Елена Новосёлова: Что думает общество о неприкосновенности частной жизни "звезд"

Начавшийся год принес немало утрат, недаром високосный. Скоро месяц, как нет Александра Абдулова. Его уход затронул страну, как смерть близкого человека, невероятно приблизил его к нам. Но у всякого приближения есть свои границы.

Что можно противопоставить папарацци, проникшему с фотоаппаратом в палату к умирающему актеру? Где заканчивается публичность и начинаются границы личностного пространства "звезды"? На каких особенностях человеческой психики играет "желтая пресса"? На эти вопросы отвечают эксперты "РГ" - народный артист России Александр Ширвиндт и директор Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского Татьяна Дмитриева.

Российская газета: У вас лично был негативный опыт общения с "желтой прессой"?

Александр Ширвиндт: Во-первых, степень "желтизны" стало очень трудно определить. Иногда и серьезные газеты позволяют себе... Так что какая она - желтая, зеленая или голубая - с первого взгляда понять стало невозможно. А мой, как вы выразились, опыт случился буквально на днях. Выпала свободная неделя в театре, решил обследоваться, давление проверить. А в этих газетах уже такого понапридумывали. Теперь вот родственники со всего мира осаждают взволнованными звонками: "Что с тобой?" Это страшное дело. Уж не знаю, как эти журналисты узнают-то про все это. Наверное, действительно имеют сеть осведомителей, которым платят.

Впрочем, и в нашей среде, не хочу ни на кого показывать пальцем, есть люди, которым и самим нравится раздувать вокруг себя какое-то пламя, чтобы фамилия и лицо мелькали - не важно где. Но и беспардонность некоторых изданий зашкаливает. Порядочные журналисты поняли это и хотят дистанцироваться. Мой старинный друг и замечательный журналист Виталий Игнатенко возглавил недавно созданную Академию журналистики. Ко мне присоединятся тысячи моих коллег, если мы попросим посвятить первое заседание академии проблеме "желтой прессы" и, только без исторических ассоциаций, "чистки" журналистских кругов.

Татьяна Дмитриева: К сожалению, именно "желтизна" некоторых изданий и вынудила нас ввести в своем центре аккредитацию журналистов. То, что они позволяют себе, это вовсе не демократия и свобода прессы. Крайне безнравственна попытка лишить известного и популярного человека интимных переживаний. Это угрожает личности.

Помните, материал, которым хотели вызвать негативную реакцию избирателей к одному из кандидатов в президенты. Показали репортаж из клиники, где делали крайне кровавую операцию на суставе. Кадры как будто из мясной лавки. Расчет на то, что к человеку появится брезгливость, недоверие. Для меня - это пример крайней безнравственности журналиста.

РГ: С вашей точки зрения, сама профессия журналиста должна иметь специфический кодекс чести или вполне пригодны общечеловеческие законы?

Ширвиндт: Дело не в профессии, конечно, а в самом человеке, его выборе. Журналист Х идет работать в "Российскую газету", а журналист Y - в какой-нибудь "Желтый день". Все зависит не от номинала профессии, а от номинала личности. Когда пошлость потакается, поощряется и всячески будируется, то возникает масса соблазнов зарабатывать зажмурившись.

Дмитриева: У самих журналистов две диаметрально противоположные точки зрения на свою профессию. Одни считают, что высокий профессионализм не возможен без высокой нравственности. Другие же уверены: если не умеешь залезть в постель к знаменитости, то не получится из тебя хорошего журналиста. Факт оправдывает все.

РГ: За рубежом "желтая пресса" также беспардонна?

Ширвиндт: За рубежом меня никто не знает, к счастью. Поэтому я не предмет интереса их "желтой прессы". Другое дело - у нас. Ведь органика нашего существования такова, что когда что-нибудь у кого-нибудь мы перенимаем, то степень безобразия явления зашкаливает.

РГ: Как человек публичной профессии, вы готовы к тому, что рано или поздно вашей личной жизнью, спальней или больничной палатой заинтересуется некто с фотокамерой?

Ширвиндт: Я-то готов. Но я старый уже, а готовиться начал только сейчас (смеется). Если бы я готовился к этому с пеленок, то был бы более устойчив. Трудно мне пока приспособиться к молодым людям с цветочками: стоят они, мило с вами беседуют, а в руках папочка с вделанным туда съемочным аппаратиком... Вот тут я профессиональную выдержку теряю.

РГ: Где все же та граница публичности, за которую приличный человек не пустит никаких журналистов?

Ширвиндт: Все зависит от конкретики. Хочется кому-то заглянуть в спальню? Ну пожалуйста. Если вас заинтересовал антураж, портьеры, мебель - смотрите! Другое дело, если скрытой камерой снимают половой акт. Для меня немыслимо, когда интерес к вам строится на алькове, на болезни, на смерти. Это за пределами не только совести, но и человечности. Да и обезьяны такого не делают! Впрочем, многое зависит и от интонации. Если человек описывает вашу ситуацию с тем, чтобы помочь, это одно. А если для того, чтобы посмаковать жуткие подробности болезни, сами понимаете...

