Поделиться
"РГ" следила за событиями и пытается разобраться в ситуации.
Гений и его коллеги
Опасно быть кем-нибудь гению. Дочерью, учеником, поклонницей, коллегой. Автоматически попадаешь в пространство несоизмеримости. Может быть, поэтому, рассказывая о Мамардашвили, все говорят о простом и понятном: дочь - о том, что он никогда не перекладывал свои проблемы на других, друг - о свитере, походке и внутренней манере, коллеги - о своем понимании сделанного им, поклонницы, с которых взятки и вовсе гладки, глубокомысленно цитируют десятилетиями одну и ту же фразу.
Вот вам крах почитательницы: я сняла с полки 7 любимых книг Мераба, чтобы найти цитату, в которой хотя бы содержался намек на объяснимость самого Мамардашвили и того, что он сделал. Перебрала все любимые "точки" - о маске Декарта, о трагическом сознании Платона, о запечатанных вазах наших истинных переживаний, обнаруженных Прустом, о симулякрах - тотальных подменах в человеческом мышлении, о золотых дверях наших грез, которые могут захлопнуться за любым, случайным, проходящим мимо - ни одна из цитат не говорила сама за себя. Еще меньше говорили его интервью.
Трудность была объективной. Тот продукт, который оставил в русской философии и культуре Мераб Мамардашвили, точнее всего назвать развертыванием мысли. Не на протяжении предложения, абзаца, лекции, цикла лекций - на протяжении жизни. Он жил и развертывал мысль. "Мир не может за ним повторить", - как писал поэт.
Кажется, ничего не скрыто в его биографии - ни рождение в семье советского военного, ни княжеские корни матери, ни проживание в одной комнате общежития с Михаилом Горбачевым, ни работа в журнале "Проблемы мира и социализма", ни изгнание из официальных мест, ни лекции в МГУ или ВГИКе, устраивающиеся каким-то странным образом, ни оставившая любовь, ни оставленная жена, - но все это не имеет никакого отношения к тому, что он сделал и кем он был. Если бы он не жил в одной комнате с Горбачевым, не работал в журнале, не ушел от жены и даже не прочитал лекций, он бы не перестал быть Мерабом Мамардашвили.
Письменных работ у философа почти нет. У него как-то не выходило с письмом, а что выходило - на порядок неинтереснее сказанного им.
Сказанное - его основное наследие. Лекции остались на старых магнитофонных лентах у слушателей, поклонников, друга. Сейчас многие из них изданы.
Все прагматические попытки притянуть наследие Мераба то к построению гражданского общества, то к решению межнациональных проблем похожи на PR-ходы и поминание имени всуе, поскольку то, что он сделал, это работа для культуры, восстановление оборванной со времен отплывшего "философского парохода" философской традиции, реконструкция мысли. В этом нет никаких готовых рецептов для решения современных проблем.
Все, что мы можем сделать, - хорошо издавать и вставлять молодым неучам в университетские списки обязательной литературы запутанные круги ясной его мысли. И самим читать без всякой надежды произвести потом цитатами впечатление на друзей и девушек. И с надеждой на перемену себя.
Устное право
Магнитофонное наследие Мамардашвили издается. Редкое издание не предваряет необходимое предисловие Юрия Сенокосова, давно знавшего Мераба Мамардашвили, работавшего с ним. В последние годы жизни, приезжая читать в Москву лекции, он обычно останавливался на квартире у Юрия Сенокосова и его жены Лены Немировской. В этом доме до сих пор висит плащ, оставшийся после последнего его отъезда в аэропорт.
Это мирское попечительство семьи о жизни Мераба продолжилось и после его смерти. Именно у Сенокосова (и еще у сестры Мераба Константиновича - Изы) оказался наиболее полный архив записей его лекций. Подготовка и издание этих лекций стали для Юрия Сенокосова одним из главных дел в жизни. Если прибегать к громким словам - призванием. Именно эта работа сделала Юрия Сенокосова известным со столь замечательной стороны человеком.
И вдруг - как гром среди ясного неба - Сенокосову предъявляют иск по поводу авторских прав и наследования.
