Поделиться
Несмотря на подчеркнуто суховатое название, словно для учебного пособия, гравюры с "геологическими ландшафтами" были полны страстей. Эпическая дистанция сочеталась с жаждой жизни гигантов, обреченных на вымирание. Человек, который в 1948 году занимался не портретами усатого вождя, а лирическими пейзажами "каменноугольного периода", "олигоценовой эпохи" и зарисовками "фауны Пикерми", был точно не от мира советской действительности. За работами Матвея Доброва (1877-1958) возникал образ иного мира, в котором точность знания и виртуозность графической техники ценились не меньше, чем следование профессиональной этике. Скажу сразу, в профессиональном мире, среди знатоков гравюры и книги имя Матвея Алексеевича Доброва очень известно. Его работы хранятся в Третьяковской галерее, Русском музее, ГМИИ им. А.С. Пушкина, в музеях Калуги, Перми, Иркутска, в Музее искусств им. И.В. Савицкого в Нукусе... На нынешней выставке в ГТГ на Крымском валу (21-22 залы) музей показывает около 120 работ из своих запасников и из собрания семьи художника. Это не помешало назвать выставку, которую можно увидеть до 25 мая, "Забытый классик".
Главное слово тут, конечно, "классик". Он из Серебряного века. В его творчестве удивительным образом сплелись темы, вроде бы трудно совместимые. Доброва, который происходил из семьи потомственных врачей, меньше всего интересовала тема природы как "мастерской" по созданию нового мира. Гораздо ближе была ему концепция природы как "храма". Добров, даже выбрав стезю художника (после двух курсов физмата Московского университета), к рисункам подходит с научным тщанием. Будучи страстным любителем лошадей, он оставил не только блистательную серию гравюр "Скачки", но и собрал богатый фотоархив всех пород, и даже написал для студентов-художников пособие по анатомии лошади.
Естественнонаучные интересы Доброва соединяются с общим интересом Серебряного века к античной культуре. Он делает цветные офорты танцев Айседоры Дункан. Он прослушал в Париже курс по египтологии. Он ходит на лекции по палеонтологии. "Неоклассицизм" Матвея Доброва очень тесно связан с открытием античного единства человека и природного мира. Он сотрудничает не с журналами "мирискусников", а с журналом "Млечный путь". Его интересует не история Петра или французского "короля-солнца", а природа.
В конце 1920-х эта позиция становится сознательным выбором. "Я пейзажист, анималист, вегеталист", - скажет он, отказавшись от символистской стилистики и опасных обобщений. Правда, появится "Выстрел "Авроры" и "Оформление предвыборной кампании" (1930) (с портретом композитора над дверью и лозунгом, призывающим к отказу от курения), но это, кажется, и все. Он преподавал рисунок и гравюру до последних дней: "Я продавал свой труд и время, но творческая совесть... оставалась свободной".
Будущий зять Доброва был отправлен в Соловецкий лагерь, затем сослан в Ишим, и единственная дочка художника Соня отправилась за женихом. Жест скорее в духе представлений о чести XIX века, нежели практики новой эпохи. Родители отправились в Тюмень, чтобы помочь дочери ухаживать за новорожденным ребенком.. Так в творчестве Доброва появятся тюменские пейзажи.
"Окружающая нас природа прекрасна. Она встает живым укором обезумевшему человечеству", - напишет он однажды. Матвей Алексеевич предпочитал вот эту тихую хвалу красоте природы и ее созданиям. Даже вымершим динозаврам и мамонтам. Даже они кажутся иногда разумней, чем homo sapiens.