18.09.2008 03:00
    Поделиться

    Мария Городова: Жизнь есть дивная тайна, известная только одному Богу

    Письмо, которое мы публикуем, пришло от человека, имеющего в жизни все, о чем другие лишь мечтают, но так и не нашедшего счастья. В чем душе обрести утешение и реально ли это?

    Даже секретарша счастливей меня

    Здравствуйте, Мария! По меркам многих, мне можно только позавидовать. Я не беден - у меня свой бизнес, собственность в Европе, нормальная семья - жена и ребенок, больше того, у меня есть все, к чему так стремятся люди, - здоровье, власть, независимость. Тем не менее я давно уже чувствую себя глубоко несчастным и многое дал бы за то, чтобы жить по-другому.

    Дело не в том, что я устал. Нет, хотя, конечно, все, что имею, я не выиграл по лотерейному билету - я к этому долго шел и дорого платил. Но поверьте, что даже моя новенькая секретарша - девчонка, которая каждое утро полная каких-то неясных надежд летит на работу, потом чуть что сбегает с подружками в курилку или втихаря торчит в "Одноклассниках", а вечером такая же окрыленная летит домой, так вот, даже она в своем абсолютно неосмысленном биении жизни во сто раз счастливей меня. И дело тут не в ее молодости или катастрофической наивности.

    Когда мне было 22, я благодаря красному диплому и тестю попал на очень перспективное место - тесть у меня был секретарем обкома, большой человек в свое время. Жесткий, властный. Поработал я у него в отделе статистики, побегал на побегушках, и он меня вызывает: "Все, хватит, сам ты пока, как я вижу, пирожок ни с чем, будем из тебя человека делать".

    Урок секретаря обкома

    Посадил он меня напротив и спрашивает: "Как думаешь, почему меня люди слушаются?" Я выпалил: "Боятся!" - я и сам тестя побаивался. "А чего боятся-то?" - "Ну, партбилет боятся потерять". Он усмехнулся: "Страх не в партбилете, а вот тут, бери глубже, - и на сердце показывает. - Люди, студент (он меня, когда в хорошем настроении был, студентом называл), бывают двух сортов - те, кто подчиняется, и те, кто подчиняет. И никакого выбора - либо ты в стаде, либо вожак. Либо ты на побегушках, либо..." - и показал глазами наверх.

    "И как ты думаешь, студент, как же их, - и он показал на дверь, которая вела в приемную, - заставить тебя уважать и бояться? Молчишь, не знаешь. А на это наука есть. Вот пришел к тебе человек, заходит в приемную, а там очередь. А ты его сразу не принимай, ты его помаринуй, вот уже гонор с него и пооблетел. Дальше, входит к тебе, ну, например, директор завода, а ты сиди бумаги читай - головы не поднимай. Паузу держи. Матерый начальник может знаешь какую паузу держать! Глаз не поднимай, пока не почувствуешь, что все, сломался он, засуетился. Пусть первый говорить начнет. Ну а уж как подловил его, так и подсекай. Оторвал глаза от бумаг и теперь взглядом по нему внимательно пройдись - с ног до головы, ме-едленно так, чтоб он поеживаться стал, и спокойно так останови взгляд - вот сюда смотри, не в глаза, а на переносицу. Точку себе там представь и уж теперь взгляд не отводи - смотри и молчи... Вот и вся, студент, наука", - засмеялся он. Потом вызвал секретаршу и говорит: "Лариса, я отъехал, а Мажукова Сергей Валерианович примет", - сказал и в комнату отдыха ушел - была у него такая за кабинетом.

    Сижу я, и впускает Лариса Михайловна этого самого Мажукова - здоровый такой ломоть, председатель колхоза. У меня первое движение было подскочить и поздороваться, но сижу, в бумаги уткнулся - боюсь перед тестем опростоволоситься. Молчу, а у самого аж руки вспотели. Еще б минута, и не выдержал бы, но вдруг понимаю, что Мажуков этот начинает что-то суетливо докладывать, оправдываться, поднимаю глаза и вижу, что этот бугай, орденоносец, как школьник передо мной - весь покраснел и испарина на лбу выступила... Уж сколько всего с тех пор прошло, а как сейчас помню свои чувства - и неловкости, и упоения какого-то: все-таки не "ни с чем я пирожок", чего-то да стою...

    Болезнь

    Умнейший был мужик Михаил Семенович, такие дела можно было бы с ним проворачивать, но вскоре перестройка грянула, его потеснили, а потом и вовсе сняли. Он, считаю, от несправедливости и слег - инсульт. И парализованным почти шесть лет лежал.

    Мы с женой к тому времени в Москву перебрались, но его навещали, сиделку оплачивали. Вот судьба у человека - тот, кто всю область в ежовых рукавицах держал, теперь от настроения сиделки Нюры зависел.

