Поделиться

    Создатель Бе-200 остается самым неизвестным авиаконструктором

    Почему так мало известно о создателе знаменитых самолетов-амфибий Георгии Бериеве, которому в этом году исполнилось бы 110 лет? Какой секрет был у главного конструктора Центрального конструкторского бюро морского самолетостроения? Может ли политика перечеркнуть судьбу самолета? Об этом корреспондент "РГ" беседует с дочерью выдающегося ученого - Майей Бериевой. Это ее первое интервью об отце.

    Фамилия без секрета

    Майя Георгиевна, ведь настоящая фамилия вашего отца была Бериашвили?

    Майя Бериева: Мне часто задавали этот вопрос. Спрашивали, понизив голос, а почему отец поменял фамилию, может, шпионом был? На самом деле ее поменял еще наш дедушка. Тифлис, откуда отец родом, был практически русским городом. Поэтому многие грузины русифицировали свои фамилии. Помните Ираклия Андроникова? Мы его хорошо знали. Его родной брат, директор института физики в Тбилиси, носил фамилию Андроникошвили, потому что жить грузину в Тбилиси с русской фамилией было неприлично. Так что фамилию менял еще мой дед Бериашвили, грузин по национальности. А вот мои двоюродные брат и сестра, нося фамилию Бериевы и живя в Тбилиси, вынуждены были вернуть фамилии первоначальное звучание.

    Каким вы запомнили отца?

    Майя Бериева: Мне было 50 лет, когда он умер. Так что я его не только запомнила. Я его хорошо знала.

    Как вы оказались в Таганроге?

    Майя Бериева: В 1934 году Георгий Михайлович был назначен главным конструктором созданного ЦКБ морского самолетостроения. Спустя всего четыре года после окончания института. Для развития совершенно нового направления - гидросамолетостроения - ему предложили два города - Севастополь и Таганрог. Оба этих города папа уже знал, бывал там, когда возил машины на испытания. И несмотря на то что в Севастополе было незамерзающее Черное море, папа выбрал Таганрог с его мощнейшей производственной базой - авиационным заводом N31.

    Сикорский, Лавочкин, Королев...

    Почему выделили именно Бериева?

    Майя Бериева: В их конструкторском бюро много было талантливых людей. Сикорский, Григорович, Лавочкин, Королев... Но каждый шел по своему направлению. Немного занимался гидросамолетами Туполев, написал даже дипломную работу, но выбрал все-таки сухопутную авиацию. Он и сказал папе: "Трудный хлеб у тебя, Георгий".

    Приходилось заниматься не только аэродинамикой, но и гидродинамикой, и совместить их - самое сложное в той работе. Папа создал принципиально новую конструкцию, единственный в стране занимался гидросамолетами на протяжении многих лет. Много лет спустя я спросила: "Папа, много талантливых людей в авиации было. Почему они как бы отошли от твоего дела?" Отец ответил: "У главного конструктора должно быть одно необходимое качество, без которого никак нельзя. Надо уметь доводить дело до конца. Люди, с которыми я работал, были очень талантливы. Но один загорается и гаснет - есть такая порода. Для другого холодным душем становится любое сопротивление - оно ему уже мешает. А нужно пробивать свою идею до конца.

    Пассажирский самолет Бе-30 для местных воздушных линий не пошел в серию, хотя эксперты называют его инженерным шедевром. Как говорят, были политические мотивы. Как отец пережил это?

    Майя Бериева: Очень тяжело. Это отличный самолет и по сегодняшним меркам. Те десять лет, которые папа провел в Москве после ухода с завода, он посвятил тому, что, купив пишущую машинку, писал письма - Брежневу, Косыгину, Бондаренко и прочим. Так и говорил: "Я работал за целое управление, потому что когда проводили сравнительные испытания нашей и чешской машин, то всегда они были в пользу Бе-30". Он писал о несправедливости, о том, что машина должна жить. Это как раз тот случай, когда, как он говорил, дело надо доводить до конца.

    После перестройки я тоже писала в министерство гражданской авиации: вы говорите о конверсии, так вот она, Бе-30. Спустя много лет, в 1993 году, уже его модификация Бе-32К демонстрировалась в Париже, Москве и Дубае. Сегодня ТНТК продолжает работы по совершенствованию самолета местных воздушных линий Бе-32К и надеется на запуск его в производство.

