24.02.2014 23:08
    Поделиться

    Дмитрий Глуховский: Коммерческая литература вся собрана из фальши

    Писатель Дмитрий Глуховский - о планах на бессмертие
    Интерес к романам популярного писателя Дмитрия Глуховского приобретает все  новые масштабы и формы. Голливудская компания MGM уже купила права на экранизацию "Метро 2033", а антиутопией "Будущее" заинтересовались в Южной Корее. Автору не приходится жаловаться на тиражи, в России они огромны, - но еще больше его вдохновляют перспективы увидеть своих героев на большом экране.

    Насколько для вас важно увидеть экранизацию своего произведения?

    Дмитрий Глуховский: Любой писатель хочет быть услышанным. Лучшее, что может произойти с ним - присуждение Нобелевской премии. Экранизация книги - на втором месте. Экранизация хороша тем, что она упрощает роман, выжимает из него главные эмоции, обертывает историю в глянцевые постеры с загорелыми лицами актеров… И делает вашу историю доступной для масс. Книга - кокосовый орех, чтобы добраться до мякоти и сока, надо расколоть скорлупу; фильм - жвачка со вкусом кокоса. Химия, фейк - но продается на каждом углу; кроме того - вы лично готовы тратить силы на скорлупу? Но благодаря фильму о книге, о писателе узнают миллионы. И что еще он скажет этим вдруг прислушавшимся к нему миллионам - зависит только от него. Экранизация это шанс, какой не всем выпадает. Я хочу, чтобы меня слышали не только в России.

    Вы явно амбициозны, но при этом в обычной жизни ведете себя довольно нетипично. Избегаете медийности, отказываетесь вести популярные теле- и радоэфиры. Вам не нужна узнаваемость?

    Дмитрий Глуховский: Мелькание на экране бесполезно. Русский писатель должен быть оракулом, а не телепузиком. От него ждут истин, знания того, как устроены мир и душа. Каждое высказывание писателя должно быть законченным постулатом. Он не имеет право на мычание и междометия. Если ты появляешься у Малахова в его ежевечернем цирке уродов с титром "писатель", это еще не делает тебя писателем. Мне не нужно, чтобы люди узнавали меня в лицо на улице, я неловко себя от этого чувствую. Мне нужно, чтобы люди читали то, что я пишу - и чтобы спорили о моих романах. Я пробовал вести программы по ТВ. Быть телеведущим одним хорошо: незнакомые женщины тебе улыбаются. Другого смысла тут нет. Как только ведущий пропадает из ящика, его тут же забывают. Он жив, пока балаболит, поэтому он вынужден трещать, не затыкаясь, даже если ему нечего сказать. А я хочу, чтобы меня помнили еще какое-то время. Книги - моя душа в консервах. Я книги со своего островка в океан небытия бросаю, как письма в бутылках. Они меня переживут. Я свою личность читателям подсаживаю, прививаю. А ведущие, напомните еще раз, чем там занимаются? 

    Ваши амбиции ограничиваются литературной деятельностью?

    Дмитрий Глуховский: Литературная деятельность - не ограничение амбиций. В ней нет пределов. В ней приходится состязаться с классиками - с титанами, с гениями. Как мое "Будущее" смотрится на фоне Хаксли и Замятина, Брэдбери и Оруэлла? Это отчаянная борьба - и обреченная. Но я не написал ни одной книги, за которую мне было бы сейчас стыдно. "Метро 2033" было моим школьным романом, фактически. И на тот момент я не мог сделать лучше. "Сумерки" забрали у меня все, что скопилось во мне к тому моменту: силы, опыт, понимание жизни, владение языком. "Рассказы о Родине" тоже были новой ступенью. Теперь - "Будущее". Это не значит, что книга совершенна или даже просто хороша. Это значит - я сделал все, что мог.

    Настолько, что, оказывается, над вашими книгами девушки плачут...

    Дмитрий Глуховский: И сорокалетние мужчины. Мне тут некоторые исповедовались, что не могли сдержать слез в финальных сценах романа "Будущее".

    Сорокалетние мужчины - существа ранимые.

