05.06.2009 03:00
    Поделиться

    В Доме кино показали двойную премьеру Сергея Соловьева "2-Асса-2" и "Анна Каренина"

     
    Видео: Алексей Крижевский

    Фильм первый: "2-Асса-2"

    Я не знаю у нас другого режиссера, в фильмах которого так полно отразился ход его и нашего времени. Фильмы Сергея Соловьева, собственно, целиком об этом.

    Соловьев - режиссер одной темы: время и состояние души. Человек, вскормленный великой культурой, пытается вписаться в меняющееся общество - процесс мучителен. Его посещают безумные надежды, он апеллирует то к великой культуре, то к новым молодым, пробует их совместить, претворить сюр реальности в высокую поэзию, неутомимо ищет связи между сюром - и Пушкиным, сюром - и Глинкой, сюром - и Толстым. Но связи чем дальше, тем больше рвутся. Теперь они оборвались, похоже, навсегда. И оптимизм - родовое качество Соловьева как человека и как мастера - завис в пространстве, где больше нет воздуха.

    Сегодня, в фильме "2-Асса-2", он с горечью вспоминает эти безумные надежды и открывает нам глаза на это наше новое безвоздушное пространство. Он очень долго делал эту картину - по-видимому, не мог поверить, что не осталось уже воздуха, проверял себя. Картина начинается с кадров, ставших знаковыми для поколений: Цой ждет перемен. Потом "Асса-1" будет цитироваться еще много раз, и каждый раз с горечью.

    В фильме Соловьева "Нежный возраст" новый русский бизнесмен в Париже претворял российское дерьмо во французский парфюм. Образ был сильный. Соловьев иронически отсылал к собственной практике: это он, неисправимый романтик, с надеждой все претворял и претворял дурно пахнущие реалии в поэзию. Его кино в этом смысле тоже наследовало русской культурной традиции. И Соловьев в этом был упорен, ему каждый раз удавалось делать моментальное фото текущего периода на стыке этого чернушного реализма и неуместного, казалось, но трогательного романтического взлета безумных надежд. Он упорно верил в молодость, стал для молодых культовым, делал на молодых ставку, использовал молодежный сленг, молодежные приколы, молодежную субкультуру. Не потому что молодился. Потому что надеяться больше не на кого.

    Теперь, судя по новой "Ассе", погасла и эта надежда.

    Перепад между верхом и низом Соловьев довел до максимума. Его персонажи всегда имели какой-нибудь томик под мышкой. Томик был камертоном, поверкой времени гармонией. В новой "Ассе" томик замызган, в нем вырван клок страниц, он ненужным хламом валяется в тюремной тумбочке. Его извлекут по требованию Алики (той самой, которая в "Ассе" убила Крымова, получив срок) и швырнут ей в физиономию. Томик окажется "Анной Карениной". Он смотрится пропыленным осколком умершей цивилизации. Больше ни одной книжки в фильме мы, если не ошибаюсь, не увидим.

    Алику вытащит из тюрьмы режиссер Горевой (Сергей Маковецкий), которому приспичило делать по "Анне Карениной" кино. Это кино, совершенно ясно, никому не нужно. И кто такая Каренина, уже мало кто знает. Впрочем, те, кто дают деньги - русские нувориши из знойной Италии, - знают, что это старая кошелка, которая рванула под паровоз.

    На таких вот дьявольских качелях новую "Ассу" раскачивает постоянно. Диапазон все время противоестественно огромен. Палаццо, где снимал свои фильмы Висконти, - и купивший его новорусский герой артиста Александра Баширова; великий альтист Юрий Башмет - и великий матерщинник Шнур, грязь тюряги - и Анна Каренина в облике Татьяны Друбич, за которой все еще тянется сияние "Ста дней после детства" - сияние, тоже сводившее с ума целые поколения. Все завязано в узел и помещено в антураж, по виду, стилю и ритму напоминающий музыкальный видеоклип. Все движется вопреки логике, постоянно прорываясь в прошлое, тени которого тревожат героев, а больше всего тревожат их автора: он за них ответствен - в том числе и за безумные надежды, в которые он поверил и заставил поверить нас. Он продолжает улыбаться, но уже как Чеширский кот: улыбка зависла и стала виртуальной.

