Поделиться
Без личного полевого опыта войны Твардовского невозможен был бы народный солдат Василий Теркин, который не так просто появился на белый свет. Публикация в газетах первых глав "Василия Теркина" вызвала и восторг, и раздражение.
В предисловии к книге дочери поэта пишут: "Поэма и ее герой не пришлись ко двору тем, кто тогда руководил литературой... Критики предъявляли упреки по тем временам достаточно серьезные, находя в Теркине мало примет советского солдата. Автора призывали усилить политическую и идейную сознательность героя". А он, "не совсем сознательный", взял и завоевал сознание и симпатии миллионов.
Со слов Александра Фадеева, Сталин, не обнаружив в списках "выдвиженцев" на премию в области литературы за 1944-1945 гг. фамилии Твардовского, самолично ее туда вписал, и в 1946 г. постановлением СНК СССР А.Т. Твардовскому за поэму "Василий Теркин" была присуждена Сталинская премия 1-й степени.
Готовя к изданию книгу Александра Трифоновича, я как редактор убедилась - такого пронзительного документа военных лет современная литература за последнее время не знала. Обсуждая с дочерями ее название, мы пришли к выводу - самым правильным будет то, которое сегодня вынесено на обложку: "Я в свою ходил атаку...". Да, атака у каждого была своя. Но Победа - одна на всех.
1941
23.VI
В Союзе советских писателей СССР А.Т. оформляет документы для направления его в действующую армию.
Получает назначение на Юго-Западный фронт.
24.VI
"Интенданту 2-го ранга т. Твардовскому.
Командировочное предписание.
Приказом начальника Главного Управления политической пропаганды Красной Армии N 0045 от 24.VI.41 г. вы назначены литератором редакции газеты Киевского Особого военного округа "Красная Армия".
Срок выезда 24.VI.41 г.
Маршрут: Москва - Киев.
Корпусной комиссар Ф. Кузнецов*
26.VI А.Т. - М.И. Станция Хутор Михайловский - деревня Грязи
...Поезд Москва-Киев остановился на станции, кажется, Хутор Михайловский. Выглянув в окно, я увидел нечто до того странное и ужасающее, что до сих пор не могу отстранить это впечатление. Я увидел поле, огромное поле, но был ли это луг, пар, озимый или яровой клин - понять было невозможно: поле все было покрыто лежавшими, сидевшими, копошившимися на нем людьми с узелками, котомками, чемоданами, детишками, тележками. Я никогда не видел такого количества чемоданов, узлов, всевозможного городского домашнего скарба, наспех прихваченного людьми в дорогу. На этом поле располагалось, может быть, десять тысяч людей. Здесь же был уже лагерь, вокзал, базар, привал, цыганская пестрота беженского бедствия. Поле гудело. И в этом гудении слышалась еще возбужденность, горячность недавнего потрясения и уже глубокая, тоскливая усталость, онемение, полусон, как раз как в зале забитого до отказа вокзала ночью на большой узловой. Поле поднялось, зашевелилось, тронулось к полотну дороги, к поезду, застучало в стены и окна вагонов, и казалось - оно в силах свалить состав с рельсов. Поезд тронулся...
6. VII. А.Т. - М.И. Киев-Москва
...Мы все время в движении.
Из трудностей жизни самая главная - "недосып", то есть почти без сна. Но переношу все это довольно легко. Часок вздремнул, и свеж как огурец... Очень радует одно: наши не боятся немца, презирают его и при малейших условиях необходимой организованности бьют его как сидорову козу. Не унывай, раздумывая о нашем отходе. Он будет, может быть, даже большим, чем ты представляешь, но это путь к победе. Родине нашей случалось и без Москвы оставаться на время, а не то что...
1.VIII. Д/а - газета "Известия"
Вношу через посредство вашей газеты в фонд обороны Родины Сталинскую премию в размере 50000 руб., присужденную мне в текущем году. (За поэму "Страна Муравия". - Прим. ред.)
А. Твардовский
25.VIII А.Т. - М.И. (с оказией)
...Сейчас насчет переписки нужно подождать. Почта работает скверно, для этого есть тысячи причин...
Ты, наверно, знаешь, что премию я отдал в фонд обороны. Я не мог с тобой переговорить предварительно, но я был абсолютно уверен, что ты это одобришь, и так как это наши с тобой деньги, то вместе со мной и ты внесешь свою половинку. Дорогая, это - боевой самолет, а как они здесь нужны, я имел возможность убедиться...
