Поделиться
В коротком списке премии "Большая книга" оказался роман Александра Терехова "Каменный мост". Это объемистое, драматичное повествование на стыке документалистики и вымысла.
В центре сюжета - загадочная смерть двух подростков, детей высокопоставленных особ, близ стен Кремля в 1943 году. Расследованием этой засекреченной истории в наши дни занимается отставной сотрудник ФСБ с несколькими помощниками. Поиски приводят к поразительным результатам... С автором романа побеседовал корреспондент "РГ".
Российская газета: Сколько лет в общей сложности писался "Каменный мост" и как протекала работа над романом?
Александр Терехов: В историю с гибелью двух семиклассников 175-й школы на Большом Каменном мосту 3 июня 1943 года я попал в 1997 году, в последний год своей журналистской карьеры. Необычайно красивую девочку Нину Уманскую убивает ее безумный поклонник и одноклассник Володя Шахурин, а потом стреляет себе в висок. Обстоятельства дела докладывают Сталину, и тот произносит что-то вроде "Вот волчата..." или "Ах, волчата...". Как "дело волчат" эта история многократно описана в бульварных и околобульварных газетах, воспоминаниях, рассказана по телевизору.
Иногда эту историю рассказывают еще и с эпилогом: несчастных возлюбленных похоронили рядом (а то и в одной могиле!) на Новодевичьем. Отца Шахурина, наркома, после войны арестовали по "делу авиаторов" и попрекали "плохим воспитанием сына". А отец и мать Уманские погибли в авиакатастрофе в Латинской Америке. У меня эта история никакого интереса не вызывала по трем причинам. Во-первых, "дело волчат" мне кажется невероятно пошлым названием. Во-вторых, я, как любой обыватель, стараюсь держаться подальше от больших страстей, приводящих к убийствам на бытовой почве. В-третьих, являясь многодетным отцом, не люблю трагических историй, связанных с подростками. Но так получилось, что всего лишь заглянув по чужой просьбе за эту дверь, я поскользнулся и улетел в историю, случившуюся на Большом Каменном мосту, как в какую-то яму, и долго, десять лет, полз, полз назад.
РГ: Роман весьма объемист, сегодня издательские редакторы обычно сокращают такие тексты. При чтении у меня сложилось ощущение, что борьба за публикацию книги в полном объеме была нелегкой, так ли это?
Терехов: Наоборот. Эта борьба была легкой. Артподготовка, штурм и - быстрая капитуляция. Я без особых слез расстался с изначальным желанием издать целиком все 1000 страниц с двумя сотнями фотографий действующих лиц и копиями документов, квитанций, рисунков и образцов почерков. Я, как и многие авторы так называемой "качественной", "серьезной", а вернее сказать, скучной теперь прозы, не имею читателей, кроме себя самого, редактора и "знакомых знакомых". А если читателя нет, то споры о том, вычеркнуть или не вычеркнуть вот этот вот самый все тормозящий абзац про весеннее утро, поменять "розовый" на "малиновый" и как вообще озаглавить, быстро становятся смешными. Достаточно того, что идеально изданная книга существует в сознании автора, там ей и место.
РГ: Чем вас привлекают околокремлевские тайны 30-х - 40-х годов?
Терехов: Ничем. Слова "кремлевские" и "тайны", да еще поставленные рядом, ничего кроме тошноты и зевоты вызвать не могут. Лучше поспать, чем читать такие книги. Что-то типа "где золото партии?", "кто отравил Брежнева?", "тайна завещания Андропова", "кто же был Иосиф Сталин по национальности?". Читатели таких книг, я надеюсь, вымерли еще в начале девяностых и сейчас сосредоточились в основном на любви вампиров. Если кто-то выложил триста сколько-то рублей за "Каменный мост" в надежде почитать про "свободную любовь красных аристократов", то к пятидесятой странице он в горчайшем разочаровании задремлет.
РГ: В какой пропорции в книге смешаны исторические реалии и вымысел?
Терехов: Если не погружаться в рассуждения "а что такое, черт возьми, есть реалии?!", мне кажется, я выдумал только несколько фамилий и одно отчество. Другое дело, что ноги мои в походе не всегда опирались на документ, а иногда ступали и на зыбкие воспоминания. Но я старался выбирать для опоры места потверже, где несколько воспоминаний пересекались. Но все равно мне было бы крайне грустно, если бы меня поправили знатоки. Что-нибудь про калибр пистолетов, меню кремлевской столовой или, не дай Бог, ошибка с маркой машины Васи Сталина в 1943 году!
РГ: Насколько пригодился при работе над книгой ваш профессиональный опыт журналистских расследований?
Терехов: Журналистика, даже если это расследование, это письмо на туалетной бумаге. Это жизнь охотничьей собачки: свистнули, сбегал и принес. Это способность легко возбудиться на то, что не возбуждает. А книга это такая ровная, спокойная, сама по себе возгорающаяся и сама по себе затухающая бытовая одержимость, чем-то похожая на одержимость распространителей посуды "Цептер" и вообще менеджеров по продажам, что ходят с клеенчатыми сумками по офисам и верят, что все миллиардеры начинали именно так.
РГ: Считаете ли вы "Дом на набережной" (и прилегающую местность) одним из самых мрачных, "прОклятых" мест Москвы?
Терехов: Я абсолютно не одарен в мистическом смысле. На мой вкус проклятые места Москвы - это помоечные окрестности станции метро "Выхино", полуорганизованные парковки у Белорусского вокзала, районные поликлиники, здания ОВД, службы судебных приставов и Государственная Историческая библиотека этим летом, где закрыли на ремонт туалеты, а на единственном работающем повесили плакат "Смывайте из канистры".
РГ: Судьба героев-подростков и их окружения в романе тесно переплетена с историей страны накануне и во время войны. Вы считаете свой роман человеческой драмой, политическим триллером или чем-то еще?
Терехов: У автора всегда самое превосходное мнение о своей работе. А тем более у русского автора, который в публичном выступлении норовит по-родственному положить руку на плечо Л.Н. или Ф.М., хотя, мне кажется, к великой русской литературе современные российские писатели имеют не большее отношение, чем хорватские или чешские. Но я все-таки осмелюсь заметить,что для меня написанная, уже умершая, освободившая меня книга "Каменный мост" - это анабасис, книга о военном походе. Люди идут туда, где вроде бы кончается земля. И у каждого участника похода свои взаимоотношения с его целью. И описывая потери, надо постараться никого не забыть. И не забыть, откуда мы идем. Вот что-то типа этого.