    Дмитрий Глуховский: Нужно только знать, в какую точку бить. Удивительно, но мужчин пронимает то, что связано с грудными младенцами. Как-то между пластинами их брони проникает, между ребрами - и прямо в сердце. 

    Вы, с одной стороны, оберегаете свою личную жизнь, но при этом очень откровенны в своих текстах.          

    Дмитрий Глуховский: Пускай телепузики торгуют своей личной жизнью. Бедняг можно понять: они ничего не создают, и им приходится продавать себя самих. Чем драматичней исповедь телепузика в "Семи днях", тем выше его ставка на корпоративе. Я не хочу, чтобы вся страна лезла ко мне под одеяло. Но я тоже ощущаю потребность в исповеди. Певицы раздеваются на обложках, писатели - под обложками. Я не религиозный человек, и мне не хватает такой кабинки, в которую можно прийти, чтобы рассказать зарешеченному пастору о своих грехах, мечтах и страхах. И я притворяюсь героем своих книг и исповедуюсь своему читателю. Признаться, в этом есть эксгибиционистское удовольствие, только ты не догола раздеваешься, а до мяса. Надо правду говорить. Надо стараться правду говорить хотя бы.

    Почему вам это необходимо?

    Дмитрий Глуховский: У меня не получается носить маски. Я от масок очень скоро устаю, они мне натирают. Я искренне завидую Пелевину, который как надел на себя двадцать лет назад карнавальную маску, так и не снимал ее ни разу. И другим авторам, которым удается создавать себе придуманный имидж, напяливать его и всю жизнь в нем ходить.   

    А как вам кажется, читателю важна искренность автора?

    Дмитрий Глуховский: Несомненно. Фальшивка, выдумка - просто не задевают за живое. 

    В романе "Сумерки" мой герой по ночам во снах выгуливает собаку, которая была у него когда-то и умерла - но во снах она к нему возвращается и просится на прогулку. Это моя личная история. Это у меня была собака, и до сих пор, спустя много лет после ее смерти, мне часто снится, как я гуляю с ней. И эта короткое, на полстраницы, отступление, которое к сюжету книги никакого отношения не имеет, цепляет иных людей сильнее, чем весь остальной роман. Читатель идет в книгу за переживаниями, за эмоциями. Фальшь и общие места не цепляют и не запоминаются. А коммерческая литература вся собрана из фальши.

    Почему?

    Дмитрий Глуховский: Когда авторы выдают по книге в полгода, они вынуждены оперировать шаблонами. Им просто не хватает жизненного опыта на достоверные эмоциональные описания. Джеку Лондону было достаточно пережитого, чтобы написать несколько книг, а Варламу Шаламову всего его чудовищного опыта хватило на книгу рассказов. Но коммерческие авторы не идут в мир, они сидят дома и тасуют шаблоны, которые подбирают в чужих произведениях. Их книги - конструктор; вроде что-то новое, а все составлено из старых деталек.

    А что важно для вас?

    Дмитрий Глуховский: В 17 лет я хотел написать умную вещь. В 25 лет я хотел написать умную и красивую вещь. В 30 я хотел написать умную и спорную вещь. В 34 я понял, что абсолютное большинство читателей не интересуется ни твоими философствованиями, ни твоими стилистическими изысками. Они хотят чувствовать, переживать. Мы все сидим на эмоциях, как на наркотиках, и постоянно ищем, где бы ширнуться. Из ста читателей все сто способны получить удовольствие от эмоциональных приключений героя. Только десять оценят язык и метафорику. И всего один поймет, что текст сплетен из цитат классиков.

    Мне кажется, большинство идут в театр и кино ради развлечения. И книги читают ради того же самого.

    Дмитрий Глуховский: Комедии Рязанова и фильмы Захарова - на все времена. Они вечные, по сути. Они правдивы, в них есть эмоция, есть искра жизни. А иронические детективы сгниют вперед своих создательниц. Развлечение - это для однократного употребления. Использовал и выбросил. Ну а дальше - кто какие задачи перед собой ставит. Кому-то нужно на хлеб себе заработать. А я бессмертия хочу.   

    Вы знаете, что именно и как надо делать, чтобы получилось? 

