Поделиться
В колонии для малолетних преступников их называют не заключенными, а воспитан-никами. Семнадцатилетний воспитанник Виталий Петренко первым решился задать во-прос членам комиссии по помилованию при губернаторе Приморья, приехавшим в коло-нию познакомиться с условиями содержания лишенных свободы подростков. С последне-го ряда лавок встал, снял бушлат и сопровождаемый сотнями пар глаз подошел вплотную к столам гостей.
— А на чье имя заявление писать? Его сам Президент будет читать? А если текста при-говора нет?
Председатель комиссии Виктор Миськов терпеливо объяснял, что и текст приговора комиссия сама найдет, и уголовное дело запросит, и обязательно с родителями поговорит, с соседями, может, и с потерпевшими, подумает, прежде чем делать представление о помиловании губернатору Дарькину. Ну а окончательное решение принимает Президент.
Господи, как их было жалко! Всех. Сразу. Подстрижены наголо, одеты в робу и буш-латы. Это в 15-то лет! Лица у всех смуглые, загорелые, что ли? Как и взрослые, передви-гаются только строем.
— А жалко до тех пор, пока дело не почитаешь, — сказал заместитель начальника колонии полковник А. Фатьянов, когда комиссия вышла из клуба-барака, и женщины начали охать. — Тот же Петренко осужден за разбой, получил восемь лет. Всего полтора года отсидел.
Воспитанник Дмитрий Мирской из Хорольского района попал сюда за воровство, что для подростков считается легкой статьей. Из двух с половиной лет отсидел два года, освобождается в ноябре. Какие-то товары из магазина украл. Домой, говорит, не вернется, родители за эти годы сюда не приезжали, отец только иногда письма пишет.
Воспитанник А. Барахтин попал в колонию за хулиганство. Полноценная семья в Дальнегорске, школу окончил — аттестат есть, сам говорит, да все у меня есть и здесь, мол, жить можно. Глаза только грустные и в них — постоянная готовность отразить обиду.
Все 320 подростков в детской колонии — из городов и сел Приморья. 40 процентов воспитанников с тяжелыми статьями: убийство, грабеж, разбой, изнасилование, нанесение тяжких телесных повреждений. Находятся здесь воспитанники до достижения ими восемнадцати лет: учатся, приобретают профессию. Здесь, конечно, правила не курортные, но все же на подростков рассчитанные. Они и за проволоку выходят, под надзором, понятное дело — на культурные мероприятия, и спортивные соревнования, вот несколько человек на днях в зоопарк в Находку поедут.
Члены комиссии по помилованию осмотрели столовую, казарму, клуб, если это можно назвать клубом. И, по словам члена комиссии Александра Смирнова, остались недоволь-ны состоянием этих помещений: в колониях для взрослых хотя бы нет обшарпанных стен, а здесь все-таки дети содержатся.
Обязательно ли после таких визитов в колонии комиссия по помилованию получает большое количество просьб о помиловании? Совсем нет. Видимо, сами заключенные чувствуют, кому могут пойти навстречу, кому нет. Однако мое личное ощущение — не-сколько прошений из этой детской колонии комиссия получит.
Председатель комиссии по помилованию при губернаторе Приморского края Виктор Миськов в прошлом — начальник Дальневосточного морского пароходства. Его знает менеджмент доброй половины морских держав, с кем пароходство когда-либо имело партнерские отношения. Это я к тому, что дело, за которое Миськов берется, он делает на совесть. Так вот эффективностью работы комиссии Виктор Михайлович в последнее время не то что бы не доволен — комиссия работает много и честно, а приходит к выводу, что подобные региональные комиссии, если дело так пойдет дальше, просто исчезнут за ненадобностью. Хотя функция на них возложена чрезвычайно нужная — помиловать, а это в старорусском обществе означало отдать вину, оказать милосердие, внять раскаянью.
— Посудите сами. За два года мы рассмотрели 283, отклонили 228, поддержали 55 представлений на помилование, —говорит В. Миськов. — Из них лишь в двух случаях нас поддержали: помилована женщина, укравшая 15 килограмм муки, и четверо «орлов», укравших чужую картошку и уже отсидевших половину срока. Это слишком мало.
Мы ведь не просто прочитали уголовное дело обратившегося к нам с просьбой о помиловании заключенного. Мы съездили к нему в колонию, к родственникам, поговорили с теми, кто пострадал, отчасти поинтересовались, подумали, а опасен ли он для общества… Наконец, решаем — да, достоин помилования или сокращения срока. Но нам отказывают. Решение принимают чиновники в Москве, которые в лучшем случае только видели уголовное дело.
У членов комиссии вызвал недоумение факт помилования 92 заключенных женщин к 8 марта. Это, видно, благое дело. Но почему поименный список помилованных, родился на федеральном уровне? Разве не проще было предложить региональной комиссии рассмотреть на местах, кто достоин помилования, кого можно отпустить на свободу, а кому сле-дует еще посидеть. Сейчас, по словам Виктора Миськова, вынашивается еще одна идея: предоставить право федеральным структурам в особых случаях самостоятельно, без учета мнений местных комиссий, состоящих из общественных деятелей, готовить материалы о помиловании самим. Но зачем нужны какие-то исключения? Зачем в таких делах закрытость? Когда решается судьба заключенных, надо знать мнения многих людей.