Поделиться
Огромный киногород на бывшей Потылихе, создавший сотни вошедших в историю фильмов, теперь наполнен другим содержанием, осуществляет другие функции, и его будущее уже не так очевидно, как казалось его создателям. Он как дредноут, попавший с океанских просторов в русло порожистой речки - половина его мощи здесь не нужна, а вторую половину нужно приноравливать к новым условиям. Поэтому наш юбилейный рассказ о "Мосфильме" будет не вполне отчетно-парадным и завершится вопросительным знаком. А подробности этапов большого пути вкупе с перечнем главных фильмов студии вы найдете на сайте "РГ" в нашем специальном проекте "9 десятилетий "Мосфильма".
Выстроенный на Потылихе киногород был первой в Европе государственной кинофабрикой, сделанной по голливудскому образцу. Там осуществлялся весь производственный цикл по созданию фильма - от планирования и работы над сценариями до сооружения декораций, съемок, монтажа и печати фильмокопий. Спецы всех звеньев этой индустрии были ее штатными работниками: режиссеры и операторы сидели на зарплате - как и плотники, строившие замки из фанеры, и электрики, обеспечивавшие фабрику светом. И был один продюсер - государство. Как любой продюсер, он диктовал свои условия, не любил пререканий и проводил свою политику - политику государства, основанную на государственной идеологии.
Ситуация от постсоветской отличалась только тем, что он был - один. Идеология нашего кино должна была соответствовать государственной. Впрочем, большинство тезисов коммунистического кодекса по сути повторяли Заповеди и во многих случаях не требовали от художников компромисса: творцы с радостью несли в массы разумное, доброе и вечное. Даже то, что мы теперь считаем пропагандой, чаще делалось по велению сердца: люди верили в идеал, а отклонения от него воспринимали как помехи на пути к светлому будущему. Такое было время.
Как актер увлекается предложенной ролью, так режиссер увлеченно играет по правилам, предложенным эпохой. Основатели "Мосфильма", его зачинатели и классики Эйзенштейн, Довженко или Ромм воодушевлялись революцией и ее героями искренне и находили признание не только в СССР, но и в мире. Понадобилось немало ударов судьбы, прежде чем они стали сомневаться в чистоте идеи. Так, каким-то десятым чувством художника Эйзенштейн проник в суть и трагедию деспотизма - и Сталин это мгновенно учуял, и вторая серия "Ивана Грозного" легла на полку. Самые "бунтарские" картины "Мосфильма", от "Бежина луга" до "Заставы Ильича", создавались не в противовес партустановкам, а в их развитие - художники упорно верили, что работают в унисон идее во благо страны и советского государства. Но советское государство лучше понимало свою пользу и бдительно отслеживало любую тень сомнений: как сказала бы Мордюкова в "Бриллиантовой руке", наш человек - не сомневается!
Здесь заложены все закулисные драмы и трагедии, которыми советское кино богато не менее, чем кино американское или итальянское. Конфликт творца с дающим деньги продюсером - по-видимому, в принципе неразрешим. Он разрешится лишь когда кино на свое производство вообще не потребует денег: снял мобильником проход подруги по улице - и смотри себе. Будет ли такое смотреть кто-то еще - другой вопрос.
Продукция "Мосфильма" - как температурный график у изголовья: по ее изменениям можно судить о состоянии общества.
Надежды и энтузиазм 20-х явили изумленному миру новых гениев, был выплеск креатива - мощный, как выброс солнечных протуберанцев. Мир узнал имена Эйзенштейна, Довженко, Пудовкина, рукоплескал "Броненосцу "Потемкин", изучал русскую теорию "монтажа аттракционов". 30-е годы стали периодом переползания спонтанного революционного ража к уже обязательному воспеванию эпохальных достижений и их вдохновителя. Идеологическую задачу воспевать советский строй облегчало переживаемое кинематографом время: пришла эра музыкальных фильмов, они должны были что-то воспевать - и воспевали, в одном ряду с сердцем, которому не хочется покоя, Москву, которая всех подружила, и широку страну мою родную в целом. Воспевание казалось делом естественным, тем более, что ведь и французское кино воспевало Париж, и американское - "старый Чикаго". Кино и должно вселять бодрость духа, оптимизм и веру в свою страну.