    Дмитрий Глуховский: Надо самому чувствовать то, о чем пишешь. "Будущее", например, роман о том, как люди побеждают старение. Как научаются оставаться вечно юными. Но из-за этого мир оказывается перенаселен, и каждой паре предлагается выбор: хочешь завести ребенка, откажись от вечной юности, состарься и умри. Живи сам или дай жить другому. Идея у меня появилась лет пятнадцать назад, но пока не начали появляться седые волосы, я не понимал, как говорить о старости, а пока не стал отцом - не знал, что писать о маленьких детях. 

    Для вас все еще существует риск остаться автором одного бестселлера? 

    Дмитрий Глуховский: Массы способны удержать в голове одно произведение. Этот как с артистами, которым достается яркая роль. Тихонов - всегда Штирлиц. Глуховский - тот парень, который написал "Метро", и неважно, что я там написал после, что я там писал всю свою жизнь. Цена популярности: тебя знают все, но все тебя знают по одной твоей работе. По школьной работе в моем случае. 

    Первые страницы Метро были написаны, когда мне было 17-18 лет. Я года три писал "Будущее" и у меня было восемь вариантов первой главы. Масса идей приходила, что называется, опосля. Именно поэтому я не публиковал этот роман по мере написания он-лайн. И не было никаких черновиков. Я просто писал одну главу за другой и выкладывал на сайт. И с тех пор никогда не правил. И это принципиальная позиция. Книга была написана, когда была написана, тем языком и с теми метафорами, какими я владел в то время, и обращался я к тем темам, которые были для меня важны тогда. И, может быть, сегодня мне многое кажется неуклюжим в "Метро". Но книга - это слепок души автора, гипсовая маска. Душа растет, стареет, исчезает, а маска остается.

    В конечном счете, ради кого вы пишете?

    Дмитрий Глуховский: Если хочешь писать для других, надо писать для себя. Писать то, что думаешь. То, как чувствуешь. Писать так, как будто это никто никогда не прочтет - и можно не притворяться и не лгать. Тогда выйдет настоящая вещь, и люди будут читать про тебя - но и про себя. А если писать для других, для воображаемых других, напишешь слишком обще, напишешь ни для кого. Потому что мы все, по большому счету, одинаковы; но все напяливаем маски. И сами забываем, что надели маски, и верим, что чужие маски - это их лица. Это теория. А на практике так: читатель хочет, чтобы ты писал еще про метро, издатель хочет, чтобы ты писал то, что продавалось, а ты хочешь писать про то, что тебя сейчас жжет, но все время думаешь: а если не купят? Народная любовь - она такая. Измен не прощает. 

    Получается, экспериментируя, в каком-то смысле вы теряете читателя. Тираж "Метро" - 800 тысяч, "Сумерек" - 200, "Будущего" - 100.

    Дмитрий Глуховский: "Метро" паразитирует на страхах и тотальном узнаваемом объекте. А поскольку читателям часто скучен реальный мир, они хотят приключений, вымысла и героики, то, прочитав книгу и спустившись в подземку, многие могут пережить и дофантазировать прочитанное. А в "Будущем" речь идет о старении, родительстве, несчастном детстве, это не универсальные эмоции. Кроме того, "Будущее" вышло всего полгода назад. Дайте ему время.

    Не хочу считать ваши деньги, но скажите, писательские доходы позволяют вам существовать безбедно?

    Дмитрий Глуховский: Вполне. Ведь "Метро" - это не только книги, но и компьютерные игры, и права на экранизацию, и черт знает что еще. Это-то мне и дает свободу писать, о чем вздумается. Льву Толстому - имение, а мне - компьютерные игры. Куда катимся?

    Ваши герои в Будущем обрели вечную жизнь, но они все же могут умереть, от катастрофы или несчастного случая. То есть, они все-таки не бессмертные.

