Поделиться
"Адюльтерная драма Серебренникова продемонстрировала сильные актерские работы и стильную режиссуру", - пишет Hollywood Reporter. Журнал, правда, отмечает холодность фильма, где "персонажи словно стали элементами умозрительной ироничной игры". Более высоко оценивает картину Screen: "Это напряженное, оригинальное исследование супружеской неверности знаменует кинематографическое возмужание русского режиссера Серебренникова... "Измена" ошеломляет запасенными сценарием сюрпризами, которые подчас рискуют опрокинуть фильм в вычурную претенциозность". Журнал считает, что перед нами чрезвычайно кинематографичное произведение артхауса с генами жанрового кино, что делает его доступным как для синеманов, так и для более широкой публики. Все рецензенты высоко оценивают мастерство немецкой актрисы Франциски Петри и оператора Олега Лукичева, особенно использование разнообразных отражений для создания "метафизического, а временами и сверхъестественного подтекста".
Без особой помпы, но тепло и непринужденно открылся, впервые в Венеции, международный кинорынок, соучредителем которого выступила российская компания "Роскино". Ее глава Екатерина Мцитуридзе, открывая вечер, отметила семейную атмосферу фестиваля и выразила уверенность, что венецианский рынок прекрасно впишется в ряд дружественных кинорынков мира. В открытии рынка участвовали президент Биеннале Паоло Баратта, арт-директор Мостры Альберто Барбера и глава Кинорынка Паскаль Дио.
А главным скандалом Венеции пока стал, как и ожидалось, второй фильм трилогии Ульриха Зайдля "Рай: вера", трактующий фанатичную веру как распад человеческой личности. Отстраненная документированная манера режиссера способна шокировать верующих и укрепить в своих убеждениях неверующих.
Анне-Марии за пятьдесят. Она одинока в своей шикарной, по нашим понятиям, многокомнатной квартире, которую она ежедневно драит щеткой и которую способна, исступленно бормоча молитвы и отчаянно крестясь, всю проползти на коленях, пока не сдерет кожу в кровь. Двое в комнатах - она и Христос образом на белой стене.
А недавно она купила Богородицу, тяжелую, метр с лишним в длину, и ходит с нею по венским домам, стучится в чужие двери, чтобы принести с собой ее свет в заблудшие души. Ее встречают по-разному. Кто доверчиво впустит и будет послушно повторять за ней заклинания, кто-то прогонит с порога, а кто-то и вступит в дискуссию, отстаивая свое право жить земной жизнью - мол, разве Бог так все устроил, чтобы тут же все запретить?
Всех австрийцев она считает шлюхами, нуждающимися в спасении. Они погрязли в грехе, что фильм достоверно покажет в одной из ночных сцен: Анна-Мария мирно шла к себе домой, прижимая к груди Богородицу, и тут услышала из кустов женские истошные вздохи. Картина, которую она увидела, достойна кисти Босха: обнаженные телеса упражнялись друг с другом в групповом экстазе. Впрочем, фестивальный каталог видит истоки эстетики картины в вызывающих полотнах Лючиана Фрейда. Зайдль любит и умеет снимать человеческих телеса - дряблые, обвисшие, распухшие еще до смерти. Он - адепт эстетики уродливого. Героиня фильма Анна-Мария не разделила его вкусов - опрометью убежала домой истязать себя молитвой, уже более похожей на мастурбацию.
Она истово любит Христа. Она его любит денно и нощно, любовью духовной, но уже почти плотской: изгнав своего мужа-мусульманина, эта христианка теперь пытается компенсировать утраченное новой, многократно умноженной фанатизмом страстью.
А когда муж неожиданно вернется - полупарализованный, в коляске, жалкий, но вожделеющий, - она брезгливо покормит его омлетом, но к постели не подпустит - отхлещет одеялом. И никакие его ссылки на божье благословение человечьего брака не возымеют силу: она Христа не хочет делить ни с кем.
Чем дальше развивается это бездейственное, почти остановившееся действо, тем меньше человеческого остается в героине. Она становится все истеричней, все замкнутей, и уже ясно, что это безумие неизбежно закончится какой-то духовной нелепицей, катастрофой, окончательным распадом личности, крахом призрачной, вымученной веры и самой жизни.
Ульрих Зайдль без всяких манифестов пошел дальше Ларса фон Триера: он создал школу австрийского кино - жесткого, честного, бесстрашного в подходе к суровым истинам нашего бытия, к его порокам и общепризнанным канонам. Он освободил свои фильмы от всего, что способно комментировать события и влиять на наше восприятие, - от поставленного света, от фоновой музыки. Он взял за правило снимать рядом с профессиональными актерами непрофессионалов (вот и в "Вере" Анну-Марию играет соратница Зайдля еще по "Собачьим дням" Мария Хофштёттер, а ее мужа-мусульманина - египтянин Набиль Салех, сделавший своей профессией путешествия и говорящий на шести языках). Он полюбил съемки в упор, когда люди просто смотрят в камеру, - и это стало знаком национального кинематографа. И он делает фильмы, заставляющие переосмыслить то, что казалось незыблемым.
Исходя из фильмов трилогии, корни всех проблем героинь - в их неутоленных комплексах, которые они восполняют по-разному. Тереза из первой части "Рай: любовь" ищет последнюю любовь на пляжах Кении, где покупает местных юношей, надеясь на искреннюю взаимность. Анна-Мария из "Веры" доводит себя до исступления страстью к Христу, сначала как бы духовной, затем - той самой, порочной. Актрисе Марии Хофштёттер в этой роли пришлось преодолевать собственные застарелые предрассудки: она тоже верует, хотя и отказалась от какой-либо церкви, и сыграть, как вера уничтожает в человеке человека, ей было нелегко. Правда, она утешает себя мыслью, что "путь в рай тернист, каменист и труден".
В третьей части вслед за третьей героиней нас обещают повести в лагерь, где сбрасывают вес. Тоже своего рода страсть, новейший массовый недуг и массовое экстатическое безумие.