Поделиться
Начался второй сезон театра имени Станиславского под руководством петербургского режиссера Александра Галибина премьерой спектакля о фатальности нашего существования. С известным актером и руководителем театра встретился наш корреспондент.
Российская газета: Александр Владимирович, только что состоялась премьера "Троянской войны не будет" по пьесе Жироду, смысл которой, "что бы человек ни делал, все будет так, как будет".
Александр Галибин: Да, идея Жироду в трагедии человека, подвластного року. В спектакле много юмора, иронии, но все же это страшный спектакль, касающийся темы неизбежности происходящего и встречи человека с этой неизбежностью, с судьбой, причем с судьбой не своей собственной, а судьбой мира, в котором он живет.
РГ: Иначе говоря, человек фатален. Как вы к этому сами относитесь?
Галибин: Я предпочитаю давать случиться тому, что должно случиться. Я все, что происходит в моей судьбе, принимаю. Случилось так, что я на три года уехал в Сибирь, руководить театром "Глобус", значит, так должно было случиться. Я вернулся в Петербург - значит, так складывается моя дорога. Теперь я работаю в Москве. Если что-то еще случится в моей судьбе, я это приму.
РГ: Вы легко принимали эпоху 70-х? Или все же нет - судя по некоторым вашим спектаклям, возвращающим нас в это время.
Галибин: Конечно, опыт коммунистических субботников, посиделок на кухне, дешевого портвейна - во мне. Ведь на 70-е пришелся период формирования личности. Это было связано с театральным институтом, с большой поездкой с геологической изыскательской партией - мы прошли пешком от Петрозаводска до Кандалакши. Эти годы сформировали меня как человека, поэтому я это время очень люблю. Понимаете, я отделяю ту политическую ситуацию, которая была в стране, от собственной внутренней жизни. Она существовала как бы параллельно... Это не значит, что я не читал Солженицына, диссидентов, мы даже ходили на радиостанцию "Европа", которая в то время была уже в Москве, и я знаю, что за нами следили. И мы общались с людьми, с которыми не надо было общаться. Это был сознательный акт, поскольку я не видел в этом ничего такого, что противоречило бы моим внутренним законам. И потом, это же было интересно - такая детективная история. Как-то ко мне подошли и сказали: "Не надо больше этого делать". Я сказал: "Хорошо, больше я этого делать не буду". И все равно делал. Но сознательным диссидентом я не был. Я всегда был убежден, что главная свобода человека - внутренняя.
РГ: Может быть, жизнь вас не ставила в условия вынужденных компромиссов?
Галибин: Да ну что вы! Конечно, ставила. И еще как! Но дело в том, что есть компромиссы, а есть КОМПРОМИССЫ. Я не люблю громких заявлений по поводу духовной свободы, компромиссов... В конце концов, у каждого человека есть свой путь, и этот путь где-то расписан...
РГ: Но тогда человек освобождается от ответственности за содеянное...
Галибин: Нет. Мы же не можем прочесть свой путь как книгу, правда? Человеку дан путь, по которому он идет. Один приходит в этот мир, чтобы покормить умирающих рыбок. Другой - для чего-то иного. Наш путь - это целая система поступков, как внешних, так и внутренних. И если на этом пути человек совершает какое-то отступление - не связанное с подлостью, с предательством во благо себе, - то такие компромиссы возможны.
И, кстати, о манипуляции человеком, из которого при определенных обстоятельствах можно "слепить" все, что угодно, я в прошлом сезоне в театре Станиславского поставил "Аварию" Дюрренматта. И эту же тему я перенес в комедию Гольдони "Бабьи сплетни", где на сцене - 6-метровая кукла, которая тоже "манипулирует" людьми. Эта тема - манипуляции - важна для всех нас, вышедших из социализма. Хочется поразмышлять, что же было и что же есть. И почувствовать разницу между прошлым и настоящим, почувствовать свободу, которая возникла, и задуматься, куда же она ведет? Правильно ли мы ею распорядились? И нужна ли была нам та степень свободы, которая нам была дана? Об этом наш театр размышляет и в спектакле, который ставит Владимир Петров, - по пьесе малоизвестной пьесы братьев Пресняковых "Перед потопом", который выйдет весной.
РГ: В репертуаре театра скоро появится и неожиданный проект - "39 ступеней", театральная версия знаменитого детектива Хичкока.
Галибин: Да, это интересный для нас опыт - ведь это первый опыт переноса кино в драматический театр. Это лихо закрученная история, где четыре актера играют 12 персонажей, где все меняется с геометрической прогрессией. Посмотрев один раз, хочется посмотреть еще раз, чтобы понять, как это сделано. Этот спектакль, несколько лет назад поставленный молодыми актерами где-то в предместье Лондона, волею случая в лице умного продюсера получил мировую славу - вначале он попал на театральные площадки Лондона, получил престижную премию "Оливер", потом попал на Бродвей, где получил уже две театральные премии, и, наконец, разошелся по всему миру. Дошла очередь до России.
РГ: Насколько вам, петербуржцу, было легко интегрироваться в жизнь Москвы?
Галибин: Я легко вписываюсь в режим любого большого города. И мне нравится жить в очень интенсивном ритме, поэтому мне близка Москва. Я легко снимаюсь с места, еду и работаю там, где я нужен. Во мне нет инертности, неспешности, свойственной петербуржцам. Мне тяжело жить в инертном городе - я помню, как бегал с предложением поставить "Сахалинскую жену" Елены Греминой или "Облом оff" Михаила Угарова (представители "новой драмы"), но никто не соглашался. А ведь каждая из этих пьес стала культурным событием, в результате.
РГ: Зато теперь вы собираетесь поставить, насколько я знаю, спектакль по пьесе Елены Греминой, о юности Чехова.
Галибин: Да. Пока рабочее название пьесы "Братья Ч." (сцены). Это такая семейная история, по атмосфере напоминающая "Дядю Ваню".
РГ: Мне кажется, если бы вы ставили про более поздний период жизни Чехова, классика вы могли бы сыграть сами. Не хочется как актеру вернуться на сцену?
Галибин: Не знаю. Пока не хочется. Нет интересного предложения, которое могло бы меня завести. Я на сцену не выходил уже почти 30 лет. Поэтому если я решусь что-то сыграть, это станет моим внутренним поступком.