Дочь Мераба Мамардашвили, Елена, о которой публично почти никто никогда не вспоминал, находит сильного молодого адвоката в одной из самых престижных московских адвокатских контор, и та соглашается бесплатно вести ее дело из-за особенного интереса к теме авторских прав и желания когда-нибудь написать на эту тему научную работу.
Лет 10-11 назад, когда адвокат писала на эту тему всего лишь курсовую работу, она нашла единственное дело об "авторском праве" на всю страну. Спустя три года их было 5. Сегодня дела об "авторских правах" на Чебурашку или скандалы по поводу схожести Гарри Поттера с Таней Гротер становятся первополосными газетными темами. О подделках и нарушении авторских прав говорят на встречах с Президентом.
И вот имя Мамардашвили тоже попало в список незаконно используемых брендов?
Основные претензии Елены - в большинстве изданий работ ее отца не было ссылки на ее авторские права, и она не получала никаких выплат за это.
- С правовой точки зрения дело было очевидным, - рассказывает Мария Старостина, адвокат Елены, - дочь по документам являлась единственной наследницей отца. Доказать в суде, что распоряжаться этим наследием без ее разрешения нельзя, было легче легкого. Я потому и взялась за дело, что юридическая правота здесь была налицо. Было ясно, что мы выиграем дело быстро.
Елена с адвокатом выяснили, кто из издательств нарушал авторские права дочери, и предъявили иски. Последовали быстрые примирения: издательства даже не сопротивлялись, настолько ситуация с нарушением прав была очевидной. Кто-то выплатил Елене упущенную выгоду, к кому-то, как издательству "Прогресс", иски не предъявляли, учитывая его финансовые трудности, достаточно было признания прав.
Затем начался спор за само наследие.
- Устное произведение - удивительная вещь с точки зрения авторских прав, - объясняет адвокат, - оно становится произведением с момента его произнесения. И тут же... исчезает. Или фиксируется технически. Лекции Мераба Мамардашвили остались в записях у очень многих слушателей. Слушатель, конечно, обладает правом на домашнее прослушивание. Но исключительным обладателем авторских прав владелец кассеты быть не может. Как вернуть это наследие дочери?
Тем более что те, кто записывал и хранил лекции Мераба, могли бы сказать: а почему ты сама не ходила на лекции отца? А если ходила, почему не записала?
Было ясно, что с помощью одного юридического спора проблему возврата наследия Елене не решить. Суд может вынести решение, что наследница она, но кто и как отдаст кассеты с записями?
Мини-процесс на квартире Алексеевой
Начали возникать различные варианты "мировой" между Еленой и Юрием Сенокосовым. Первые были для нее малоприемлемыми. Юрий Сенокосов претендовал на признание себя "соавтором" Мамардашвили.
- Мы обратились с запросом в Институт русского языка для того, чтобы получить экспертное заключение о различии понятий соавтора и редактора, - рассказывает адвокат Елены.
Тяжба тянулась, стороны захлестывали обиды, непонимания и претензии. Юрия Петровича засыпали письмами поддержки благодарные читатели подготовленных им книг. Елене, наоборот, вся история виделась как эксплуатация имени ее отца в целях собственной славы.
- Я была наслышана о Юрии Петровиче с хорошей стороны, - рассказывает адвокат Елены. - У меня родилось подозрение, что неправомочная претензия на соавторство задана ему, может быть, его адвокатом, что это не его искренняя позиция. У меня случился кризис. В какой-то момент я стала чувствовать и правоту другой стороны.
Пока разворачивался процесс по поводу наследства, работа над наследием, разумеется, не шла.
Ситуацию спасла замечательная идея - обсудить все происшедшее с участием постороннего и уважаемого обеими сторонами человека.
На роль такого этического арбитра выбрали известную правозащитницу, главу Московской Хельсинкской группы Людмилу Алексееву. Она позвала всех к себе домой.
Дом Алексеевой - особенное место. Я как-то в этом доме брала интервью у подруги Алексеевой и запомнила его как лучший из когда-либо виденных в жизни. Никакого дизайна и богатства там не было, но наличествовала какая-то почти невозможная сегодня атмосфера человечности, как в старых коммуналках, где все пекутся о подогретом молоке для больного соседа.
