довольствоваться тем, что пишу письмо. Ну, впрочем - буду жив, еще поговорим.

Только прошу, чаще пиши. Очевидно, события обгоняют мое письмо. Настроение бодрое, здоровье хорошее. Немножко волнуюсь. Не потому что боюсь, или что, а скорее  бы в атаку. Часы ожидания мучительны. Идем вглубь Германии. Ну, дорогая, у меня все. Иду с твоей чистой любовью. Очень крепко целую, Михаил. 8 января 1945 г."

Это было последнее его письмо. Через пару недель полевая почта принесла крошечную открытку с нарисованным блеклым нарциссом. Мишкиной рукой было написано несколько торопливых строчек.

"Здравствуй, Ниночка! С приветом Михаил! Нина, пишу из Германии. Почему нет от тебя писем? Новостей много, писать очень некогда. Сейчас идем в атаку, вглубь страны. Ну, Ниночка, быстрее пиши. Целую, Михаил. 28 января 1945 г."

13 марта победного 1945 года на имя Нины Релиной пришло письмо от незнакомой девушки Ани Сидоровой:  "Сегодня на имя Балаганского Михаила от Вас пришло три письма. Но жаль его! Он погиб. 11.03.1945 года его похоронили в Германии. Он сгорел в танке под Гдыней, останки его захоронены под Нейштадтом. Служили мы вместе, он был у нас комсоргом, и память о нем будет храниться у всех бойцов нашей части, как о наилучшем друге"

"Любовь сильнее смерти…"

Черную весть о смерти ее Мишки полевая почта принесла Нине Релиной  перед самым Днем Победы. Эта весть долгой бритвой резала сердце. Потом судьба ссудила прожить ей большую жизнь, которая уже шагает по десятому десятку. Дважды была замужем. От первого брака осталась горечь разочарования и любимая дочка Вера. Второго мужа она называет одним словом "счастье". Оно тоже было недолгим, он ушел из жизни молодым.

Нина Релина всю войну вела дневники, в половине из которых - сдавленная войной любовь к незнакомому танкисту Мишке. Как-то муж прочитал ее дневники, потом обнял за плечи и тихо сказал:

- Знаешь, я тебя еще больше полюбил за ту хрустальную любовь, которой ты согревала сердце того так и не увиденного тобой мальчишки…

Нина Валериановна по сей день переписывается с племянницей сгоревшего в танке Миши Балаганова, с его школой. Недавно к ней в Благовещенск из Москвы прилетала его внучатая племянница. Прилетала, чтобы посмотреть в глаза и обнять женщину, которая сумела так любить и так помнить. Они расстались родными людьми. Еще Бог дал Нине Релиной дар писать полные женской лирики стихи. Эти строки она посвятила Мишке. Невидимому, но навсегда оставшемуся в сердце.

"Дождусь. Я знаю, что дождусь.

А в смерть не верю. Да и вы не верьте.

Давно, родной, я знаю наизусть:

Любовь сильнее смерти".