    В прежних фильмах Соловьева всегда можно было куда-то оторваться от сюра повседневности - хоть в Тютчева, хоть в "звездное небо", хоть в иллюзии "нежного возраста", хоть даже в любовь, обозначенную красным пылающим сердечком, но уже неориентированную, полуабстрактную. "Асса-2" - первый фильм, где воспарить уже некуда. Пространство безвоздушно. В нем исчезли понятия верха и низа. В нем можно хаотически кувыркаться, чем и заняты герои картины. Иногда режиссер пытается задать ориентиры: в кадре возникает красная стрелка-указатель с требовательным "Далее!". Часто, даже слишком часто, действие перебивается прикольными титрами, в которых, однако, вопреки телячьему их стилю, больше всего видна усталость и безнадега. Но, как всегда, Соловьеву очень нужно ощущение дома. Того, что "моя крепость". Того, куда можно укрыться от кошмара. Отсидеться, отдышаться, отогреться. Это тепло его дома невидимо для зрителя, но оно есть, его ощущаешь, как в музыке ощущаешь неслышимый звуковой диапазон. Тепло воплощают родные люди - чуть ли не единственные в его фильмах, реально похожие на людей. Татьяна Друбич, его постоянная муза и актриса. В прежних картинах Дима Соловьев - сын. Теперь он вырос, и в новой "Ассе" явилась дочь Анна, она играет роль и написала музыку к фильму.

    А вообще это история о том, как снимается фильм номер два - "Анна Каренина". Кино про кино. Алика - Татьяна Друбич - уже примеряет шляпу с вуалеткой. Уже идет по перрону станции Обираловка. Скоро конец. Точка, с которой начнется фильм уже по Льву Николаевичу Толстому. Кому нужен Толстой в наши дни - вопрос, который волновал Соловьева все последние годы. И это тоже ключевой вопрос времени.

    Валерий Кичин

     

     


    Роль Алексея Каренина стала для Олега Янковского одной из последних в кино. А Анну Каренину сыграла Татьяна Друбич. Фото:ИТАР-ТАСС

    Фильм второй: Анна Каренина

    "Асса-2" заканчивается тем, что актриса (Татьяна Друбич), исполняющая роль Анны Карениной, не "халтурит", а натурально ложится под поезд вместо приготовленной куклы.

    Вопреки здравому смыслу эта сцена почему-то впечатляет. Впрочем, на то и Соловьев, на то и "Асса", даже если это "Асса-2", чтобы зритель впечатлялся вопреки здравому смыслу. Но в фильме "Анна Каренина" этот фирменный соловьевский шарм не всегда работает. Слишком строгая организация у этого романа, слишком в нем все связано и вытекает одно из другого, начиная с эпиграфа "Мне отмщение, и Аз воздам" и заканчивая финалом, который последовательно не замечают все режиссеры мира - духовным переворотом Константина Левина (читай: самого Толстого).

    Соловьев - все-таки взрослый ребенок. Тем, собственно, и замечателен. Только такой режиссер мог свести вместе Сергея Шнура и Юрия Башмета и заставить играть вполне органичным дуэтом, как это случилось в "Ассе-2". Только он может придумать ход с натуральным самоубийством актрисы, который, по идее, должен был нагрузить "Анну Каренину" каким-то новым смыслом. Беда в том, что своих смыслов в романе так много, что и с ними-то разобраться не успеваешь.

    Предваряя просмотр "Анны Карениной", Соловьев в своем выступлении допустил явную непоследовательность. Сначала сказал, что экранизировал роман без всякой концепции, опираясь только на великий текст, а минутой позже вдруг заявил, что "Анна Каренина" - это "первый роман Серебряного века", написанный еще до того, как этот век начался. Что это, если не концепция?

    На самом деле, "Анна Каренина" - это никакой не роман Серебряного века. Это просто великий роман одного конкретного писателя, имя которого мы хорошо знаем, написанный им в начале 70-х годов позапрошлого века на пике семейного счастья, литературного успеха, мирового признания и т. д., и т. п., словом, всего, что на нормальном человеческом языке называется "счастьем". И вот на пике этого самого счастья он почему-то пишет роман о семейной катастрофе, движимый при этом, как это бывает только у великих художников, совершенно случайным впечатлением.