    Что воспитывал в вас отец?

    Майя Бериева: Прежде всего честность. Он сам был таким: честным и скромным. Он никогда не искал для себя каких-то особенных путей. В ноябре 1941 года, когда мы эвакуировались, родилась моя младшая сестра Таня. Прямо в теплушке. Так эвакуировался весь коллектив КБ. Приехали сразу в суровую зиму, легко одетые. На конечной станции на разгрузку оборудования дали всего два часа - составы нужны были фронту.

    Ставили станки на землю и начинали работать. Заводы были разрушены, но все получилось. Секрет того успеха состоял в том, что были сохранены кадры. Которые утрачиваются сейчас. Такая печальная история произошла и с нашим КБ. Школа гидростроения была создана, папа не мог допустить мысли, чтобы она была утрачена. Именно там, в эвакуации, в 1943-м, был разработан проект летающей лодки ЛЛ-143. Это позволило после испытаний, уже в 1949-м, создать летающую лодку Бе-6, а в 1948-м - многоцелевую амфибию Бе-8. На Бе-8 были испытаны в качестве взлетно-посадочных устройств подводные крылья. И хотя он выдержал государственные испытания, но в серийное производство не пошел по причине приоритетного выпуска "чисто" военной авиатехники.


    Георгий Бериев был убежден: нужно пробивать свою идею до конца. Фото:Из личного архива

    Стыдно жить лучше

    Ваша семья чувствовала привилегированное положение?

    Майя Бериева: Когда приехали в Таганрог в 1935 году, было куплено три особняка для руководства. Все обставлены казенной мебелью. Но точно так же был встречен весь коллектив - готовые обставленные квартиры, живи и работай. Тогда такое отношение было к авиационной промышленности. Исключая военные годы, мы жили в достатке. Семья у нас всегда большая была: четверо детей, бабушка. Пайки, конечно, получали. Но их тогда получала вся оборонная промышленность, кого кормить, если не ее? Хорошие пайки получали летчики, и заслуженно. Мы дружили с одной семьей, там можно было вдоволь поесть картошки с капустой.

    Когда жили в эвакуации в Омске, у папы была привилегия - талон на питание в столовой научных работников. Но так как завод стоял на одном берегу Иртыша, а поселок был на другом, и речи не было, чтобы папа специально туда пошел. И вот мы с мамой ехали от врача, голодные. Мама говорит, ты знаешь, папа дал свой талон, пошли пообедаем. Пришли в огромный, купеческого размаха ресторан с безвкусной лепниной. Перед нами поставили миску - у нас из такой ела собака. Мама попросила еще одну ложку, и мы ели какую-то баланду из одной миски. Если это называть привилегией...

    А в советские времена?

    Майя Бериева: Дач на Рублевке у нас не было. Отец говорил: всем трудно, а как всем, так и нам. Стыдно жить лучше, чем другие люди. Такое это было воспитание.

    Когда вы ходили в школу, отец уже был знаменит?

    Майя Бериева: Его никто не знал.

    Как вы думаете, почему об авиаконструкторе Бериеве так мало известно? Пресловутая секретность, обратная сторона конкуренции или что-то еще?

    Майя Бериева: Все страны держат в секрете свои разработки. Это естественное состояние для военной промышленности. А в авиации очень сильна конкуренция.

    А потом он вышел на пенсию?

    Майя Бериева: Он не стал пенсионером, он работал до конца. Последние годы жил в Москве, занимался научной работой. Был освобожденным членом научно-технических советов Государственного комитета СМ СССР по авиационной технике и Государственного комитета по судостроению и научно-технического совета авиации ВМФ, приезжал на все советы, давал консультации. Но здоровье становилось все хуже, семь месяцев пролежал с инсультом в госпитале Бурденко и до последнего дышал этой машиной. Ему всегда хотелось и интересно было делать пассажирские машины. Ведь, если вдуматься, военная машина - это для войны.

    Кто-то из детей пошел по стопам отца?