То, что СССР - лучший в мире, теперь подавалось как аксиома, а любая аксиома теряет живую энергию - она неподвижна и не требует работы мысли. Но яснее почуять запах мертвечины уже не хватило времени: назревала Вторая мировая, и хоть Сталин пытался брататься с Гитлером, Эйзенштейн уже снимал "Александра Невского": "Кто с мечом к нам придет - от меча и погибнет!"
Потом - война. Кино мобилизовано, "Мосфильм" в эвакуации делает "Боевые киносборники", напоминает о любимых женщинах, ждущих солдат с победой домой, грезит о свидании "в шесть часов вечера после войны". После войны - закрутка всех гаек, автором всех побед объявлен великий вождь, кино снимают мало, но оно фанфарное, говорит только о свершениях и величии. Израненная сталинским террором 30-х, а потом войной страна, едва успев перевести дух, снова затаила дыхание, и о творчестве на пороге 50-х мало кто думает - плохо думается под грохот партийных разносов.
Зато 60-е дали новый мощный всплеск творческой энергии - как теперь ясно, он был в нашей истории самым впечатляющим. Именно тогда, после почти тридцатилетнего перерыва, о мосфильмовском кино снова заговорили в мире: это была "новая волна" великолепных, уже хлебнувших жизни и очень талантливых людей: Чухрай, Калатозов, Шукшин, Бондарчук, Митта, Тарковский, Рязанов, Кончаловский, Гайдай, Мотыль, Климов, Шепитько, обретший новое дыхание Ромм...
Кадры ледохода в фильме Григория Чухрая "Чистое небо" стали символом тех лет: все сдвинулось с места, все преисполнилось надежд, все стало бурно развиваться - реформаторские идеи, громоздившиеся горою замыслы, мгновенно взлетавшие в зенит творческие судьбы и далеко идущие планы. Даже рядовой фильм тех лет теперь кажется шедевром. Но едва закончились 60-е и показались первые признаки глухого застоя, как температурная кривая спикировала вниз. Формалистика времени навела в творческих цехах свой порядок: все должно быть отрегулировано, дозировано, лукавое сталинское "нам Гоголи и Щедрины нужны!" окончательно доформулировало свой смысл: "нам нужны такие Гоголи, чтобы нас не трогали".
Искусство "Мосфильма" 80-х уже так ясно обнаруживает следы усталости от накрывающей страну застойной тины, что именно в кино возникли первые порывы к обновлению уже не стиля советской жизни, а ее политической и социальной сути. Сначала в фильмах, ставящих "неудобные вопросы". А затем в активизации Союза кинематографистов, костяк которого составляли мосфильмовцы и который стал одним из штабов Перестройки. Кинематографисты готовили эту Перестройку, но сами оказались не готовы к очередной революции и еще не представляли, что принесет им и кино вожделенная свобода.
Кинематографу она принесла свободу снимать что хочется, но заодно и свободу от государственной опеки. Государство скинуло с себя функции продюсера, и продюсеров, вместо одного, стало много - всяк, кто решил, что на кино можно грести деньги лопатой. Пришли и ушли: наступали годы кризиса. Была снесена и система проката, кинотеатры стали частными и крутили только доходные американские фильмы. Наше кино лишилось публики и висело в безвоздушном пространстве. Для "Мосфильма" это означало, что корабль оказался без капитана, руля, ветрил и топлива для двигателя. Финансирование закончилось, команда распущена, люди уникальных профессий ушли в поисках заработка, павильоны опустели, киногород умер и, как все мертвое, стал разрушаться. Его службы приватизированы - уже не цехи, а "товарищества", в ремонтных мастерских разливали паленую водку. На огромный участок земли положили глаз "новые русские" бизнесмены.
"Масштаб бедствия я не сразу оценил, - рассказывает Карен Шахназаров, которого к концу 90-х избрали генеральным директором умирающей студии - бросили на ее спасение. - А когда въехал в ситуацию, то понял, что это конец: скоро они все высосут, и студии не будет. И что без национализации не обойтись. Были, конечно, и конфликты, и угрозы. Но все прошло сравнительно мирно. Возможно, "новые частники" думали, что за нами кто-то стоит. Сработало и то, что за нами не было ничего компрометирующего. И это сыграло роль: серьезные ребята с Кавказа ушли без звука: мы не дали себя втянуть в криминал...
