Поделиться
На выставке к 650-летию иконописца Андрея Рублева в Третьяковской галерее представлены шедевры средневекового мастера и художников его круга.
Для ее подготовки объединили усилия Исторический музей, музеи Московского Кремля, Русский музей и Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева, Владимиро-Суздальский музей-заповедник, историко-художественные музеи Звенигорода и Сергиева Посада. О выставке рассказывает Левон Нерсесян, научный сотрудник отдела древнерусского искусства ГТГ.
Российская газета: Как у Андрея Рублева появился день рождения?
Левон Нерсесян: В первый раз об этой дате заговорили в 1960 году, когда было решено отпраздновать 600-летний юбилей Рублева. За точку отсчета было взято первое десятилетие XV века, когда Рублев расписывал храмы Москвы и Владимира. Решили, что к тому времени он был уже зрелым мастером, а значит, скорее всего, - немолодым человеком. Для средних веков сорок лет - очень солидный возраст. Отсчитали 40 лет от 1400-х и получили 1360 год. Разумеется, это условная дата.
РГ: По сравнению с выставкой 1960 года концепция юбилейного проекта изменилась? Говорят, что произведений на ней меньше, чем полвека назад...
Нерсесян: И в этом, как ни странно, плюс проекта. Легенды о творчестве Андрея Рублева, точнее, о принадлежности его кисти тех или иных произведений имели широкое распространение уже в XIX столетии. Во многих старообрядческих собраниях хранились иконы "рублева письма". Его работами гордились коллекционеры второй половины XIX века. Но в ХХ веке исследования показали, что, как правило, это были произведения, не имевшие ничего общего не только с Рублевым, но даже с его эпохой. Потом настало время искусствоведческого энтузиазма, когда в каждой высококачественной иконе XV века предположительно московского происхождения исследователи готовы были видеть или рублевскую руку, или рублевский круг. Поэтому на выставке 1960 года вещей было почти вдвое больше, чем на теперешней.
РГ: Происхождение части вещей не подтвердилось?
Нерсесян: Да. В XV веке на Руси работало довольно много хороших мастеров. У нас изменился фокус зрения, что позволило увидеть картину иконописи той эпохи более дифференцированно. Конечно, намного эффектнее было бы обнаружить за прошедшие 50 лет новые рублевские работы, но боюсь, что это вряд ли когда-нибудь будет возможно.
РГ: Фрагменты росписей найдены недавно?
Нерсесян: Нет, они хранились в запасниках. Просто раньше подобные археологические материалы редко включали в экспозицию. Сейчас мы отвели им целый зал. Это драгоценные фрагменты древних фресок из тех храмов, которые были расписаны либо при участии самого Рублева, либо его учениками и последователями. К сожалению, эти фрагменты - то немногое, что осталось от большинства росписей Рублева и рублевского времени. Фресок 1405 года в Благовещенском соборе, о которых сообщает летопись, нет, потому что собор дважды перестраивали: в 1416 году, а потом в 1480-е годы. Росписи Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры тоже утрачены: они переписывались в XVII и в XIX веках. Практически не сохранил древних росписей и Спасский собор Андроникова монастыря. Единственный (подчеркиваю - единственный!) собор, в котором остались фрески, бесспорно принадлежащие Андрею Рублеву, - это Успенский собор во Владимире.
РГ: И уж они должны храниться максимально бережно!
Нерсесян: Специалисты, конечно, делают всё, что могут, но многого тут не сделаешь, поскольку Успенский собор - действующий храм...
РГ: Только произведения Рублева дают шанс представить масштаб его личности?
Нерсесян: Когда мы говорим о мастерах средневековья, памятники архитектуры, живописи, декоративно-прикладного искусства остаются едва ли не единственными "говорящими" свидетелями.
РГ: Но средневековый художник не работал для самовыражения.
Нерсесян: Конечно, это не было его целью - в отличие от современного мастера, который хочет утвердить свое видение мира. Преподобный Иосиф Волоцкий, рассказывая своим ученикам о "святыхъ отцах, бывших в монастырях, иже в Русской земле сущих", писал, что Андрей и Даниил проводили дни в молитве и созерцании святых образов, возносясь умом от вещественных предметов к "невещественному и божественному свету". Судя по его словам, деятельность художников была близка монашеской аскезе и требовала такой же внутренней чистоты и духовной концентрации.