    Дмитрий Глуховский: О бессмертии, о невозможности умереть, уже сто раз говорено. Это и история Вечного жида, и "Средство Макропулоса" Чапека, и "Перебои со смертью" Сарамаго. Меня интересовала победа над старостью и выбор между жизнью ради себя самого и жизнью ради ребенка. Кроме того, полное бессмертие - это фантастика, а продление жизни - дело обозримых перспектив. Сегодня биология и медицина полностью сосредоточены на поисках средств и возможностей борьбы с раком и старением. Очевидно, что в обозримом будущем произойдет прорыв. Сможем ли мы лет на десять-двадцать дольше жить или уже наши внуки будут освобождены от старости, это вопрос нашего везения. Но то, что это произойдет в течение 21 века, мне очевидно. По крайней мере, я этого прорыва очень жду. Жюль Верн потому предсказал многие изобретения, что читал научные журналы, анализировал происходящее и делал среднесрочные прогнозы.

    Проблема в том, что в ситуации вероятности смерти при бесконечно длительной жизни, вопросы взаимоотношения с богом только усложняются. А ваш герой и другие "бессмертные" предпочитают просто игнорировать его существование.  

    Дмитрий Глуховский: Нельзя сказать, что главный герой "Будущего" не нуждается в боге. Он его оскорбляет, богохульствует, посещает бордель, устроенный в храме. Он ищет его, но только ради мести. Для него бог - предатель. Ожесточение и ненависть, которые он испытывает к богу, происходят из его детской обиды. Мать обещала ему защиту, говорила, что бог не оставит его - и оба его предали. Его одинокое жуткое детство - мясорубка, и то существо, что выходит из этой мясорубки, ненавидит и свою мать, и того, в кого она верила. Так что герой "Будущего" - не типичный представитель своего времени. Нужен ли будет бессмертным людям бог? Мне думается, что большинство вспоминают о небесах, когда из под ног уходит земля. Потребность в душе возникает с распадом тела.

    Боюсь, это предмет большой дискуссии.

    Дмитрий Глуховский: Ну да, есть же еще и вопрос пустоты бытия. Мы не видим смысла в своей недолгой жизни, а заполнить смыслом жизнь бесконечную будет еще сложней, это вы имеете в виду? Но тот смысл, который предлагают нам религии, далеко не единственный. Идеологии давали нам смыслы, которых было вполне достаточно миллиардам человек, ради которых они жили и жертвовали собой. Кроме того, в "Будущем" вопрос бессмысленности существования никуда не девается: люди просто глушат себя антидепрессантами. Это верный способ: на антидепрессантах сегодня сидят все Штаты, Европа сидит на марихуане, а Россия на алкоголе.

    Но, будучи, как вы говорите, человеком не религиозным, вы уже в двух романах так или иначе обращаетесь к теме бога.

    Дмитрий Глуховский: Я понимаю, что есть вещи, которые нельзя объяснить.

    А вам как кажется?

    Дмитрий Глуховский: Мне хочется быть мистиком. Мне хочется верить. Но во все, что я слышу о вере и религии, здравому человеку верить нельзя. Убедите меня! Я хочу верить в душу. В реинкарнацию. Это очень романтично, а мне бы хотелось быть романтиком. Но у меня не получается. Конечно, верующему человеку спокойнее жить, чем неверующему. Мне неприятно думать, что я - кусок мяса, а что моя так называемая душа - набор электрических и химических реакций, и что, как только эти реакции остановятся, я сгину навек. Но для этого, согласитесь, нужно и некоторое мужество.

    Хорошо, скажите, вы готовы к работе над новой книгой?

    Дмитрий Глуховский: Да. Собираюсь исследовать тему рабства, тему подчинения и покорности, тему мракобесия и лжи, тему хозяев и слуг. Превращает ли власть народ в быдло или тот сам рад быть стадом, потому что так ему быть проще и уютнее? Почему все так и можно ли иначе? Называться роман будет "Метро 2035".

    Но новую книгу вы опять "заворачиваете" в бренд "Метро"?

    Дмитрий Глуховский: Опять - и в последний раз. Хочу вернуться в тот же мир убеленным сединами и умудренным опытом. В "Метро 2033" эти темы тоже поднимаются вскользь - там есть слой социальной критики, сатиры по поводу российской политической жизни. С тех пор, когда я писал первое "Метро", я кое-что узнал о людях и об устройстве общества. Нужно сделать апдейт моей истории. Нужно написать "Метро десять лет спустя".

    Поделиться