1942
27.V А.Т. - М.И. Москва - Чистополь (с оказией)
...Я сегодня не могу сказать, что со мной будет завтра. Вдруг позвонят и прикажут садиться в поезд "Красноармейская правда", которая может убыть со дня на день. Меня туда настойчиво сватают, так как А. Сурков переходит в "Красную звезду". Правда, в "Красной звезде" идет какая-то речь и обо мне самом. Но так как я сам туда не суюсь, инициативу не проявляю, то ничего покамест не слышно. А в этой газете, передовой по очерку, статье и фельетону, не хватает только солидного поэта.
...В недавнем докладе на парторганизации Сурков заявил, что стоило появиться Твардовскому в Москве, как появилась новая и особая линия в поэзии Отечественной войны...
8.VII А.Т. - М.И. Москва - Чистополь (письмо второе, с оказией)
...Итак, я в Москве до 1 августа. Это командировка "для выполнения спец. задания", иными словами, - для работы над поэмой. Как и почему все это получилось,... не знаю сам...
...Тут не поймешь, чего желать, чего не желать в личном плане. Меня прогнали с Юго-Западного, я очень мучился этим, а может быть, меня уже не было бы в живых, как нет уже многих наших товарищей. Немец рвется к Воронежу. И еще одна вещь, которая склоняет к некоему житейскому фатализму. Назначение в "Красноармейку" было для меня несчастьем. Но именно в поезде этой редакции, лежа на нижней полке писательского купе, я вдруг решил возвратиться к "Теркину", а сейчас эта работа мне представляется моим подвигом (в случае успеха) на этой войне.
8-15.VIII А.Т. - М.И. Москва - Чистополь
...На днях, по-видимому, в понедельник, поеду на один из участков Западного фронта, где, говорят, намечается какой-то успех. ... Побуду деньков 6-7...
Завтра буду читать по радио вступление, 1-ю главу и еще два кусочка. Не знаю, слушала ли ты две совсем новые главы, но читал утром. Завтра это будет вечером. Буду читать два раза. Один раз в 6 ч. 40 м., другой - в 8 - то же самое. Согласился на эту штуку, чтоб вы там услыхали не одну, так другую передачу...
18.VIII (Из рабочей тетради)
...Нужно рассказать сильно и горько о муках простой русской семьи, о людях, долго и терпеливо желавших счастья, на чью долю выпало столько войн, переворотов, испытаний. Тут будет отец, будет мать вроде Митрофановны моей, будут дети, вроде моих братьев по судьбе, а может быть и иначе. Счастье вот-вот уже вроде начиналось - война. Старики, оставшись вдвоем в доме, в ожидании горького часа (приход немцев) вспоминают всю свою жизнь, свою молодость. Годы прошли, дети выросли, с ними тоже немало было мук, горя, стыда. Но вот все подтянулись, выпрямились, все люди, хорошие, нужные, умелые и честные люди. Как гордо и радостно было знать, что все в армии, "один двор четверых поставил". И все теперь в страшном повсеместном огне войны. Ушел и меньший. "А куда мы пойдем? Кому мы нужны. Нет, пусть смерть сама идет сюда в хату, что искать ее на беженских дорогах". И их как будто не трогают. Только безмерно оскорбительно тяжело все их - хохот, речь, запах, походка. Потом - раненый, бежавший из плена боец (или командир) находит приют в избе у стариков, может быть, это их сын. Старуха уговаривает старика бежать в лес, к дальней родне - куда угодно. Что, мол, с меня, старухи, возьмешь. А сама приготовилась к смерти, надела смертную рубаху. И ее берут на казнь. Плотники соседи рубят виселицу. Рубят обвявшее мягкое смолистое дерево, откалывают щепу, строят, чего вообразить невозможно, работают, не глядя друг на друга. Потом один заплакал, а другой увидел. Начало бунта.
- А смерть страшна, скажи-ка, мать?
- А как же не страшна...
Старуха гибнет, спасая соседей. Немцы выжигают село...
29.VIII А.Т. - М.И. Москва - Чистополь (с оказией)
...Я тебе скажу по секрету: наши дела на фронте улучшаются. Я сам читал найденный у пленного офицера приказ Гитлера, в котором он пишет, обращаясь к войскам, защищающим Ржев, что потеря Ржева - равносильна потере Берлина... мы здесь наступаем. Мое мнение даже таково, что именно здесь будет удар, который спасет Россию... Я видел краешек тех боев, которые сейчас идут на Западном и Калининском, и должен тебе сказать, что если б так наши воевали в прошлом году, то дальше старой границы немец не прошел бы ни шагу...
Сколько попорчено земли и леса - бомбами, окопами, блиндажами - тяжкими, рытыми следами войны. Никогда не зарыть всех этих ям с заплесневелыми кругляшами накатов и черной водой по самые края, всех этих противотанковых рвов, которые так и кажется, что тянутся они с севера на восток рядами поперек всей страны - теперь уже до Волги.
