Поделиться
Семь с половиной лет назад "СОЮЗ" опубликовал необычный материал - "Письмо матери". Его автор, заместитель главного редактора "Российской газеты" Виктор Шуткевич, со страниц газеты попросил у своей мамы, Евгении Андреевны, прощения от всех ее сыновей, уехавших из родной деревни Чахец Пружанского района Брестской области, в город. Так уж сложилась жизнь.
В марте 2007 года Виктора не стало. Человека талантливого, работящего, доброго. Кто еще мог начать редакционную планерку со слов: "Дорогие мои, как я вас люблю!.." Мы, журналисты "РГ", "Комсомолки", "СОЮЗа", любили его рассказы о белорусской глубинке, на полосах нашей газеты не раз появлялись очерки Виктора о родных краях.
В эти январские дни оборвалась жизнь матери Виктора. Ей он, взрослый человек, не стеснялся признаться в сыновней любви со страниц газеты.
Сегодня мы решили опубликовать фрагменты из знаменитого "Письма матери". Пусть это станет нашим общим словом прощания с Евгенией Андреевной и незаживающей памятью о Викторе Шуткевиче.
МОСКВА - БРЕСТ
Здравствуй, мама!
Думаю, ты безмерно удивишься, а, пожалуй что, даже рассердишься, увидев это письмо не в конверте, а на странице "СОЮЗа". Ты всегда старалась держаться в тени и не любила фотографироваться даже для семейного альбома: "На что я вам, детки, такая старая..." Единственный снимок последнего времени - на фоне только что убранного поля у нашего дома - я сделал украдкой два года назад. Я с мужиками вручную косил тогда эту полегшую рожь, которую не брали комбайны, а ты показывала внучкам, как делать перевясла и ставить ее в снопы. Снимок можно было бы назвать "Материнское поле". Как же болели у тебя потом руки после этой работы.
Но сегодня у тебя - праздник. Сегодня я приеду к тебе из Москвы. Ты встретишь меня, как обычно, у нашего крылечка - выбежишь на улицу с непокрытой головой, заслышав шум подъехавшей машины и стук багажника, молча уткнешься мне лицом в плечо, обнимешь - и кажется, будешь готова стоять так целую вечность. Потом спохватишься: "Что ж это я, ты, наверное, проголодался", поведешь меня в хату. Будешь возбужденно-радостно хлопотать у стола, собирая магазинную снедь (своего хозяйства ты давно уже не держишь - не осталось сил) и расспрашивая меня о московских новостях...
После обеда я прилягу с дороги, а ты присядешь рядом на кровати, погладишь, совсем как в детстве, по голове и тихо скажешь: "Який ты сивенький... ("Как же ты поседел...") Тяжелую выбрал себе ты работу, сынок. И зачем мы с отцом отпустили тебя после школы в эту вашу Москву?"
Вот что мучит тебя больше всего - постоянная мысль о том, что сын живет не среди своих, а среди чужих людей. Вспоминаю трагикомический случай во время твоего последнего приезда в столицу - как ты потерялась у подъезда нашего многоэтажного дома. Мы с женой ушли на работу, наши дочери - в школу, а тебя оставили хозяйничать в квартире. Переделав все домашние дела, ты решила немного погулять. Спустилась на лифте с восьмого этажа, вышла из подъезда - и напрочь забыла номер нашей квартиры, а заодно и этаж, на котором она находится. Понадеялась, что узнаешь снаружи наши гардины, задрав голову, стала разглядывать бесчисленные окна - голова закружилась, и ноги у тебя подкосились. Сидит старенькая деревенская бабулька на тротуаре и плачет: потерялась, как в глухом лесу! Хорошо еще догадалась спросить у проходивших мимо школьниц, не знают ли они случайно твоих внучек. Оказалось, не только знают, но и дружат. Они-то и отвели тебя к нашей квартире. После этого как я ни уговаривал тебя перебраться к нам на житье, ты категорически отказывалась: "Что я там буду делать на ваших этажах... В селе, среди своих людей, мне лучше, детки".
Москва осталась для тебя чужим далеким городом, в котором человеку так легко заблудиться... А для меня она за те тридцать лет, что я здесь прожил, стала совсем родной и домашней. Здесь я учился, здесь встретил будущую жену, здесь родились и выросли мои дочери.
Знаешь, мама, долгое время я тешил себя надеждой на то, что когда-нибудь, выйдя на пенсию, все же вернусь в родную деревню и буду доживать там свой век. Даже написал в подражание шевченковскому "Заповiту" стихи, в которых завещал похоронить меня на нашем деревенском кладбище, рядом с родными могилами. Не нужно, наверное, больше обманывать ни тебя, ни себя самого - скорее всего лежать мне тоже придется в московской земле. Но поверь: теперь и она мне совсем не чужая. Как не чужие и люди, которые меня здесь окружают.
...Я очень виноват перед тобой, мама. Виноват в том, что не стал тебе поддержкой и опорой в старости, как положено сыну, что не могу каждодневно принести тебе воды, растопить печку в нашей старенькой хате, подать ночью лекарство. Так уж сложилась жизнь.
Да святится имя твое, мама ...