Поделиться
Татьяна Окуневская была одной из самых блистательных актрис довоенного советского времени. Яркая, красивая, бесконечно талантливая. Характер имела резкий, категоричный. Ее мнение часто шло вразрез с общественным. Прошла через сталинские лагеря, травлю и забвение. Мне довелось побывать у нее в крошечной однокомнатной квартирке, где кроме кровати и стола практически ничего не было, за год до ее кончины. Помню, мы пили пустой чай и ели одно зеленое яблоко на двоих - больше в холодильнике ничего не было.
"Для меня враги прозрачны..."
- Вам понравился этот портрет? Его через месяц после освобождения написал мой солагерник, интеллигентнейший мужчина, сейчас таких нет. Когда освободилась, у меня ничего не было. Я из лагеря вышла в одном ватнике, все мое имущество разворовали, растащили. В мою квартиру новая жена Бориса Горбатова меня даже не впустила. Какие-то крохи отвоевала по суду, и все. Травля была страшная. Но я благодарна лагерям за то, что там научилась фантастически разбираться в людях. Когда вышла, освободилась и вошла в мир, людей стала просто рентгеном видеть.
Вот, допустим, я знаю, что ты стукач. Что делать? Драться, скандалить? Знаю всех подлецов, но "не вижу" их. Я делаю вид, что не замечаю, они для меня прозрачны. Я по походке могу сказать, что это за человек, это совсем нетрудно. После моих лагерей прошли десятилетия, и поверьте, вспоминать то время уже небольно. Хотя остались какие-то фантомные боли. Актриса Валя Талызина предложила мне как-то пожить у нее на даче. Я приехала, место дивное, сосны, воздух, но увидела на окнах решетки и поняла, что не смогу здесь пробыть и часа...
До сих пор болят какие-то личные, интимные вещи. Я сейчас, когда об этом вспоминаю, заливаюсь краской: теперь изнасилование для девушки - это даже интересно, даже как сенсация. Для меня это было хуже, чем арест. Быть подвластной какому-то Берии, этому уродцу с узким лбом... Это самое страшное. Я понимаю, когда красавцы воины Александра Македонского врывались и брали женщин, то, наверное, тут было какое-то наслаждение. Оставались после них красивые римляне. А вот так, под дулом пистолета, от какого-то хама... Меня и до сих пор интересует, почему он выбрал меня. Для него подбирали молоденьких девочек, по всей Москве подбирали. А тут вдруг я, тридцатилетняя баба. Видимо, я его внутренне раздражала своей независимостью, и он этим самым хотел меня сломить. Когда меня привезли к нему в особняк, я сидела стиснув зубы, и на лице у меня было все презрение.
Когда его обвинили в шпионаже и расстреляли, я была в лагере в Коми, помню, когда узнала об этом, то подумала, какой очередной идиотизм. Он был кем угодно, но не шпионом...
До сих пор не знаю, за что меня арестовали, я под все указы Сталина подходила. Арестовать тех, кто впервые был за границей, арестовать тех, у кого арестованы родители, арестовать тех, у кого язык... Я не могла сдерживаться, нет... Помню, сразу после войны в каком-то посольстве был прием, пришла жена одного генерала в роскошном платье, ну просто в роскошном. Но, по правде говоря, это была ночная рубашка. Но она в ней ходила, как царица Савская! Я не выдержала и громко об этом сказала. И так во всем - я не подходила под их систему.
Декольте протеста
Скажу вам один секрет. Я из профессии ушла не по возрасту, я еще была в прекрасной творческой форме. Но этих зрителей я видеть не могла - такое отупение. Вначале перестала Бродского и Пастернака читать. Как начну читать их стихи - народ из зала уходит. Я была в ужасе. Ну не буду же я шансон петь? Почему я пользовалась успехом у интеллигенции? Я пела совершенно нестандартные песни. А мне кричали из зала: "кипучая, могучая..." Я этого ничего не могла петь. Ну не вписывалась я в их систему. Вот Ладынина, Орлова - наши партийные актрисы. Во-первых, это жены режиссеров. Во-вторых, это вкус правительства, вся наша система награждения - это не что иное, как вкус чиновников. Это трагедия России ХХ века. Я же раздражала наших деятелей. Помню, сшила роскошное белое платье с умопомрачительным декольте и пришла на прием в югославское посольство. Там всех перекосило, а я это нарочно делала, назло ночным рубашкам партийных жен.
Почему зритель стал тупеть? Потому что страна так живет. Христианство тысячелетиями взращивало в человеке все самое лучшее, а все рушиться стало в Гражданскую войну. Но думаю, что эти дети новых страшных русских, у которых души в малиновых пиджаках, они приедут уже другими из-за границы. Из своих кэмбриджей.
Когда я была в "Ленкоме", то застала еще эту великую тройку - Берсенев, Бирман, Гиацинтова. Когда я, выйдя на свободу, вышла на сцену, зал встал. Это было до кома в горле... А сейчас...
"Ненавижу молодых любовников..."
У меня вся квартира залита солнцем, я же сумасшедшая, всю зиму сплю с открытым балконом. Утром из-под одеяла выскакиваешь - свежо не то слово...