Но если кино денег вернуть уже не может - что может привлечь частного инвестора на "Мосфильме"? Только земля. Лучшая земля в Москве, 34 га, можно такой микрорайон отгрохать! И было много лукавых предложений, но тогда через два года "Мосфильм" прекратит существование. А если не будет "Мосфильма" - кино снимать в стране будет негде, это я говорю со знанием дела. Дело даже не в технике и не в стенах, хотя и это важно. Исчезнут профессии, которые потом не воспитаешь десятилетиями. У нас режиссеров больше нет на запланированные Минкультом сто картин! Операторов. Микрофонщиков нет - их у нас пятеро, и они нарасхват. Механиков, ассистентов по реквизиту нет, дай бог на три картины найти. Вторые режиссеры исчезли как класс. Целые профессии ушли, но без них кино не будет.
И началось восстановление. Провели новые трубы, вернули отопление, задали ремонт павильонам, купили первое оборудование. Никто не верил, что оно будет работать: мол, в России уже ничего не будет! А оно заработало, и эффективно. Стало приносить деньги, мы их могли вкладывать в новую технику, в павильоны, в тонстудию. Потихоньку начало подниматься кино. Телевидение стало снимать сериалы. Реклама пошла. Один павильон реконструировали, второй - смотришь, все четырнадцать заработали. И сегодня студия полностью обновлена, по технике она соответствует мировым стандартам"...
Но это уже совсем другой "Мосфильм". Он не создает фильмы "с нуля", а главным образом предлагает услуги и сдает мощности независимым компаниям и телеканалам. Это как если бы Большой театр, распустив творческие службы, стал площадкой для гастролеров - пусть даже первоклассных. То, что шло бы на его сцене, уже не было бы созданием Большого театра. Так и фильмы, которые снимаются на "Мосфильме", в массе уже не плоды его творчества и ему не принадлежат, на них не разворачиваются гордо "Рабочий и колхозница" - нравится это нам или нет, настало новое время, и с ним - новые песни.
90-летний "Мосфильм" - снова молодая студия с новым оборудованием, фабрика уже в чистом виде, где творческая составляющая - нечто маргинальное и увядающее. Это тоже может не нравиться, но все кино мира сейчас в процессе перерождения во что-то другое - не то аттракцион, не то арт-драма, снятая снова, как в 20-х, на коленке. Современные технологии, позволяющие снимать кино любому владельцу айфона, несут свою эстетику, и ей не нужны огромные павильоны и многолюдные съемочные группы. Еще нужны цехи обработки пленки, но приходит и их час: кино овладевает "цифрой", а "цифра" все больше овладевает кино. В прямом смысле: кино снова становится шоу-бизнесом, средством заработать деньги. А бизнесу Роммы и Тарковские не нужны.
На бывшей Потылихе работает огромная студия, усилиями талантливых и умных людей восставшая из пепла. Но какой она будет к своему столетию, предсказать не может никто.
Создатель фильмов "Мой друг Колька", "Звонят, откройте дверь!", "Сказка странствий", "Экипаж", "Гори, гори, моя звезда" и многих других любимых в народе картин, - о студии своей юности и своей судьбы.
Александр Митта: В моей судьбе "Мосфильм" занимает уникальное место - он и стал моей жизнью, все остальное вытеснив на периферию. Пока я активно работал, я этого и не осознавал. А теперь, когда мы снимаем картины за пределами "Мосфильма", это для меня очевидно. Назвать эти годы временем счастья, наверное, было бы неправильно - не люблю пафосных слов. Но это были годы интенсивнейшей жизни! Они включали в себя общение с большим количеством людей, вовлеченных в общее дело - кинематографический процесс. Они включали надежды и разрушение надежд, ожидания, успехи и неудачи, энтузиазм и усталость, претворение мечты в реальность - а в кино это процесс куда более длительный, чем, например, в театре. К тому же нашу работу тогда видели люди: картины показывались по всей стране, продавались за границу, и хоть большинству из режиссеров не давали возможности ездить с картинами по миру, но картины говорили сами за себя. Наверное, если все это интегрировать вместе, собрать в один клубок, можно считать жизнь полной и насыщенной.