    Тесть, конечно, с болезнью изменился. Незадолго до его смерти заехал к нему, а он уже говорить не мог, но, думаю, все понимал. Увидел меня, вижу по глазам, обрадовался - любил меня. Стою я, какие положено слова говорю, но неясно, понимает ли он. И тут колокол на церквушке, что на соседней улице, зазвонил, и вижу, он так обрадовался. Даже сказать что-то попытался. А что - непонятно. Ну, вроде: "Иии-ть аа-чу" Я ему: "Пить хочу?" Он глазами показывает, что нет, и опять: "Иии-ть аа-чу", и глазами показывает на раскрытое окно, туда, откуда звон летит. Я потом догадался, спрашиваю: "Жить хочу?", и он обрадовался, что я правильно понял, и слезы у него как горошины. Как сейчас эта картинка перед глазами. Он почему-то и снится мне только таким - беспомощным, с трясущимся подбородком и слезами...

    А года полтора назад, Мария, был я в соседней области по делам, и машина встала. Да еще хорошо, что не в чистом поле, а у монастыря. И пока машину чинили, в монастыре служба начиналась, и такой же колокольный звон по всей округе... Знаете, это трудно объяснить, но то ли потому что я никуда уже не спешил, то ли потому что Семеныча вспомнил, но вдруг ощутил, что это какая-то иная жизнь. Как будто меня что-то коснулось. Или я прикоснулся к чему-то иному, не знаю даже, как объяснить. И слезы на глазах, но и радость - сам не заметил, как тоска моя прошла. Не знаю, поймете ли вы меня, но я, несмотря на слезы, только там себя живым и почувствовал".

    Сергей Валерианович.

    Комментарий

    "Мир - это чудовище"

    Здравствуйте, Сергей Валерианович! В начале XX в. в Оптиной пустыни жил знаменитый старец Варсонофий, он говорил, что вся жизнь есть дивная тайна, известная только одному Богу. Нет в жизни случайных сцеплений обстоятельств - все творится по воле Создателя. Просто мы не понимаем значения того или другого обстоятельства, перед нами множество шкатулок, а ключей нет. И дальше старец неизменно добавлял: "Да сподобит нас Господь этой жизнью приобрести право на вход в Жизнь Вечную!"

    Сам Варсонофий обладал бесспорным даром прозорливости, к старцу за советом приезжали со всей России. Это был титан духа, человек необычайной судьбы. Деды и прадеды его были купцами-миллионерами в Самаре, им даже принадлежала целая улица. Молодость будущего святого, по его же словам, проходила весело и шумно - денег было много, делай, что хочешь. Окончил Оренбургское казачье военное училище, затем штабные офицерские курсы в Санкт-Петербурге, делал блестящую карьеру военного, получил чин полковника. Это были все внешние обстоятельства жизни Плиханкова Павла Ивановича. Как он говорил - внешняя шкатулочка. Но внутри шла глубочайшая работа, как он писал в своей книге "Духовное наследие" - это были годы искания. "Томится душа и нигде не находит утешения". Но потом пришло, созрело решение, и он начал уходить из мира. Сначала внутренне, почти неявно для окружающих, а потом, уже в 46 лет, и внешне.

    Вот как он писал об этом: "Мир - это такое чудовище, что если повернуть круто, разорвет. И вот стал я постепенно освобождаться от уз мира, становилось все легче и легче, и, наконец, совсем освободился от него". В 46 лет Павел Иванович Плиханков приехал в Оптину пустынь и, получив благословение на иноческую жизнь, начал свое служение Богу и людям.

    В Церкви есть предание, что еще до рождения человека в этот мир, в тот момент, когда душа вселяется в еще не родившегося человека, она видит всю красоту горнего мира, Царствия Небесного. И наша тоска по Богу, искания Его - чувство, которое хотя бы раз испытывает каждый, это не что иное, как воспоминание об этом. Душа тоскует о своем Создателе, ищет Его, и ничто, никакая земная радость не может восполнить эту пустоту. Помните, как у Лермонтова:

    По небу полуночи ангел летел,

    И тихую песню он пел.

    И дальше:

    Он душу младую в объятиях нес

    Для мира печали и слез.

    И звук его песни в душе молодой

    Остался - без слов, но живой.

    И долго на свете томилась она,

    Желанием чудным полна,

    И звуков небес заменить не могли

    Ей скучные песни земли.

    Молитва Ангелу-Хранителю

    Ангеле Божий, хранителю мой Святый, на соблюдение мне от Бога с небесе данный! Прилежно молю тя, ты мя днесь просвети и от всякаго зла сохрани, ко всякому благому деянию настави и на путь спасения направи. Аминь.

    Адрес электронной почты Марии Городовой: pisma-maria@mail.ru

    Поделиться