Поделиться
Кажется, мы не можем совладать с собственной историей. Соцопросы, статьи, телевизионные фильмы, новые попытки переименований, стремление к реабилитации имени - все это идет нарастающим валом цифр, образов, картинок.
Новую волну разговоров спровоцировал сенатор от Москвы Олег Толкачев, который сообщил о плане возведения на Поклонной горе памятника участникам Ялтинской конференции. Несмотря на то, что он потом пытался доказать, что был неправильно понят, его слова можно трактовать только однозначно: "На Поклонной горе будет установлен памятник тем, кто участвовал в Ялтинской конференции, лидерам трех держав, в том числе и Сталину... это не памятник тирании, а лидерам трех держав, которые победили гитлеризм". Почти одновременно появилась информация о решении, принятом властями Белгородской области: установить памятник Сталину, "смягченный" образами маршалов Георгия Жукова и Николая Ватутина. В отличие от знаменитой картины "Два вождя после дождя" монументальная композиция должна была изображать троих полководцев, погруженных в работу: склонившихся над картой боевых действий. Кроме того, утверждается, что трехтонные фигуры руководителей СССР, США и Англии должны появиться в начале марта и в Крыму, на Ливадийской площади. Три тонны Сталина - это как-то многовато для географической территории, откуда Иосифом Виссарионовичем был депортирован целый народ...
Сталина протаскивают под "благовидными" предлогами: здесь он с легендарными американским и британским лидерами, там - с харизматическим полководцем. В крайнем случае можно сказать, что памятники не Сталину, а историческим персонажам важных событий (хотя в случае с Белгородом это сделать сложнее).
Почему это происходит и зачем? Есть ли в ресталинизации сколько-нибудь рациональные мотивы?
Одно из как бы рациональных оснований - 60-летие Победы. Чуть менее значимый повод, который тем не менее позволяет поместить Сталина в позитивный контекст, - февральские даты, 60-летие Ялтинской конференции, зафиксировавшей единство стран-союзников.
Однако история - это не коллекция ярлыков и не комикс, и роль генералиссимуса в Победе, в самой войне была исключительно негативной, начиная с предвоенных политических и внешнеполитических обстоятельств и заканчивая послевоенными отношениями с западными державами.
Сталин прикрывался "братьями и сестрами", к которым он обратился после долго не проходившего шока, как живым щитом. Спекулировал на единстве народа и государства, впервые возникшем именно в связи с внешней угрозой. Аннулировал это самое единство сразу после войны и обманул партнеров по Big Three, Большой Тройке, сформировавшейся в Ялте.
Официальная версия информации о памятнике на Поклонной горе идеологически нейтральна. Вместо лидеров Большой Тройки - английский, американский, французский и советский солдаты на фоне обелиска с эмблемой ООН. Это, безусловно, гораздо более политкорректное решение, хотя и, если рассуждать цинично, отчетливо напоминающее начало сразу нескольких некогда популярных анекдотов: "Однажды русский, англичанин, американец..."
Монументальная пропаганда вообще штука непростая, а когда она касается деликатных сюжетов - тем более. И когда говорится, что принадлежность соответствующего воина к той или иной нации будет обозначена военной формой, флагом страны и "характерными национальными чертами внешности", логично задаться вопросом: как, собственно, в камне можно обозначить отличие английского фенотипа от русского, а французского от американского? Но это так, попутное замечание, в конце концов во время празднования Победы непременно будет совершено много пафосных и спекулятивных глупостей. Нас же больше волнует светлый образ вождя.
По той причине, что Ялта оказалась в первых рядах монументальной (во всех смыслах слова) ресталинизации, которой не позволял себе даже Брежнев, поставивший в 1965 году в основу идеологии память о войне, обратимся к историческим фактам. Начавшаяся 4 февраля Ялтинская конференция сопровождалась жесткими спорами. Что видно, в частности, по воспоминаниям замнаркома иностранных дел Ивана Майского и, в большей степени, более подробным мемуарам Джеймса Бирнса, в то время директора департамента военной мобилизации, а впоследствии госсекретаря США. Дискутировали об участии Франции в разделе Германии на оккупационные зоны (против этого возражал Сталин), о масштабах и форме репараций Советскому Союзу (И.М. Майский: "Было совершенно очевидно, что Черчилль боится слишком большого ослабления Германии путем репараций, ибо мыслит ее как будущий противовес возросшему могуществу СССР"), послевоенной судьбе и границах Польши. Несмотря на напряженные дебаты, тот же Черчилль, выступая вскоре после Ялты в палате общин, горячо поддержал позицию "русских" и уверял собравшихся, что они являются "хозяевами своего слова". Однако уже спустя год эйфория сменилась трезвой оценкой политики Сталина и констатацией, зафиксированной в знаменитой Фултонской речи: "Протянувшись через весь континент от Штеттина на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом море, на Европу опустился "железный занавес".
Единство, проявленное союзниками по итогам Ялтинской конференции, обернулось многолетней "холодной войной" и ужесточением советского политического режима. Иллюзии стремительно растаяли как внутри Советского Союза, так и за его пределами.
Можно, конечно, отлить ливадийскую эйфорию в бронзе, но соседство с Рузвельтом и Черчиллем не создает для Сталина исторического алиби.
Можно говорить и о том, что история есть история, ее вехи просто заслуживают того, чтобы о них помнили. Но в стране, где всего два поколения тому назад истуканы, изображавшие вождя, были разбросаны по всем городам и весям, памятник знаменитому событию оказывается тем, чем он является на самом деле: увековечиванием памяти генералиссимуса, ухитрившегося репрессировать свою собственную армию прямо перед войной, проморгавшего начало Великой Отечественной, непосредственно несущего ответственность за поражения в первых битвах.
Любое, пусть и освященное историей, увековечивание памяти вождя - это оскорбление памяти и миллионов репрессированных, и миллионов погибших из-за военно-стратегических ошибок тирана в начале войны и по ее ходу. И это совершенно очевидно - в какую приличную компанию не ставь многотонную фигуру тирана.
Значимые символы и бронзовые истуканы иногда начинают жить своей жизнью - и напрямую влиять на политику. Поэтому памятники таким людям хочется видеть только в одном положении - раз и навсегда повергнутыми.
АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ
ОБОЗРЕВАТЕЛЬ