Поделиться
Необходима огромная юридическая работа: избавиться от противоречий и лакун в законодательстве. В этом отношении одна из самых острых тем: "нестыковки" закона о жертвах политических репрессий и закона о персональных данных. Предусмотренное первым из названных документов право на публикацию списков репрессированных "натыкается" на запрет доступа к персональным данным, зафиксированный во втором. Именно эта неразбериха пару лет назад стала предлогом прекращения издания Книги Памяти в Архангельской области, а куратор проекта профессор Супрун и начальник архива местного ГУВД полковник Дударев даже были привлечены к ответственности. После того вопиющего эксцесса специалистам нередко стали отказывать в доступе к любой архивной информации, касающейся репрессированных, и издание трагических списков имен пострадавших от сталинского террора тормозится. Листая описи фондов различных архивов историки - в том числе автор этих строк - сталкиваются с неведомой ранее формулировкой "ограниченный доступ". При этом право решать, кому выдать документ, имеющий столь странный гриф, по сути остается субъективной прерогативой сотрудника архива. Не стоит думать, что подобная ситуация - "творчество" нерадивых архивистов на местах. Отнюдь - все чаще в разговорах с чиновниками федерального уровня приходится слышать мнение о "нежелательности" создания единой базы данных по репрессированным, поскольку "цифры могут быть слишком большие", а это "наносит ущерб имиджу России". Возможно, подобных радетелей за "чистоту прошлого" вразумит принятие инициированной распоряжением президента федеральной программы. Без внятной оценки в сегодняшней России - в том числе в историко-правовом аспекте - преступлений ленинско-сталинского режима не обойтись. Иначе обществу так и останется неясно, почему оплакивая граждан - жертв, мы не осуждаем государство-палача.
Кстати, об имидже современной России. Именно программа по увековечению памяти жертв политических репрессий в случае ее реального осуществления, будет способствовать решению важной внешнеполитической задачи: четкому социально-историческому разграничению понятий "Россия" и "СССР". Ведь именно на подобной подмене спекулируют лидеры некоторых бывших союзных республик, пытаясь в коньюнктурных целях вменить нашей стране некие "иски" за "ущерб" или "оккупацию". Сегодняшняя Россия пострадала от тоталитарного режима едва ли не в большей степени, нежели другие республики. И, взяв на себя груз правопреемственности за СССР, как бы освободила от исторической ответственности остальных, ничуть не менее преуспевших в деле террора против собственного народа. Достаточно, например, широко опубликовать данные, сегодня хорошо известные лишь узкому кругу профессионалов, о "социалистическом соревновании" в республиках по "выявлению врагов народа", о конкуренции на право "превысить расстрельные нормы" и увеличить количество "лагерных контингентов", как станет очевидно - роль "жертв Москвы", которую столь ловко примеряют на себя некоторые молодые государства, не имеет ничего общего с исторической реальностью. Именно потому, несмотря на опасения представителей МИД (в совещаниях рабочей группы занимающих максимально консервативную позицию), большинство экспертов закономерно высказалось за привлечение к сотрудничеству зарубежных коллег. Есть еще одно обстоятельство, говорящее в пользу не только желательности, но и неизбежности международных контактов: в местах массовых захоронений лежат останки жителей разных республик, и закрыть на это глаза при мемориализации подобных мест и составлении мартирологов - значит фальсифицировать историю.
Кроме, так сказать, гуманитарных проблем, которые предстоит решить при реализации федеральной программы есть вполне материальные: социальная поддержка жертв репрессий, поиск финансирования археологических изысканий на местах массовых расстрелов и захоронений, а также средств для создания музейно-мемориальных объектов (речь идет по сути о создании топографической карты террора), для издательской деятельности. Очевидно, что госфинансированием здесь не обойтись - вопрос о привлечении негосударственного финансирования также на повестке дня. Иначе все благие гуманитарные намерения так и останутся на бумаге.