Следы системы обороны Москвы идут от Пушкинской площади и до сегодняшней линии фронта. Особенно это удручает, когда едешь оттуда. Вот уже давно смолк фронт позади. Вот уже армейские вторые эшелоны позади, а вновь и вновь встречают тебя черные глазницы дзотов, линии проволочных заграждений, рельсовые козлы противотанковых заграждений. Вот уже и Волоколамск, и за ним - земля рытая, по сторонам дороги останки машин своих и противника. Вот Истра, но и за ней то же самое, уже Москва, и перед самой Москвой, уже первые здания, каменная стена какого-то сада на окраине с пробитыми щелями для ружейного огня, и опять (убранные) ежи, проволока, баррикады - до Пушкинской.
В полях - в снопах и некошеная стоит перестоявшая, выболевшая, серая рожь. Стоит и "течет"...
Косят бабы небитыми косами,
Лето новое клонится к осени, -
Где отцы? Где мужья?
10.IX. (Из рабочей тетради)
Рассказ Бека о комбате Мамыш Олы 20
Отступление. Бегство. Один комвзвода, видя, что поскакал и сам комбат на своей всем известной "ворошиловской" (в белых чулках и с белой звездой на лбу) лошади - побежал, бросив взвод.
Но оказалось, что это был коневод комбата. А комбат был там, где нужно, и он страшно занят, ему нужно справиться с положением. Комвзвода он мельком бросил:
- Расстреляем. Некогда сейчас. Иди подожди.
Тут за него начинают просить один, другой. Все знают - парень хороший, случилось и случилось.
- Нет, расстреляю. Для пользы дела.
Наконец уговаривают комбата передать дело органам следствия и суда. В конце концов соглашается.
Через три-четыре дня проезжает мимо прокуратура:
- Да! Такого-то расстреляли?
- Нет, видите ли, нужно еще, чтоб вы рапорт представили по форме.
- Значит, до сих пор не расстреляли?
- Нет, вот он сидит здесь.
- Где?
- Вот здесь в сарайчике.
Подошел, сам принял подпорку от ворот.
- Эй, выходи.
Выходит.
- Здравствуй. Будешь ротой командовать. Не могли расстрелять человека, бюрократы.
3.X А.Т. - М.И. Москва - Чистополь (с оказией)
... "Теркин" имеет успех у разнообразных людей, от бойца Виктора Теркина, приславшего мне письмо с просьбой переменить имя Василий на Виктора, до К.Е. Ворошилова, который, как мне передавали, очень любит это мое сочинение. Поэма уже запланирована к изданию в двух издательствах (Военгиз, "Молодая гвардия")...
14.X А.Т. - М.И. Москва - Чистополь (с оказией)
Разнообразные люди с большим волнением жмут мне руку при встречах, из частей в редакцию приходят трогательнейшие письма, в которых спрашивают, есть ли живой Теркин, - его так любят, что хотят, чтоб он был живой человек, к которому, может быть, хочется написать, обратиться "с запросом" и т. п.
18.ХII. А.Т. - М.И. Чистополь - Москва (с оказией)
...Самая большая моя провинность, что я "без ведома" и "указаний" пишу эту книгу. Нужно быть готовому ко многим мелким и не очень мелким неприятностям.
25.XII (Из рабочей тетради)
Пишется Теркин трудно, но не нудно. Почти без отходов. Но что бы ни задумал отдельное - все под него.
Наброски, остатки последних дней:
Всех, кого взяла война,
Каждого солдата
Проводила хоть одна
Женщина когда-то.
...Та подарок, та белье
Собрала, быть может...
И что дальше без нее,
То она дороже.
И дороже этот час
Памятный, особый,
Взгляд последний этих глаз,
Что забудь - попробуй.
1943
15.II
Приказом НКО 01102 пятнадцатого февраля Твардовскому Александру Трифоновичу присвоено военное звание подполковник.
Верно: Инструктор ОК ПУ Запфронта Капитан Гуляевский.
24.II А.Т. - М.И. Москва - Чистополь
...На днях получил роскошный подарок от Политуправления фронта, в котором были даже новые хромовые сапоги. Я теперь только и делаю, что примеряю сапоги, хожу в погонах по комнате, заглядывая в зеркало, и слушаю по радио марши советских композиторов.
...Валюше спасибо за письма. Как я хотел бы видеть их, обеих девочек. Я не верю, что Оля уже болтает, что Валя совсем взрослая. Уехать же мне сейчас абсолютно невозможно. Я в самой теснине работы.
1.IV.43 г. Чистополь (из записей последних поездок)
Наступление. Вязьма - отвратительно разрушенный город. За Вязьмой - подорванные мосты. Глыбы мерзлой земли, напоминающие камни на крымском побережье.