    Майя Бериева: Младший брат Андрей перед армией работал в цехе на токарном станке, получал профессию. Потом сам окончил авиационный институт. Старший, Игорь, поступил в военно-морское училище имени Фрунзе, стал кадровым военным, а потом ушел из армии и работал в Москве в НИИ. Младшая сестра Таня музыкальный работник.

    Никому никаких поблажек и протеже. Когда я пришла на отцовский завод работать в техническую библиотеку, отец мне наказал: то, что другим можно, тебе нельзя, ты должна быть тише воды.

    Друзья и конкуренты

    Кого из авиаконструкторов он считал своим конкурентом?

    Майя Бериева: Не было у него конкурентов. Мог бы считать Игоря Четверикова, он тоже занимался гидросамолетами, но почему-то сошел с дистанции. Роберт Бартини, итальянец - больше ученый, талантливый теоретик.

    А с кем из авиаконструкторов он дружил?

    Майя Бериева: Самые теплые отношения были с Ильюшиным. Они много общались в Москве, особенно когда папа переехал. Но это уже были два старых больных человека. Но они настолько были в работе, жили ею. Это касается всех их, Главных Конструкторов. Общался папа с Камовым, добрые отношения были с Сергеем Королевым, тот не раз приглашал приезжать посмотреть его "хозяйство", но папе некогда было.

    В 1961 году реактивный самолет Б-10 повезли на парад в Москву. После этого папу пригласили на прием у Хрущева. За столом он сидел вместе с Гагариным. И рассказывал с сожалением: "До меня только потом дошло - я же мог взять у него автограф, для школьников Таганрога!" А еще папа очень любил летчиков, дорожил ими. Ко всем очень тепло относился.

    Много рассказывал о летчике-испытателе Бенедикте Бухгольце (друзья его звали Бух), проводившем испытания первого опытного самолета отца, первого испробовавшего "штопор" на летающей лодке, летчика, буквально чувствовавшего машину. С летчиком-испытателем Валерием Чкаловым мы были соседями по дому в Москве. Такие летчики были для конструктора ценными помощниками. Чкалов рассказывал отцу о своем перелете из Москвы в Америку через Арктику. "Ты читал о "белом безмолвии" у Джека Лондона? Мы воочию увидели это безмолвие".

    Какой самолет у Бериева был самым любимым?

    Майя Бериева: Первенец, МБР-2. Потому что - первый. У папы в альбоме была фотография и подпись: "Мой первенец". Я увидела эту аббревиатуру в детстве и расшифровала ее для себя так: "Майя Бериева Ребенок Второй". Дома не обсуждались производственные дела. Но я сама читала про эту машину в газете. Летчики, которые летали на ней, очень хвалили ее. Да, она была примитивная еще, но при этом неприхотливая. И одно из ее преимуществ в том, что могла лететь на очень небольшой высоте. Это качество пригодилось в войну: "мессеры", пролетая далеко вверху, нашу МБР даже не замечали.

    У МБР-2 был пассажирский вариант, МП-1, морской пассажирский. На нем установили несколько мировых рекордов летчицы Марина Раскова, Вера Ломако и Полина Осипенко.

    Конечно, все машины были отцу дороги, потому что доставались кровью, сердцем. У него было несколько инфарктов.

    На торжествах по поводу 110-летия отца в Таганроге вы упомянули о создании музея Георгия Бериева.

    Майя Бериева: На самом деле мы говорим об этом уже 30 лет. Собрано много архивов - только у меня одной хватит на музей. Когда папа умер в 1979 году, сказали забрать его кабинет - письменный стол, телевизор, много книг. Они много лет валялись на заводе под лестницей в пыли. Потом, правда, перенесли в мемориальную комнату. Под музей несколько раз выделяли, было, помещение, но каждый раз после ремонта там становился то зал для заседаний, то другие службы.

    Справка "РГ"

    Георгий Бериев - лауреат Сталинской премии за создание Бе-6 (1947 год) и Государственной премии за создание Бе-12 (1968 год), награжден двумя орденами Ленина и двумя орденами Трудового Красного Знамени. В общей сложности построено более 1300 МБР-2 различных модификаций.

    Фоторепортаж
     
     
     
     
     
     
     
     
     
    Поделиться