Поделиться
Вольная цыганская кровь матери, крестьянская закваска и свободолюбие отца, раннее сиротство, когда родителей вдруг посадили, встреча с Мейерхольдом во время его репетиций "Бориса Годунова"... Мы не знаем, как рождается режиссер. Но факт остается фактом: проработав почти 20 лет в Театре им. Вахтангова актером, сыграв Кирилла Извекова и Ромео, Сирано и Олега Кошевого, снявшись в фильме Ивана Пырьева "Кубанские казаки", Любимов в одночасье превратился в режиссера-новатора, творца спектакля "Добрый человек из Сезуана", потрясшего советский театр, создателя оппозиционной, почти диссидентской Таганки.
Кто знал границы свободы в стране тотальных запретов, прежде чем Любимов не стал проверять их своими боевыми вылазками? Он осуществлял на Таганке самую необходимую миссию эпохи: рассказывал об одиноком противостоянии человека режиму. Так просто и так ясно это предстает теперь, когда вспоминаешь трагически и звонко дрожащий голос Зинаиды Славиной, игравшей доброго человека из Сезуана, Гамлета - Высоцкого, читавшего Пастернака так, что хотелось выть от безнадежной тоски. Печального и одинокого Дальвина Щербакова-Мастера и его отчаянную подругу Маргариту - Нину Шацкую, роскошную красавицу, летящую на качелях прямо над головами у зрителей.
Не описывать реальность, пользуясь принципом правдоподобия, но создавать ее - таков был принцип избранного им театра. Да и о каком правдоподобии могла идти речь для жителя кафкианской страны, страны абсурда, в которой Любимов создавал свою хулиганскую Таганку? Потому его Муза становилась с каждым годом все трагичнее. Поэт в его театре всегда умирал, его всегда убивали. Хлопуша-Высоцкий кричал надсадным голосом Есенина, это Есенина, а не Пугачева убивали в его спектакле, и это по нему проливали слезы его зрители. Как потом проливали слезы по Пушкину и Маяковскому, Когану и Багрицкому, Ахматовой и Пастернаку.
В канун своего 85-летия Любимов поставил спектакль "До и после" - реквием по убиенному Серебряному веку. 40-летию Таганки он посвятил спектакль "Идите и остановите прогресс" - о тех, кто входил в знаменитое ОБЭРИУ ("Объединение реального искусства"), кто осуществил в 30-е годы последний открытый побег из системы тотального контроля над языком и мыслью и расплатился за это жизнью.
Всегда боровшийся с социумом, всегда игравший роль того, кто противостоит магистральному направлению в искусстве и официальной идеологии, Любимов вновь умудрился сделать независимый жест: отрицая всякую моду и потребности "времени", он заговорил не о социуме, а о культуре и человеческом духе. И в этом заключен главный смысл его последних творений. Так же бесстрашно, как когда-то о свободе в несвободной стране, он начал размышлять о метафизике смерти.
В канун своего 95-летия, изгнанный из созданного им театра, вновь победивший судьбу, Любимов сочинил эпическую фреску "Бесы" и перекинул мостик к уходящей традиции актерского театра.
Вернувшись на сцену, на которой сам играл более полувека назад, он декорировал ее нарочито "старомодно". На этих "Бесах" чаще вспоминаются спектакли Вахтанговского театра 50-70-х годов прошлого века, чем революционный период юной Таганки.
Все признаки старинного театра актеров-виртуозов воскрешаются на наших глазах, напоминая о временах не только Мансуровой и Штрауха, Гриценко и Орочко, но даже Асенковой и Дюра. Любимов, кажется, обвел всех за нос, то обещая найти аналогии с трагическим расстрелом норвежского острова, то с бунтом таганских артистов. Своим подлинным альтер эго в романе он неожиданно "выбрал" Степана Трофимовича Верховенского с его проповедью красоты и веры. Степан Верховенский покидает спектакль как странник - с тележкой, груженной книгами. Любимов отправляет Россию в новое странствие - на поиски гармонии, мудрости и веры.
Интересно, о чем будет его новый спектакль?
Юрий Любимов
Коллектив тут не при чем. Спектакль делает мастер. Мастер, а не коллектив.
Сейчас, я думаю, всех будут переводить на контракт. И это правильно. Иначе вы погубите репертуарный театр.
Мне пришили, что я делаю политический театр. Это неправда. Я занимался эстетикой, расширением палитры. Чтобы в палитру добавить красок.
Это грустно, но обратной дороги нет. В том виде, в каком мои спектакли сейчас идут в Театре на Таганке, их показывать нельзя. Они утратили первозданный вид, потеряли форму, и только я сам с помощью репетиций смог бы их восстановить.
С 14 лет все и работаю. Весь будущий 2013 год у меня уже полностью расписан.
Буквально на днях Сергей Капков предложил мне поставить спектакль по Мольеру в Новой Опере. Но сейчас главное - сделать "Князя Игоря" в Большом. Летом постановочная группа приезжала ко мне в Италию, где я находился на отдыхе. И мы работали по-честному - 6 часов в день.