Поделиться
Вчера исполнилось 100 лет со дня рождения Екатерины Фурцевой.
Министр культуры, хозяйка Москвы, единственная женщина советской эпохи, добившаяся всех высот карьерной лестницы, была несчастна в любви, пыталась вскрыть себе вены, всю жизнь мечтала о сильном плече рядом. Тему женщины в мужской политической игре мы обсуждаем с автором нового фильма о Екатерине Фурцевой историком Леонидом Млечиным.
Российская газета: Почему вы думаете, что людям сейчас будет интересно смотреть про Екатерину Фурцеву?
Леонид Млечин: Людей интересует драма. И не так принципиальны обстоятельства, в которых она развивалась, сколь интересна сама история. Политика, женщина в мужской игре, женщина, которая была инструментом в политических играх... Это единственная женщина советского времени, добравшаяся до вершины власти. Александра Коллонтай была послом только первые месяцы революции. У нас такое мужское шовинистическое общество, что даже представить себе сложно, как при нравах советской элиты она смогла так выдвинуться...
РГ: А провозглашенное равноправие полов? А право голоса на выборах?
Млечин: На практике женщин выдвигали в основном для представительства. Полагалось иметь секретарем райкома одну даму, вот и ставили какую-нибудь. Нравы были далеко не для женского присутствия в большой власти... Сталин говорил: "Нарком должен быть зверь". Фурцева - единственная, кто сумела в этом мужском царстве выжить, сохраняя при этом женственность. Она была красивая женщина, знала это, пользовалась этим. Этот эротический мотив в отношении к ней всегда ощущался. Она понимала, что мужчины на нее обращают внимание. И сама не скрывала, что испытывает симпатию. Олегу Ефремову кокетливо сказала: "Олег, согласись, что у меня красивые ноги..." Понимала, когда и что можно. Но женская ее судьба была, конечно, незавидной, как ни странно. Один муж ушел, насколько можем судить, собирался уйти и второй...
РГ: Есть и неофициальная, но очень правдоподобная версия ее ухода - самоубийство...
Млечин: Стопроцентно никто не может сказать, что случилось. Со вторым мужем Фурцева познакомилась, когда работала в московском партаппарате. Это был Николай Фирюбин - красавец, который очень нравился женщинам. К слову, один раз Екатерина Алексеевна уже пыталась покончить с собой. Это было, когда Хрущев понизил ее, переведя с всесильной должности идеологического секретаря ЦК партии на менее престижное место министра культуры. Она резала вены. А в 1974-м? Был ли это действительно сердечный приступ или она пыталась уйти еще раз из жизни? Но во всяком случае она жаловалась в последние годы на то, что ей плохо, она одинока, никто ее не понимает. Ее муж Николай Фирюбин ушел к Клеопатре Гоголевой, вдове секретаря обкома и соседке по даче. Ощущение незащищенности, несмотря на то что она попала на вершину власти, ее преследовало. Она всегда искала мужчину, как ни странно, жесткого. И страшно боялась потерять.
РГ: Вы много писали о неординарных женщинах во власти. Место ли "прекрасной половине" в этом жестоком мире?
Млечин: Не думаю, что устройство мозгов Ангелы Меркель или Кондолизы Райс сильно отличается от любых великолепно устроенных мужских мозгов.
РГ: И тем не менее вы же не станете спорить с тем, что женщины иначе, чем мужчины, реагируют на неуспех в личной жизни, на нелюбовь...
Млечин: В случае с Фурцевой фантастический профессинальный успех затмевал почти все. Ее мужа назначили послом в Чехословакии. Потом в Югославии. Ну и что? Фурцева в этот момент - хозяйка Москвы. Разве она бросит все, чтобы поехать с мужем? Нет. Просто жен много, а та, которая стала хозяйкой Москвы, - первая и единственная.
РГ: Что все же в этой женщине было такого, что ей удалось сломать, как вы говорите, шовинистическую систему власти?
Млечин: У ее карьерного успеха несколько причин. Она нравилась нескольким мужчинам. По разным причинам. Например, первому секретарю Фрунзенского райкома Богуславскому, где началась ее партийная карьера в годы войны. У них, по-видимому, был роман. Потом она понравилась двум сменившим друг друга руководителям Москвы. А потом - Никите Хрущеву. По другим причинам. Екатерина Алексеевна была невероятно энергичной, волевой, настойчивой. Сказала - сделала. Иногда говорила глупости и делала их. Потому что ей, конечно, катастрофически не хватало образования, культуры. Требовала к 7 ноября изобрести прививку от кори. А к 1 мая - покончить с раком... Хрущеву нужна была красивая женщина в составе секретариата городского комитета партии. Он выбрал ее. И в течение многих лет "тащил". Потом разочаровался и убрал.
РГ: Из-за чего это произошло?
Млечин: Есть разные версии. Говорят, что она с другими секретарями ЦК у себя в комнате отдыха что-то нелицеприятное говорили про Никиту Сергеевича, а чекисты, как водится, записали и доложили. Но, думаю, там другое. Хрущев был такой человек: очаровывался - разочаровывался. Он в один день мог председателя совхоза сделать министром сельского хозяйства, а через полгода, увидев, что тот не тянет, сбросить.
РГ: Какие все же были между Фурцевой и Хрущевым отношения?
Млечин: Если вы имеете в виду роман, то ничего подобного не было. Хрущева после женитьбы на Нине Петровне женщины не интересовали. Это, к слову, очень характерно для людей, целиком отдавших жизнь политике. Вот Ленин практически не интересовался женщинами. Он был полностью подчинен власти. А Брежнева власть поглотила меньше.
РГ: Иконой стиля среди советского и постсоветского бомонда считается Раиса Горбачева. Судя по некоторым фото, Екатерина Фурцева ей не уступала.
Млечин: Заграничные командировочные даже у министра культуры были ничтожные. Галина Вишневская рассказывала о том, что Фурцева без смущения принимала подношения от артистов, которые выступали за рубежом. Сейчас это назвали бы откатом за гастроли. Находила способы красиво одеваться.
РГ: Вам она нравится как человек, как женщина?
Млечин: Она, конечно, участвовала в бог знает каких делах - и в травле Пастернака, в выкорчевывании ленинградских кадров, в борьбе с учеными. Не по злобе, а потому, что занимала такую должность. Понимаешь, что на этом месте мог быть человек значительно хуже. Вот чтобы лучше - в советской истории не получалось. А хуже - запросто.