Поделиться
Документальное кино не показывают. О нем не пишут. У нас изобрели новый вид кинематографа - невидимку.
Между тем, на фестивале "Россия" в Екатеринбурге можно было убедиться, что это сегодня самый захватывающий вид кино. Там такая жизнь России, такие судьбы, типажи и характеры, каких в игровом кино и вообразить не могут.
А главный сюрприз - Екатеринбург. Европейского комфорта аэропорт, европейского вида улицы, стильные небоскребы, чистое метро, столичный сервис, некоторым событиям культурной жизни позавидует Москва - и ни грана провинциализма. Переполненные залы фестиваля документального кино разбивали в прах легенду о том, что народу потребны только боевики, - студенческого вида люди стояли вдоль стен, сидели на ступеньках даже на ранних утренних сеансах. Этот город теперь являет собой еще одну антитезу той жизни русской глубинки, которая особенно интересует документалистов. Всем своим видом он доказывает: можем, если захотим. А что же, в глубинке не хотят?
Лидеры
Гран-при взял фильм Евгения Соломина "Глубинка 35х45". Идет обмен советских паспортов на российские, и фотограф объезжает сибирские села, чтобы сделать стандартные снимки, где люди похожи друг на друга. Но режиссер владеет даром за пару минут, пока "объект" уставился в объектив, открыть в нем и судьбу и характер. Короткие диалоги больше скажут о душе, чем все байки о духовности: "А как муж? - "Дохлый. Скоро помрет!". Вкупе живые портреты создают образ страны на сломе эпох: глубоко засевшие в прошлом - не советском, а вечном российском, - люди снова перед неясным будущим, хотя перемен и не ждут. Финальная сцена сожжения старых паспортов вырастает в символ времени, когда человек, со всеми его проблемами, талантами и надеждами, в глазах общества стоит все меньше.
Каждый фестиваль счастлив, если откроет талант. Достаточно посмотреть фильм омского режиссера Владимира Головнева "Занавес", чтобы оценить цепкость взгляда, умение из моря материала отобрать то немногое, что откроет нам человеческую драму. Это рассказ о маленьком театре в уральском городе Ирбите. Как в любом театре, здесь каждый уверен, что рожден для иной славы, а пока колесит по раздолбанным дорогам, показывая "Доктора Айболита" детям в сельских клубах и школьных спортзалах. Это фильм смешной и грустный, он пронизан абсурдом жизни без надежды, веры и любви. Единственное, что оправдывает это существование на грани нервного срыва, - смех детишек, все это воспринимающих как предвестие полной чудес жизни. Жюри отдало "Занавесу" премию за лучший короткометражный фильм.
Ностальгию по прежним временам развеивает фильм екатеринбургского режиссера Владислава Тарика "Светлый путь". Автор столкнул хронику киножурнала "Советский Урал" с воспоминаниями участников знаменательных, как считалось событий: село Темное переименовали в Светлое. Но светлее не стало, и электротрактор, о котором вещал, ликуя, диктор, прокатился для кино по проселку, но до полей так и не добрался. Все было густым враньем, что не мешает старикам с улыбкой вспоминать юность, когда пропагандистский треск был фоном жизни.
Люди
Документальное кино делают его герои - и лишь потом кинематографисты. В этом пункте жюри постоянно расходятся с публикой. Жюри видят просчеты авторов - зрители покорены представшим перед ними человеком.
Мне тоже трудно думать о ракурсе и светотени в повести об учительнице из Беслана, которая провела страшные дни с заложниками-учениками в школьном спортзале. Здесь погибли ее дети, но она нашла в себе силы вернуться в отстроенную школу. Ее первой мыслью, когда она вошла в тот самый спортзал, было: "Зачем окна сделали так высоко! Отсюда не выбраться!".
Она в темных очках - это признано ошибкой режиссера. Но я понимаю, что если бы она сняла очки, мы бы увидели в ее глазах то, что досужим наблюдателям лучше не видеть. В этой женщине поражает все: интеллигентность, умение держать себя в руках, самоотверженность и та отданность делу, когда оно и становится смыслом жизни. Этот фильм Вадима Цаликова "Беслан. Надежда" не может пробиться к зрителю. В Екатеринбурге состоялась его премьера, и люди выходили, не скрывая слез. Его надо бы показывать по главным телеканалам - чтобы страна, возможно, впервые по-настоящему ощутила человеческое измерение случившегося в Беслане. Но у нас не любят печальных воспоминаний.
И еще одна героиня - украинской ленты Елены Фетисовой "Не один дома". Она поняла, что не может пройти мимо больного ребенка, которого бросили родители и который обречен на гибель. Стала усыновлять таких детей - разных национальностей и цвета кожи, с разными гибельными недугами. Выхаживала, поднимала на ноги, давала образование. Сейчас это большая семья, спаянная такой взаимной любовью, что переполненный зал понял: это и есть счастье.
