Поделиться
Советский закон, который начинался словами "печать и другие средства массовой информации свободны", а также констатировал, что "цензура не допускается", написали три человека: старшие научные сотрудники Института государства и права АН СССР Юрий Батурин и Владимир Энтин, а также доцент Всесоюзного юридического заочного института Михаил Федотов.
Какие "шлюзы" он открыл и какие барьеры преодолел? На эти вопросы "РГ" отвечает один из авторов, доктор юридических наук, летчик-космонавт Юрий Батурин.
Российская газета: Как получилось так, что именно вы трое стали авторами нового закона?
Юрий Батурин: Мы поставили под сомнение господствующий тогда принцип: "Закон автора не имеет". Мы посчитали, что правильнее будет наоборот, чтобы каждый знал, с кого спрашивать за то, что написано в законе. Словом, мы решились принять ответственность на себя. А почему именно мы? Конечно, были и другие, кто знал, каким должен стать закон о свободе печати. Но мы оказались, наверное, профессиональнее, упорнее, в конце концов удачливее. В конечном счете нас было трое - Михаил Федотов, Владимир Энтин и я. А все что на троих в России делается, получается лучше.
РГ: Как закон готовился? На что особенно обращали внимание? Какие "шлюзы" нужно было открыть прежде всего?
Батурин: На одном из "круглых столов" на тему свободы прессы в "Московских новостях" мы сказали: хватит обсуждать, каким должен быть закон о печати. Надо написать проект и продемонстрировать его.
- Ну вот вы и напишите, - ответили нам.
Делать было нечего, и мы взялись. Правда, поинтересовались:
- А вы опубликуете, когда мы напишем?
- О чем речь? Конечно.
Что "конечно" благоразумно не уточнили. Потому что, когда мы проект написали и принесли в редакцию, опубликовать его оказалось невозможно из-за цензуры. Ни "Московские новости", ни "Литературная газета", ни журнал "Журналист" преступить через цензуру не смогли. Почему? Потому что главный "шлюз" - ликвидация цензуры. Это был главный пункт. Кроме того, возможность для гражданина учреждать средство массовой информации, невмешательство в профессиональную деятельность редакции. Ну и так далее. Там много всего нового было - в нашем проекте.
РГ: Он трудно шел? Какие силы боролись против отмены цензуры? Вспоминая начало перестройки, кажется, что уже в конце 80-х никаких цензоров не было, такое писали газеты. С другой стороны, после 1990 года в некоторых отраслевых газетах, например в "Гудке", в отдельной комнатке сидели мрачные неразговорчивые люди, которые трудились не покладая рук, даже посменно. Что собой представлял институт цензоров?
Батурин: В первую очередь против отмены цензуры боролась сама цензура - было такое учреждение Главлит. Может, с вашей точки зрения, цензоры и были мрачные. Но на самом деле они были очень грамотные, образованные и много понимающие люди. Так что противниками они были серьезными.
РГ: Законы с момента принятия часто меняются кардинально, поглощая многочисленные поправки. С советским законом о печати было то же? Вы сейчас что-нибудь бы поправили? Ошибки видите?
Батурин: В качественно сделанном нормативном тексте начинает работать закон сопротивления законодательного материала. Его трудно править. Но Закон СССР "О печати и других средствах массовой информации", двадцатилетие которого мы сейчас отмечаем, просуществовал недолго и не успел подвергнуться насильственным действиям. Принят он был 12 июня 1990 года, вступил в силу 1 августа, а через полтора года с распадом Союза ушел из сферы жизни журналистики. Ему на смену пришел более технологичный российский Закон "О средствах массовой информации", который также написала наша троица и который работает и сегодня - уже почти девятнадцать лет с минимальными изменениями. Впрочем, это как раз плохо, поскольку его терминология уже не соответствует современному законодательству. Подумайте, как давно он был принят! Даже до действующей российской Конституции.
РГ: Закон, отменивший цензуру, был опубликован в "Молодежи Эстонии", известной по "Компромиссу" Довлатова. Почему там?
Батурин: На самом деле впервые наш проект был опубликован в спортивной газете "Спордилехт" на эстонском языке. В Прибалтике с цензурой было чуть посвободнее, хотя она была, как и везде в СССР. Вскоре он же появился в "Молодежи Эстонии" как перевод с эстонского (конечно, его печатали по нашему авторскому тексту). А далее, как мы говорили тогда, началось "триумфальное шествие" проекта закона по стране - по тогдашним правилам уже опубликованные материалы цензуре не подвергались. Сотни газет по всему Советскому Союзу перепечатали его, главным образом молодежная пресса. Затем мы опубликовали его брошюрой за свой счет (тогда впервые появилась такая возможность), подарили чуть ли не всем народным депутатам Первого съезда, участвовали в работе депутатской группы по проекту, и вот результат - мы празднуем двадцатилетие первого в нашей стране закона о свободе печати. Будь это малозначительным событием, кто бы его сегодня вспомнил?