Поделиться
Графику сюрреалистов, в частности Макса Эрнста, Рене Магритта, Сальвадора Дали, из коллекций американских и европейских галерей показывают до 25 апреля InArtis и Исторический музей. В том его здании, которое было музеем В.И. Ленина.
Среди показанных вещей есть серия 1934 года Макса Эрнста "Белфорский лев", происходящая из коллекции Поля Элюара. Десять лет спустя после публикации первого манифеста сюрреализма Макс Эрнст обыграл память о литературных истоках движения. В 1934-м он выпустил в Париже роман... в коллажах. Глава первая называлась как раз "Белфорский лев". В основе коллажей были иллюстрации к любовным романам конца XIX века. С точки зрения материала "коллективного бессознательного" это был отличный выбор. С иллюстрациями Эрнст, естественно, обошелся очень вольно, как, впрочем, и с образом Льва, который у него один во всех лицах. В роли и Наполеона и нищего, благородного разбойника и страстного любовника, Дантона и Евангелиста... Эти трансформации сегодня выглядят вполне невинными.
В экспозиции есть также работа де Кирико, который вдохновлял и Эрнста, и Дали. А также оформителей выставки. По крайней мере, армия разноцветных "манекенов", проекция которых идет на стену зала, словно заимствована у Кирико. Есть литографии позднего Дали. Тут и "Безумная, безумная, безумная Минерва", и "Слон в космосе", и "Скромные мученические наслаждения". Все словно сделано по рецепту Лотреамона о "встрече на операционном столе швейной машинки и зонтика".
Очень хороши цветные офорты Рене Магритта. Вроде бы знакомые его мотивы: котелок в роли постамента для головы, глаз в круге посреди черного квадрата, руины башни, прорастающие корнями дерева - здесь видишь, словно впервые.
Идея разместить работы мэтров сюрреализма в бывшем музее вождя мировой революции только на первый взгляд выглядит сюрреалистической. Наоборот, можно сказать: справедливость восторжествовала. Кто знает, победи в партийной схватке, разыгравшейся в СССР и в III Интернационале, не Иосиф Джугашвили, а Лев Троцкий, сюрреализм мог бы претендовать на звание советского революционного искусства. Андре Бретон, автор манифестов сюрреализма, сожалел, что компартия в упор не видит таких прекрасных союзников. "При условии, что коммунизм не будет видеть в нас всего лишь странных зверей, неизбежно вносящих в его стройные ряды элементы ротозейства и подозрительности, - мы бы доказали, что с революционной точки зрения способны выполнить свой долг", - писал он в 1929 году. И добавлял: "К сожалению, подобная решимость интересует только нас самих...". Бретон знакомился с Троцким в Мехико в 1938 и написал даже прокламацию "За независимое революционное искусство".
Компартия же в сюрреалистах склонна была видеть не союзников, а соперников. Не случайно "левый" интеллектуал, француз Мишель Марти, который в 1930-е годы жил в Москве, заявлял: "Если вы марксист, вам нет нужды быть сюрреалистом". Подразумевалось, что сюрреализм отдыхает рядом с тем подрывом основ буржуазного мира, которое предлагает марксизм. Впрочем, партийцев не меньше раздражал индивидуализм художников, их апелляция к миру бессознательного. То самое "ротозейство", особенно в моменты транса, автоматического письма и прочих сюрреалистических действ, о котором упоминал Бретон. Некоторые, кстати, рекомендацию Марти восприняли серьезно. Арагон, например, в 1932 расстался с сюрреалистами ради коммунистов.
Впрочем, проект в ГИМе революционный аспект сюрреализма не подчеркивает. Он выглядит вполне благопристойным. Никаких там мешков из-под угля, набитых газетами, украшавших Международную выставку сюрреализма в Париже 1938 года. Появление шелкографий швейцарца Ханса Руди Гигера, который создал образ чудовища для фильма "Чужой", за что и получил "Оскар", - лучшее указание на то, как опыт отчаянных бунтарей ХХ века использует Голливуд. Но сами сюрреалисты, к счастью, всегда оставались больше поэтами, чем прагматиками.