Поделиться
Конечно, свобода слова у нас пока зависит от государства. Прежде всего от тех правил, которые государство вырабатывает для прессы. Но и от самой прессы - тоже. От профессиональных стандартов, этических норм и моральных ограничений, которые пресса устанавливает для себя. После теракта на Дубровке случилось небывалое: в журналистском цехе, все постсоветские годы являвшем собой твердый и, казалось, неприступный бастион свободы слова, вдруг заговорили о цензуре. И не как об угрозе, а как о благе и суровой необходимости - в исключительных, разумеется, обстоятельствах. Точнее, заговорили о самоцензуре. Генеральный секретарь Союза журналистов России Игорь Яковенко тогда заявил: "Война и свобода слова - вещи абсолютно несовместимые".
Да, трудно возражать против адресованного журналистам призыва "не болтать лишнего", пока взрывоопасная (в буквальном смысле) ситуация не разрешилась и когда всякое неосторожное слово может сработать как детонатор. Можно согласиться и с Яковенко: да, на войне свобода слова уступает место пропаганде. Но дело в том, что грань между "можно" и "нельзя" в освещении прессой кризисных ситуаций трудно прочертить раз и навсегда. Ни закон о средствах массовой информации, ни Закон "О противодействии экстремистской деятельности" не могут до конца регламентировать работу репортеров. Только корпоративные договоренности и добровольные этические самоограничения способны сделать это.
Между тем неписаные нормы журналистского поведения подчас вступают в конфликт с нормами писаными. Например, российский закон о печати (ст. 41) гарантирует редакциям право сохранять в тайне источники информации, не называть лиц, предоставляющих те или иные сведения. Но источник информации должен быть назван, если того потребует суд. Прецеденты такие имеются. Помните "банное дело"? Да-да, иск бывшего министра юстиции Валентина Ковалева к корреспонденту газеты "Совершенно секретно" Ларисе Кислинской. Суд все пытался докопаться, каким образом снимки с министром, запечатленным, деликатно говоря, не в парадном кителе и не в самой благопристойной компании, попали в редакцию. Журналистка утверждала, что фотодокументы ей предоставили некие сотрудники МВД. "Кто именно?". На этот вопрос не отвечаем. Так постановили меж собой более десятка представителей столичной прессы, подписавших в 1994 году "Московскую хартию журналистов". Помимо прочего там было: не раскрывать источники конфиденциальной информации - обязанность журналистов. Обязанность, а не только право. Эта моральная поправка к закону о СМИ была принята единогласно. Потому что источник информации - никакой не "источник". Это живой человек, опутанный по рукам и ногам множеством обязательств - профессиональных, корпоративных, политических, клановых, семейных, каких угодно. И если он просит не раскрывать его имя, он должен быть абсолютно уверен: анонимность гарантирована. А журналист в свою очередь доверяется собеседнику, что, впрочем, не освобождает его от обязанности проверить полученную информацию по другим источникам. Это азы журналистской профессии. И неписаный кодекс взаимного поведения между тем, кто дает конфиденциальное интервью, и тем, кто его берет. Если журналистам перестанут доверять секретную информацию, они перестанут быть журналистами, свободной прессой.
Но за отклонение от буквы закона спрос не моральный, а судебный. Центр экстремальной журналистики недавно призвал изъять из Уголовного кодекса некоторые статьи или отказаться от их применения: "Нельзя называть людей преступниками за слова".
Эта форма расправы с журналистами - через уголовное преследование за клевету - становится все более популярной. Если так пойдет дальше, в стране утвердится невиданный ни в советские, ни в постперестроечные времена вид цензуры. Это будет цензура судебная. И сопутствующая ей - без всяких там хартий - самоцензура, потому что кому же захочется рисковать свободой "ради нескольких строчек в газете".
Теперь еще и Общественная палата взялась за слово. То есть взялась за дело, входящее в круг и других ее дел, - следить за соблюдением свободы слова в СМИ. В компетенции палаты - интересоваться тем, как ведет себя пресса. Не отступают ли журналисты от буквы и духа закона. Не пренебрегают ли профессиональной этикой. Это нормальный интерес. Тем более что поводов для предъявления общественного счета российская пресса предоставляет в щедром избытке. Как показали недавние опросы в Москве, 49 процентов граждан требуют ввести цензуру на центральных телеканалах. Среднероссийская же цифирь, отражающая такое желание, и того внушительнее: 75-80 процентов. Впрочем, расшифровка этого показателя делает его не столь уж беспросветным. Граждане хотят не политической цензуры, а нравственной. Требуют ввести запрет не на общественную экспертизу действий власти, не на открытые дискуссии между различными политическими силами, а на тиражирование пошлости, демонстрацию по ТВ сцен насилия и жестокости и прочую "чернуху". Откликом на этот массовый запрос и стали поправки к Закону "Об Общественной палате в РФ", наделяющие ее правом контролировать деятельность прессы.
Разумеется, лучший способ для СМИ избежать регулирования (государством ли, Общественной палатой) - это саморегулирование. Помню, как побывала в Москве представительная делегация Всемирного комитета свободы прессы. Международные эксперты изучали документы, встречались с журналистами и политическими деятелями, беседовали с представителями власти. И пришли к выводу, что свобода прессы в России подвергается испытаниям. В числе угроз ей наши зарубежные коллеги назвали и такую: отсутствие высоких этических и профессиональных стандартов в самой журналистской среде. Вот об этой угрозе мы почему-то реже вспоминаем. Требуется сделать усилие над собой, чтобы признать, что информационный товар, производимый отечественными мастерами пера, микрофона и телекамеры, вообще-то далек от мировых кондиций.
Добровольные этические самоограничения - вещь, несомненно, полезная. Хотя и тут надо знать меру. Россия - такая страна, где цензура, пусть и в виде внутреннего редактора, имеет свойство, только дай ей волю, выходить из любых берегов.
P.S. О том, нужен ли представителям СМИ кодекс профессионального поведения, не приведет ли такой документ к введению корпоративной самоцензуры, вчера в редакции "РГ" спорили председатель Комиссии Общественной палаты по коммуникациям, информационной политике и свободе слова в СМИ Павел Гусев и генеральный секретарь Союза журналистов России Игорь Яковенко. Отчет об этой дискуссии будет опубликован в ближайших номерах.