Поделиться
Что Верховный суд примет такое решение, Лимонов не ожидал. "У меня, - сказал он, - появилась вера в государство. Сегодня мы поняли, что государство не есть зло, а есть чиновники, которые нарушают закон".
Удовлетворение действиями властей вождь НБП до сих пор высказывал, кажется, лишь однажды - когда получил четыре года колонии общего режима вместо четырнадцати, запрошенных прокурором. Самые тяжкие обвинения (организация незаконного вооруженного формирования, публичные призывы к насильственному свержению власти и насильственному изменению конституционного строя) были признаны недоказанными. Глядя из-за решетки в телекамеры, Лимонов сказал тогда, что "приятно удивлен результатом". А затем он и вовсе покинул тюрьму, получив условно-досрочное освобождение.
Непродуктивность гонений на Лимонова и "лимоновцев" была очевидна давно. Вспомним... Филологи в штатском упорно отождествляли автора с его литературным персонажем. И были катастрофически не в силах отделить одного от другого, как поступила бы в этом случае любая учительница словесности, даже не кончавшая школу КГБ.
Следователи не желали взять в толк, что лидер нацболов напоминает экстремиста только внешними проявлениями. Что эпатаж как форма писательского существования стал для Лимонова и формой его политического бытия. И что лимоновский национал-большевизм - всего лишь попытка избыть литературные комплексы внелитературным способом.
Гособвинитель на процессе говорил: я разделяю многие идеи национал-большевиков (например, идею защиты русских, оказавшихся инородцами в Казахстане или Прибалтике). Если разделял, почему поддерживал обвинение? Потому что "не согласен с методами". Но эти "методы" на практике не применялись. "Лимоновцы" ни в кого не стреляли и ничего не взрывали.
Прокурор не стеснялся признаться, что цель процесса - политическая: преподать урок. Чтобы, дескать, другим неповадно было.
Свидетели обвинения в один голос твердили, что подсудимый оказывал дурное влияние на молодежь. (Афинский суд приговорил Сократа за аналогичное преступление. В соблазнении неокрепших душ обвиняли и еще одного персонажа всемирной истории - Иисуса Христа. В хорошую компанию попал Лимонов).
Тот судебный процесс был богат последствиями, весьма благоприятными для Лимонова. Он получил не четыре года, а высшую меру. Высшую по российским понятиям меру писательского признания - тюремный срок. Литературный хулиган сделался новым Чернышевским. Вечный подросток Савенко обернулся пламенным революционером. Политический маргинал превратился в символ сопротивления. Изгой и пария, всю жизнь отиравшийся на общественных задворках, перевоплотился в гиганта мысли, отца русской демократии. А власть, в свою очередь, обнаружила повадки щедринского медведя на воеводстве, который чижика съел.
И вот впервые судебной инстанцией принято решение, вполне адекватное роли нацболов в российском обществе. Роль эта не ахти как значительна. Она, прямо скажем, ничтожна. По данным Фонда "Общественное мнение", две трети населения ничего не знают ни об НБП, ни о ее вожде. А большинству из тех, кто знает, эта партия не представляется влиятельной: 12 процентов уверены, что она не оказывает никакого влияния на общественную жизнь, еще 12 полагает, что это влияние слабое, и лишь 1 процент опрошенных признает в нацболах политическую силу.
С таким ресурсом поддержки и такой приобщенностью к большой политике нацболам только и остается, что плескать майонез на пиджаки чиновников да швыряться тухлыми яйцами.
Поделюсь догадкой: для Лимонова НБП - проект скорее культурный, эстетический, чем политический. Иной раз кажется, что он просто мистифицирует власть, дразнит ее. А она покупается на эту обманку и числит Лимонова политическим экстремистом. Тогда как для вождя НБП и его юных соратников эксцентричные выходки - это прежде всего прикол. И лишь во вторую очередь - способ выражения политического протеста. Да и сам Лимонов это отчасти признает: "Все великие европейские революционные движения были культурными проектами. У большевиков вначале ведь тоже имелась своя эстетика. Великий Татлин к первой годовщине революции выкрасил деревья на Красной площади в красный цвет. У Муссолини тоже была своя культурная подкладка. Каждая крупная политическая партия - истинная, идущая от масс - имеет свою эстетику. Недаром Пикассо был членом коммунистической партии, недаром туда же вступали сюрреалисты, недаром Хлебников писал: "Странная ломка миров живописных была предвестием свободы и освобождением от цепей". Он имел в виду, что футуризм и кубизм, эта "странная ломка миров живописных", были связаны с революцией в сознании и с революцией политической".
Однако Генпрокуратура намерена оспаривать вердикт Верховного суда и добиваться запрета национал-большевистской партии. Зачем? Чтобы загнать нацболов в подполье, придать им ореол великомучеников, страдальцев за идею? Особенно сейчас, когда под судом находятся 39 членов НБП, вторгшихся 14 декабря 2004 года в общественную приемную президента. Их обвиняют в массовых беспорядках. С чем Лимонов решительно не согласен: "Единственное место в России, куда человек может прийти и пожаловаться, - общественная приемная президента. Поэтому наши люди сюда и пришли. Мирно, спокойно, без всяких цепей и наручников. Пришли с брошюрами российской Конституции. Это была правозащитная акция".
ЕСЛИ прокурорскими усилиями национал-большевистская партия окончательно попадет под запрет, общество может проникнуться мыслью, что судят "лимоновцев" не за нарушение общественного порядка, а за убеждения. Не исключено, что к такому же выводу придет и Европейский суд по правам человека, куда НБП намерена обратиться в случае своей ликвидации.
ЕСЛИ на процессе в Страсбурге запрет НБП будет признан незаконным и политически мотивированным, российская власть в очередной раз понесет репутационные потери. От подобных последствий ее пока избавляет вердикт Верховного суда, подтвердивший право НБП на существование.
Этот вердикт Лимонов склонен считать победой нацболов. Думаю, он заблуждается. Это победа здравого смысла. Лепить из мелких хулиганов образ крупных политиков власть на сей раз отказалась. И не только лишь потому, что "лимоновцы" не тянут на революционеров, способных устроить в стране серьезную заварушку. Дело еще и в том, что загнанные в подполье, они бы не свернули свою деятельность, только стали бы еще агрессивнее.