По сторонам дороги, ведущей к фронту, обтаявшие, отчетливо черные или цветные машины, остовы, части машин. Они далеко разбросались по полям, торчат у кустов, в мелких смоленских болотцах. Иная в таком месте, что не придумаешь, как ее туда занесло, - в каком-нибудь овражке, в лозняке у речки или засела в речке, мелкой, но топкой, и весенняя вода перекатывается через кожух мотора.
Это - наши, русские машины, брошенные здесь осенью 1941 г. Они провели здесь уже две зимы и проводят вторую весну. Задуматься только: где он, водитель вот этого ЗИСа, безнадежно махнувший рукой, увязнув с ним на расквашенном объезде? В плену? Убит? Затерялся в немецких тылах "зятем". Где командиры, сидевшие в этих машинах. Иной давно вышел из окружения, поднялся в чинах и должностях, а машина его, брошенная им в страшный, на всю жизнь незабываемый час здесь, под Вязьмой, так и стоит на открытом склоне поля.
23.IV А.Т. - М.И. Д/а п/п 15205-К - Чистополь
...Первое, что я хотел тебе написать, это память о нашей разлуке. Сердце у меня сжимается, как вспомню тебя в эту минуту. В дороге я уже решил было все перекроить, достать тебе денег на выезд и телеграфировать: "Выезжай со всеми". Но по приезде увидел, что делать этого нельзя. Денег не оказалось... Тяжело при всем этом продолжать работу... Но мне радостно чувствовать, что дело, затеянное так издалека и с такими перерывами и порывами и помехами, все же идет, развивается, и, несомненно для меня, что конечным результатом длительного труда и размышления явится книга серьезная и живучая.
26.X (Из рабочей тетради)
Когда-то приехал в Смоленск через год после похорон сына Саши на кладбище у Калининского завода, и к стыду, горю и страшному для себя еще какому-то чувству - не нашел его могилки. Что-то подобное испытал, когда не смог "на местности", поросшей всякой дрянью запустения, найти место, где был наш двор и сад, где росли деревья, посаженные отцом и мною самим.
Не нашел ни одной приметы того клочка земли, который, закрыв глаза, могу представить себе весь до пятнышка с пятачок и с которым связано все лучшее, что есть во мне - поэтическая способность.
Если так стерто и уничтожено все то, что отмечало мое пребывание на земле, что как-то выражало меня, то я становлюсь вдруг свободен от чего-то и не нужен. Но потом подумалось: именно поэтому я должен жить и делать свое дело.
1944
8.VI (Из рабочей тетради)
День моего рождения. Исполнилось 34 года. Нахожусь в 5-й Армии, у Карханова, помылся в бане, бывшей деревенской, черной, но без каменки и полка.
Поездка малосодержательная, унылые тыловые выпивки с женами, "беседы", "встречи", машина на плохих колесах. Летом эта местность еще унылее, разореннее и печальнее. Без населения. Пустая деревня... был регулировщик - и тот ушел вслед за войсками, осталось 6 скворешен со скворцами.
27.VI (Из рабочей тетради)
Поездка за Витебск. Новизна: вступление в город одним из первых. Отчетливое "ура", бомбежка нашими самолетами окраины города, пулеметные очереди.
Как три года назад - пыль дорог, грохот с неба и с земли, запах вянущей маскировки с запахом бензина, тревожное и тоскливое гудение моторов у переправ - и праздные луга и поля - все как три года назад. И только - мы идем на запад и занимаем города. И мы долбим противника с неба и с земли, и окружаем, и пленим, и обгоняем - бьем - мы.
20.XI (Из рабочей тетради)
...Война так велика, если взять хоть по одной линии от столицы до восточно-прусской границы, так велика от родного своего края до другого и от одного края до середины и от середины (Смоленск - рубеж - Витебск - Орша) до другого края, так много вобрала уже в себя погоды, природы, времен года и стольким, стольким не дала дойти даже до половины своей, что и мы, живые, вряд ли еще сознаем... Как бесповоротно мы постарели от нее, как много ушло, втоптано в эти годы.
И о многом (не самом ли главном?) уже нельзя начать говорить, не сказав вслух или мысленно: это было, когда война еще шла на нашей земле.
А обычный день войны нисколько не легче от того,что она названа уже идущей к концу.
От редактора:
7 января 1945 года Мария Илларионовна написала мужу:
"Поздравляю тебя с Новым годом. Прими мои лучшие пожелания. Думала, что в этом году поздравлю тебя за нашим столом - не знаю, почему это не удалось..." До конца войны оставалось ровно 4 месяца и один день.