    На приеме у тульского генерала Тулубьева он видит старшую дочь Пушкина Марию Александровну Гартунг, фрейлину императрицы и жену начальника коннозаводского округа. Его внимание привлекают "арабские завитки" на ее затылке, какие-то "удивительно породистые". И вот из этого пустяка, да еще из того, что от Москвы до Тулы проложили-таки, наконец, железную дорогу, и вырос величайший роман мира. И Серебряный век был здесь совсем не при чем.

    Но в той же вступительной речи перед просмотром Соловьев сказал очень правильную вещь. "Анна Каренина", сказал он, - это "волшебство, ворожба". Поэтому, продолжим его мысль, любой режиссер обречен запутываться в сети этой словесной "ворожбы". Вопрос лишь в том, с какими наименьшими потерями он из этой игры выйдет.

    Соловьев вышел из нее, по крайней мере, достойно. Лично мне не понятно, почему этот фильм стали ругать еще до его премьеры. Это хороший, очень красивый и местами очень тонкий и умный фильм. В нем есть очень много попаданий в десятку, масса сильных сцен... Например, сцена разговора Каренина с Долли. Она ведь отчасти кульминационна в романе. Великий чиновник и замороченная мать-домохозяйка вдруг оказываются на одной доске: оба обмануты братом и сестричкой, Стивой и Анной. Дуэт Олега Янковского и Елены Дробышевой в этой сцене прекрасен и, во всяком случае, гораздо убедительнее натянутой "серебряновечной" картинки, где обнаженная Анна-Друбич позирует на фоне алого сенаторского мундира Каренина-Янковского. В первом случае - великая человеческая правда, во втором - пряный и совсем не толстовский изыск.

    Но в целом Олег Янковский в этой одной из последних своих ролей поднялся на небывалую высоту. Прощаешь мелочи, например, то, что он похож на Победоносцева (расхожая байка, что Каренин - это Победоносцев). Как и Гриценко, Янковский показывает в Каренине главное - это хороший и страшно несчастный человек. У Янковского он, пожалуй, даже жалок и сам не стесняется этого. Но зато как нравственно победоносно, простите за невольную игру слов, он выглядит в финале, когда забирает к себе дочь покойной Анны. Вот уж месть обманутого мужа так месть!

    Да, не очень хорош Вронский (Ярослав Бойко). Слишком тяжеловесен. Впрочем, веришь, что именно такой и мог сломать спину бедной Фру-Фру.

    Стива-Абдулов, скорее, тих и печален, нежели жизнерадостен. Сегодня это видишь как-то особенно остро и ясно.

    Левин-Гармаш - прекрасный, трогательный, недотепистый. Он умен больше сердечно, чем, собственно, умен. У Толстого не так, у Толстого Левин - это философ. Ну и что?

    Наконец, Анна-Друбич... Тут, видите ли, какая проблема... Толстой ведь не любил свою Анну. Он любил Долли, Кити, княжну Марью, Наташу Ростову. Любил женщин самоотверженных и семейных. Анна, с ее "породистыми завитками" и разрушительной сексуальностью, была Толстому неприятна, досадна как факт.

    Ну как такую под поезд не столкнуть?

    Поэтому всякая актриса, исполняющая героическое бросание Анны под поезд, - обречена.

    Соловьев постарался выйти из этого неловкого положения посредством морфия (на самом деле - опиума), который принимает Анна в количествах, выходящих за рамки обычной медицины в сторону наркологии. Его Анна гибнет буквально "под кайфом", что, как ни странно, точно отвечает букве романе. Анна Каренина Толстого, действительно, упала под поезд в состоянии, мягко говоря, не вполне адекватном, ибо "подсела" на опиум в результате родовых и послеродовых болей.

    И вот такой Анне-Друбич очень даже веришь. Но вот в то, что такая Анна могла сводить с ума от ревности всех московских и петербургских матрон, не очень веришь. Анна- Друбич - это все-таки больше жертва нашей сложной и непонятной жизни (что правда, так и у Толстого), нежели женщина-тайфун, ломающий жизни двух очень не похожих друг на друга Алексеев - Каренина и Вронского, вызывающая ненависть Кити даже после замужества.

    Но вообще, Толстой ведь не роман о героической женщине писал, а о том, что был бы поезд, а кому под него упасть в этом страшном мире, всегда найдется. Так что с равной степенью успеха Анна могла разбиться на аэроплане и потонуть вместе с "Титаником".

    Но это был бы другой роман и другой фильм.

    Павел Басинский

    Поделиться