Эти люди не ждали милостей от неласкового к ним государства - они выстроили жизнь сами, вопреки всему и согласно своим представлениям о зле и добре. После таких фильмов очень трудно было переключиться на игры, которыми тешились счастливые обладатели видеокамер - назвать их профи можно с натяжкой. При том, что некоторые из них профессионалами, несомненно, были.
Провалы
Не могу объяснить, какими соображениями руководствовался режиссер Владимир Ярмошенко, выставляя на конкурс "Монологи под столом". Как он признался, это его первая съемка с видеокамерой. Он ее поставил на штатив, а жена залезла под стол и оттуда стала нести ту милую чушь, какую несут только из-под стола. Снято скверно и серо, ни один любитель не рискнет показать такое друзьям - но профессионал, очевидно, думает, что в нем ценно все, включая отходы творчества.
Москвич Дмитрий Пантелеев представил "Нину Савельевну и Сашку" - монолог малоинтересной, но хищной женщины, которая, дымя, рассказывала о своих "любвях". Она называла себя интеллектуалкой, но забредшего в кадр мужа Сашку было жаль. Зачем зритель должен слушать досужий треп нимфоманки - автор не объяснил.
Герой фильма Александра Гутмана "17 августа" - молодой парень, за двойное убийство осужденный на пожизненное заключение. Тут же вспоминаешь "Высший суд" Герца Франка, показанный на этом фестивале много лет назад: диалог режиссера с человеком, ожидающим смертной казни. Мы посмотрели этому человеку в глаза. Мы поняли, что он пережил и передумал за месяцы ожидания последнего часа. Этот кинодокумент потрясал, люди бросались писать ходатайство о помиловании - узник уже учинил себе казнь почище смертной. "17 августа" смотришь с неприятным чувством подсматривания в замочную скважину. Камера неподвижно замерла у щели в двери камеры и 50 с лишним минут следит за тем, что на созерцание не рассчитано. Автор фильма хотел, чтобы мы приобщились к этому монотонному и бессмысленному существованию, но вызвал лишь глухое раздражение: он не сделал ровно ничего, чтобы мы узнали о его герое хоть что-нибудь. Человек вошел в фильм в одном ряду с железной койкой и пауком на стене - как часть тюремного антуража.
Итак, пришла пора "хоум-видео"? Любительщина слиплась с профессионалами так плотно, что ее крутят на фестивалях? Дело серьезное: ни один из полнометражных фильмов жюри не признало качественным - приз остался без хозяина. Из восьми дебютов ни один нельзя считать удачным - приз за фильм "Письма из будущего" был компромиссным. Он тоже о Беслане, о мечтах, оборванных на взлете. Нам читают сочинения, где школьницы описывают свое будущее - а потом камера показывает нам портреты погибших девочек. Дебютантки Алина Акоефф и Лора Цкаева не нашли для трагической темы иного решения, кроме лобового. И не заинтересовались поразительным фактом: свое будущее школьницы видели исключительно в Австралии или в США. Здесь пришлось бы говорить уже не только о сломанных мечтах погибших, но и об отсутствии будущего у страны, которая вселила в детей неверие в возможность стать счастливыми у себя дома.
Суррогаты
Страна сильна общностью идеалов. Судя по фильмам, идеал видится только в религии. Мы не слышали ни одного упоминания о таких категориях, как наука и знание, зато много сказано о вере. Из фильма в фильм кочевали священники, деловито размахивая кадилами. Из фильма в фильм люди искали спасения от бед в водоемах с грязноватой на вид, но святой водой. Только однажды явился эскулап - в "Аритмии" Светланы Стрельниковой, но и тот не мог выбрать между поликлиникой и дискотекой. Было ощущение, что страна перестала производить, изобретать и познавать. Зато просторно шаманам, провозвестникам конца света и искателям спасительных кристаллов, слетевших с неба. Владимир Головнев, автор очень сильного фильма "Не от мира сего", показал, как в сибирской глуши доморощенные последователи Кришны, православные священники и юродивые устраивают своего рода куча-мала, перетягивая к себе души заблудших и вконец растерянных селян, вводя их в транс, - разноязыкие песнопения сливаются в некий бесовский шабаш. Режиссер начинает и заканчивает картину емким кадром: паук плетет свою паутину, туго спеленатая муха уже не в силах пошевелиться.
Если считать, что документальное кино - отражение умонастроений общества, это зеркало показало грустную картину. Теоретическую базу под крен подвел протоиерей Всеволод Чаплин в екатеринбургском журнале "Национальный прогноз": "В среде советской элиты господствовали идеи либеральной технократии, вера в науку, технику, электронику, в общечеловеческие ценности. Настоящей властительницей умов… была идея приоритета человеческого разума, науки, технических и социальных технологий"… В этом автор видит причину национальных бед.
Фильм Валерия Тимошенко "Русский заповедник" воплощает тезис на практике. Герой - священник, везет свет веры в заброшенные деревни на старой телеге. У телеги отваливается колесо. "Вот, - улыбается герой, - лети мы сейчас на "Боинге", нас бы уже не было. А я подкручу колесо проволочкой - и поедем дальше!". Хорошая программа для великой страны на XXI век.