Занимаюсь ли я йогой? Обязательно. Сегодня на голове стояла. Как только я закончу заниматься йогой, то умру. Я уже сорок два года ею занимаюсь. Что меня привело к этому? Совершенно безнадежное состояние здоровья. Я вышла в чудовищном состоянии после лагеря, 42 килограмма веса. За шесть лет моей неволи выросла, вышла замуж дочь, мой сват оказался очень крупным врачом. Он меня осмотрел и сказал - очень плохо. Организм был настолько ослаблен, что не принимал никаких лекарств. Мне советовали ехать в деревню, где трава, тишина, молоко, и чтобы даже репродуктора не было слышно. Но когда голая и босая, куда ехать. Это лирика. Пошли мы с моим другом в Лужники, купили газету, а там поливали грязью одного врача. Евтеев-Вольский - фамилия нестандартная, стало интересно. Нашла этого врача, и он меня посмотрел. Каких диагнозов у меня только не было: стенокардия, эмфизема легких. Врач говорит, давайте начнем с дыхания. Тогда йога была как контрреволюция, за это опять могли в тюрьму посадить. За сорок два года я не выпила ни одной таблетки, даже травы не пью. Я чистая вегетарианка, не ем ничего убитого руками человека. Яйца и молоко очень редко могу позволить.
Я говорю дочери: "Заяц, ну что они маются, распускают про меня сплетни, что у меня молодой любовник, мне 87 лет, мне скоро умирать..." Вообще, я ненавижу молодых любовников, это так скучно и неинтересно; какого-нибудь Кеннеди встретить, с проседью - это интересно. В меня был влюблен маршал Тито, вот это был мужчина. А как ухаживал, самолеты полные черных роз к моим ногам присылал. Звал в Белград, говорил, что откроет для меня киностудию. Отказалась. Во-первых, без России и дня не могла жить, во-вторых, я всегда понимала, что Тито диктатор, а все диктаторы очень плохо заканчивают свои дни. Их свиту тоже не жалеют...
С актерами дружить не получается. Нас 10 тысяч штук, я очень люблю талантливых людей - это тяжелая черта. Когда сидит напротив бездарь и видишь пустые глаза - ужас. Марина Неелова очень талантлива, когда вижу, как она играет, плачу...
На свое 85-летие я с книжки соскребла все деньги и устроила частную вечеринку, собрала 35 человек. Вдруг мне позвонили двое интеллигентных мужчин и принесли поздравление и роскошный букет цветов от президента Ельцина, я была ошарашена. Могу признаться, что у нас с Наиной Иосифовной какой-то внутренний роман, она устроила нам прием в Кремле. И произвела на меня просто колоссальное впечатление. Я женщин очень чувствую. Очень! Вы, мужчины, все-таки другие, более пробивные. А как трудно русской женщине. Были бы у меня деньги, я бы ей поставила памятник, как статую Свободы. Как они умудряются выглядеть прилично и главное - сохранить духовность. Беда в другом, в том, что нет середины, либо она ломается, спивается и валяется на улице, либо из последних сил держится и сражает всех своей духовной красотой. Когда меня выкинули из театра, то меня подхватил "Госконцерт", я сборы делала. Так вот, благодаря этому я объехала всю Россию - это на всю жизнь осталось со мной. Самое сильное эмоциональное потрясение для меня. Помню, в одну деревню под Курганом мы ехали на розвальнях, больше ни на чем не проехать - столько было снега. Идут люди: дети, взрослые, старики, со сверточками из соседних сел шли, у меня - ком в горле... Я тот концерт отработала так, как никогда бы не выступала ни в каком кремлевском дворце. Я так читала стихи, что они все плакали. В третьем ряду сидела бабулька, чистенькая, румяненькая, в платочке. А глаза? Таких глаз я бы ни в одном театре не нашла. Это то самое, что аршином общим не измерить.
Вы говорите, что у меня много икон. О Боге я не разговариваю. Это невероятная тема. То самое глубинное, которое только может быть в тебе.
Чего еще хочу? Достичь высокого понимания всего. В любую свободную минуту сажусь за книгу и читаю, читаю. Книги - это же история вечности. Не хочу и не буду лежать, гнить беспомощная. Никогда. У меня на этот счет припасено снотворное. Если что-то во мне сорвется, я выпью таблетки, и все... с блаженной улыбкой на лице.
Это грех?! А вот тут я не понимаю, Евангелие для меня мудрая книга, но не более... Эти все секты - это падение хуже, чем коммунизм. Главное, не биться головой об пол, а сохранить в себе духовную чистоту. А дальше? Дальше - полет...
Из досье
Татьяна Окуневская родилась 3 марта 1914 года в дворянской семье.
Училась в московском архитектурном институте, с 1933 года снималась в кино, наиболее яркие образы создала в картинах "Пышка", "Горячие денечки", "Александр Пархоменко", "Это было в Донбассе". С 1943 по 1948 и с 1954 по 1959 годы актриса театра "Ленком". В 1948 году была незаконно репрессирована, провела в лагерях более шести лет. С 1959 по 1979 год артистка "Госконцерта". Заслуженная артистка РСФСР.
Умерла в мае 2002 года.