Мосфильм - единственная из наших студий, которая устояла в бурях последних двух десятилетий и продолжает существовать.
Александр Митта: Сказать, что она устояла, было бы неполно. Она, в сущности, возродилась - ведь процессы, которые происходили в ней в 90-е годы, вели ее к самоуничтожению. Ее могли продать по кускам. Творческий процесс переродился в процесс загнивания, расползания. Помню, я пришел туда после долгого перерыва - там было абсолютно темно, я шел по пустым коридорам, и где-то в районе фотоцеха дорогу мне перешла - не торопясь, по-хозяйски - большая жирная крыса. Никого не боясь, прошла и скрылась в какой-то щели. Я силился понять, как и когда живая студия вдруг превратилась вот в это ободранное и на глазах разрушающееся сооружение. А потом понял: когда мы прежде шли по этим коридорам, в голове вертелась какая-то идея, была какая-то цель, мы куда-то торопились и никогда не ходили там просто так.
Когда в конце 90-х Карена Шахназарова избрали директором, студия снова стала медленно, но последовательно превращаться в нормально работающее современное предприятие. В ней снова стало чисто, опрятно, светло и тепло, в павильонах и монтажных появилась новая техника, стали вкусно и недорого кормить в столовой. Это не сохранение студии - это ее возрождение. И отлично, что у студии появился руководитель, который ее спас, возродил и отстоял - потому что очень многие тогда хотели наложить на "Мосфильм" лапу: это очень дорогой кусок земли. Купить ее и растащить по углам - это была мечта огромного количества бизнесменов. А теперь там по-прежнему работающая студия!
Как вы оцениваете вклад "Мосфильма" в историю нашего кино?
Александр Митта: Расклад такой: "Мосфильм" - и остальное. "Мосфильм" был первой студией, построенной по образцу больших голливудских студий. В ней были сосредоточены все производственные циклы, и это был проект мирового уровня. Такой я ее и застал. Правда, мне очень повезло. Когда я начинал учиться во ВГИКе, Михаил Ильич Ромм меня разубеждал: у тебя есть профессия художника, зачем тебе идти в кино, где снимаются 4-5 картин в год, и талантливые ребята по 10-15 лет сидят в ассистентах и помрежах!
Но к моменту, когда наш курс закончил институт, ситуация и в обществе, и в кино резко изменилась: студиям понадобилась молодежь, и тогда у Шушкина, у Тарковского, у нас с Лешей Салтыковым появилась возможность снять по картине. Студии стали активно разбирать молодых режиссеров, и все, с кем я учился, получили работу в Москве, Ленинграде, Свердловске, Тбилиси... А когда идет активная работа и талантливые люди снимают картины - резко растет и уровень самой студии: все ходили друг к другу смотреть, как идет работа, все учились друг у друга. Помню, Андрей Кончаловский снимал "Дворянское гнездо", и были выстроены такие фантастически красивые декорации, что хотелось их сохранить навсегда. Люди тогда особо не думали о больших заработках - они хотели самореализоваться и сделать что-то значительное, художественно ценное. Это был дух всего "Мосфильма".
Какова была роль его знаменитых художественных советов?
Александр Митта: Очень позитивна. Сейчас их пытаются представить как многоступенчатую цензуру, но это совсем не так. В объединении "Юность", где мы работали, вся редактура старалась, чтобы было движение вперед, шел поиск нового. Заключались договоры с Евтушенко, Рождественским, Вознесенским, при этом все понимали, что Госкино их сценарии зарубит, но мы их обсуждали на худсоветах - и уровень обсуждений поднимался от самого их присутствия. Сейчас единственный, с кем я могу обсудить свои идеи, - это кастинг-директор, ассистент по актерам. А коллективного разума больше нет. Хотя он есть во всем мире!
С уходом советской системы кинопроизводства мы формально перешли к западной системе продюсерского кино, но при этом исчезло все то, о чем вы говорите: коллектив выдающихся художников, образующих мощный коллективный творческий разум.