Дмитриева: Каждый публичный человек сам для себя определяет момент, где эта публичность заканчивается. К примеру, недавно одна известная молодая дама заявила на всю страну, что будет рожать под прицелом телекамер. К счастью, она вовремя одумалась. Но сама идея максимально оголиться и на самом интимном событии сделать пиар присутствует. Все зависит от уровня культуры человека, его личностных особенностей. Этот нравственный эксгибиционизм замешан на инстинктах: обнажаясь, эти люди получают удовольствие.

РГ: И тем не менее у "желтых" изданий очень приличный тираж. Это не вы как-то "пошутили", что если на Красную площадь поставить женскую баню и дать возможность подсматривать в щелку, очередь будет длиннее, чем в Исторический музей? Человек, получается, натура низменная?

Ширвиндт: Сказал не я, но тяга человека к чему-то "кисленькому" и "остренькому" очевидна. Однако я надеюсь, что болезненная страсть к "желтому" у нас скоро поутихнет. Понимаете, очень долго "секса в стране не было", и дети приносились аистами или находились в капусте. Сейчас у нас капуста почти не растет, а если аист принесет ребенка, то скорее усыновят аиста, а ребенка выбросят. На зданиях огромные афиши эротического содержания, в журналах голые бабы... Все сдвинуто. Но должно выправиться. Все, что не свойственно стране, что берется из-за рубежа и насаждается насильственно, со временем устаканится. Но процесс это трудный и долгий. Потому что слишком большое количество людей, которые готовы зарабатывать на этом.

Дмитриева: Нет предложения, если нет заказа. Ведь кому-то же интересны подробности интимной жизни или смерти знаменитостей. В любом обществе есть определенное количество людей с деформированной психикой. Если кушать мясо, то обязательно с тухлинкой, если читать про любовь, то с извращением. К счастью, таких не так уж и много. Больше тех, у кого личная жизнь сложилась с большими проблемами. Мужчины страдают, не знают, как подойти к женщине, боятся. Комплексы возникают, когда первые контакты были неудачными: женщина обидела, унизила. Мужчина закрывается, отказывается от нормального сексуального контакта и ищет то, что на грани дозволенного. Вот тут и возникают разного рода подглядывания: в окна к обычным горожанам или в спальни знаменитостям - с помощью "желтой прессы".

Потребители такого рода газет и журналов, как правило, не имеют своей полноценной личной жизни. У кого она есть - дети, внуки, мужья, любовники, любовницы, им некогда и неинтересно подглядывать. Своя жизнь увлекательнее, чем у соседа.

Кстати, и у маньяков все начинается с комплексов неудачных сексуальных контактов с женщинами. А заканчивается крайней степенью агрессии.

РГ: Леонид Ярмольник предлагает ужесточить закон о СМИ.

Ширвиндт: C ним согласен. Во всяком случае в академии, о которой я говорил, мы надеемся, будут представлены нормальные журналисты и издания. Именно они должны спровоцировать обсуждение поправок в закон и двигать их в Госдуму. Должен "пойти процесс". Леня бьется, многие кивают, мол, "молодец", но все этим и заканчивается. Васька слушает, да ест.

Дмитриева: На мой взгляд, защита личной жизни в нашей стране должна охраняться законом более действенно.

РГ: Но разве сейчас нельзя подать на обидчика в суд?

Ширвиндт: Ни в коем случае этого делать не следует. "Желтая пресса" только этого и ждет. Ведь судебное разбирательство - следующая волна разгребания того же, полемики.

Дмитриева: В суд-то подавать надо. Но вопросы морального ущерба, поруганной чести решаются у нас с большим трудом. У меня есть знакомый следователь, который работает со "звездами". У них масса проблем: угрозы жизни, попытка оторвать кусок одежды на выступлении, звонки по ночам. Довести до суда эти дела и добиться судебного порицания очень сложно, потому что наш закон крайне либерально относится к таким ситуациям. Обычно все заканчивается небольшим штрафом. Я знаю людей, которые, взвесив вне негативные последствия популярности, попросту расстаются со своей профессией. Личная жизнь дороже.

РГ: Описывая ситуацию морального развала в обществе, один из известных писателей сказал, что скоро некому будет "неподать руки"...

Ширвиндт: Раньше руки не подавали в высоких сферах гражданской позиции. А сейчас общественная полемика опустилась до уровня спальни и унитаза. Я просто не замечаю этих людей. Что же касается "неподать руки" мальчику, который меня не так сфотографировал? Ах ты, боже мой, какая смелость! Не тот это уровень проявления своей позиции.