Алексеева всех рассадила. Пересказала любимое изречение своего знакомого пожилого лорда: "Не надо особенно переживать. Все разрешится. Более или менее плохо". И больше не произнесла ни единого слова.
- Я была в роли вазы, - откомментировала она "РГ" свое участие. - Однако когда Алена и Юрий Петрович закипали, то немного погодя брали себя в руки. В результате разговор прошел очень корректно, как и предполагается у интеллигентных людей. Они договорились. Видите, как иногда полезно полтора часа промолчать.
Адвокат считает, что все походило на судебный мини-процесс. Очень конструктивно выступила Елена. Хорошо говорил Сенокосов. Затем взяли слово адвокаты.
Стало ясно, что будет мир.
Он произошел потому, что в комнате сидела Алексеева. И потому что в нем участвовал Мераб Константинович - не как бренд, не как повод для дивидендов, а как самое близкое и важное для спорящих. Эти слова были сказаны обеими сторонами так убедительно, что перевесили все остальное.
Стороны договорились. Сенокосов пообещал передать архив Елене, адвокаты вписали это все в договор. Лучший результат для дочери философа трудно представить: признанные права, добытый архив и мир с Сенокосовым.
- Безусловно, я рада итогу, - счастливо прокомментировала она исход дела. - Для меня сейчас главное - работа с наследием. Я хочу, чтобы она была организована так, чтобы ни у кого не вызывала вопросов и сомнений. Я получила от Юрия Петровича Сенокосова те архивные материалы, что находились в Москве. Сейчас хочу увидеть материалы, которые находятся в Тбилиси. Юрий Петрович обещал мне походатайствовать об этом перед Изой, сестрой отца. Я готовлю к изданию несколько книг - "Стрела познания" (это написанная, а не "произнесенная" отцом работа), "Классический и неклассический идеал рациональности". Кроме того, в рамках программы "Мозаика граждановедения" мы выпускаем сборник докладов, интервью и выступлений, которые вошли в книгу "Как я понимаю философию".
- Мы разрешили конфликт, слава Богу, все позади, - признался Юрий Сенокосов. - Елена теперь будет заниматься наследием. Видимо, что-то будет переиздавать. Все, что произошло, - результат нашей юридической небрежности в делах, а не злонамеренности. Елена, оформив документы о наследстве, передоверила все Изе, сестре Мераба, та в свою очередь дала доверенность мне на подготовку работ Мераба к изданию. Позже Иза не продлила этот срок, а я об этом вообще не думал, потому что занимался редактированием и подготовкой работ и меня ничего больше не интересовало. Но рано или поздно этот вопрос бы встал.
Гениальность как бренд
Итак, вопрос разрешен. Наследие стало еще и наследством. Насколько от этого выиграют самые главные участники - высказывающий свои мысли философ и мы, желающие его услышать, - покажут ближайшие годы. Если Елена Мамардашвили будет издавать новые работы с лучшим качеством редактуры - это безусловный плюс. Если издание зависнет - мы окажемся в проигрыше.
Развернувшийся юридический спор, однако, косвенно продемонстрировал еще одну интересную закономерность.
Имя великого философа, воспринимаемое издателями как бренд, как торговая марка, - говорит о том, что живут и здравствуют, наверняка приносят доходы и, несомненно, наращивают современный культурный слой так называемые рынки нишевых продуктов. Массовые товары - это гамбургеры, слойки, детективы Донцовой и Марининой. А товары не для всего белого света, а для нашей улицы - это домашние кафе на углу, где вам предложат пирог по рецепту своей бабушки и нальют столько сливок, сколько вы попросите. Книги Мамардашвили - с рыночной точки зрения - из серии таких же товаров.
Одна моя английская знакомая рассказывает, что их улица в Лондоне собралась и проголосовала за то, чтобы у них не строили фаст-фуд, только домашние кафе.
Не является ли спор о правах на великое имя чем-то сродни такому голосованию - предчувствием нешуточного спроса на серьезное. На гениальность в том числе.