Александр Митта: Я долго преподавал в Германии, в аспирантуре Гамбургского университета. Там образование бесплатное, и конкурсы большие. Для режиссеров был предусмотрен подробный экзамен на живость ума, а вот на продюсерский факультет брали только с университетским образованием!
В Европе понятие "продюсер" совсем другое, чем у нас. В России продюсер - это жулик. Не потому, что это школа воров, а просто иначе он выжить не может. У него нет возможности заработать на прокате картин, он не может сделать качественное кино, чтобы его показывали в большом количестве кинотеатров - кинотеатры для нас закрыты. И получается, что продюсер зарабатывает только на бюджете. То, что он засунет за щеку в процессе работы над картиной, - и есть его заработок. Это ситуация вынужденная, но она реальна. Есть несколько талантливых людей, понимающих дело, но их очень мало. И представить наш продюсерский круг как сообщество людей с университетским образованием - невозможно. А во всем мире это так. Потому что продюсер - это человек, который собирает все: от идеи картины до сценария, режиссера, актеров.
Но даже в идеальном случае при этой системе кинопроизводства возникает разрозненность усилий, исчезает тот самый климат, где вызревают замыслы и идет обмен идеями, где вы друг друга "поджигали", воодушевляли.
Александр Митта: Исчезает - а что делать? Но появляется то, чего раньше не было: телевидение. Оно выходит на первый план. Если российское кино не имеет зрителей, потому что нет залов, то на телеэкранах оно собирает миллионы. Люди каждый вечер смотрят многосерийные фильмы, настоящие кинороманы. И уровень этих фильмов довольно высок.
Иными словами, "Мосфильм", который мы знаем, прекрасен, но он в прошлом?
Александр Митта: Конечно, он уже принадлежит истории. Во всем мире большие студии перестали быть центрами кинопроизводства - это теперь центры продажи. У них контракты, международные связи. А производственный цикл изменился: процесс стал подвижным, можно снимать на фотокамеру, на камеру, которая умещается в кулаке. И не надо столько техники, чтобы нужно было опираться на студийные возможности. Эта эволюция происходит очень быстро: еще года четыре - и вообще будем снимать кино чуть ли не на мобильники.
А зачем тогда будет нужен огромный киногород на бывшей Потылихе?
Александр Митта: Остается то, что называют постпродакшн. Он все еще требует большого количества современной техники - для обработки цвета, перезаписи, работы со звуком... Но и здесь перемены тоже идут очень быстро. Появились компании, которые качественно делают все эти работы, и они отбирают заказы у "Мосфильма"... Но мы еще мало сказали добрых слов, каких "Мосфильм" заслуживает.
Давайте скажем больше.
Александр Митта: В числе моих, так сказать, заслуг перед советским кино - тот факт, что я привел в кино Александра Володина. Он был ошеломлен миром "Мосфильма": просто не мог себе такое представить, чтобы столько талантливых людей разных профессий было собрано в одном месте. Гоголь говорил о благородной украинской земле: воткнешь палку - она расцветет. Вот такой землей был "Мосфильм": воткнешь идею - и она расцветает. Потому что вокруг нее так много талантов: операторы, композиторы, художники, ассистенты... куда ни посмотришь - всюду работают талантливые люди! Огромный талантливый мир, в котором постоянно происходит такое "перекрестное опыление" творческими идеями.
Поэтому у нашего кино был такой уровень - это была очень тщательная работа, сейчас такая и присниться не может. Декорации, костюмы, грим - все делалось с невероятной скрупулезностью. Когда у Тарковского на "Солярисе" нужно было создать ощущение космического корабля, декорации делались из титановых листов. Можно было сделать из фанеры - но космический НИИ делал для "Мосфильма" эти листы, потому что кино было в стране делом уважаемым. Теперь такое уже не нужно: и техника и сам процесс киносъемок упрощаются. Зато появляются фильмы, которые можно смотреть из вечера в вечер, как читают роман, на протяжении всего сезона.
И при этом огромное число людей вообще не смотрят эти романы - не могут уделять им столько времени.
Александр Митта: Я сам такой человек. Восхищаюсь идеей, но времени смотреть сериалы у меня нет...