Кол Дэвис: Как инцидент с Пауэрсом отодвинул конец "холодной войны"

Первого мая 1960 года американский самолет-шпион У-2, пилотируемый Гарри Пауэрсом, был сбит над территорией Советского Союза. Это произошло за две недели до встречи президента Дуайта Эйзенхауэра с премьером Н. С. Хрущевым в Париже, которая должна была стать самой важной мирной конференцией с момента окончания второй мировой войны. Австралийский публицист Кол Дэвис попытался проследить, как была сорвана встреча в верхах в Париже, что предшествовало этому, каковы были соображения обеих сторон и кто был главным виновником авантюры, которая не позволила покончить с "холодной войной" еще 35 лет назад. Предлагаем статью Кола Дэвиса в сокращенном варианте.

Д. Эйзенхауэр, избранный президентом США в 1952 годy в условиях антикоммунистической истерии, назначил Джона Даллеса государственным секретарем, а его брата - Аллена Даллеса - директором Центрального разведывательного управления.

Немногие уступали в фанатической ненависти к коммунизму Джону Даллесу, равно как не было равных в искусстве изворотливости Аллену Даллесу, легендарная деятельность которого получила оценку как деятельность выдающегося американского мастера шпионажа.

Между тем вслед за смертью Сталина, в марте 1953 года, руководство Никиты Хрущева провозгласило новую эру глобального сотрудничества. Этот курс и последующе призывы к международному разоружению были постоянным источником беспокойств для братьев Даллес, которые расценивали надежды Советов на сотрудничество как опасную пропаганду, направленную на ослабление бдительности свободного мира и подрыв американской военной мощи. Ими делалось все, чтобы сорвать намечающуюся разрядку напряженности. Так, когда в мае 1954 года французские колониальные войска во Вьетнаме были безнадежно окружены у Дьенбьенфу, Джон Даллес предложил поддержать французов и нанести ядерный удар по коммунистам.

Узнав об этом, ответным ядерным ударом пригрозило советское правительство. Обстановку разрядил Д. Эйзенхауэр, не поддержавший сумасбродное предложение своего государственного секретаря. Тень ядерной войны понемногу рассеялась.

Но американский президент пошел дальше. Обеспокоенный эскалацией напряженности в мире, он предложил политику "открытого неба", которая позволила бы американским и советским разведывательным самолетам совершать полеты над территорией этих стран, чтобы контролировать военные приготовления и содействовать упреждению внезапной ядерной атаки.

К сожалению, предложение Айка (так называли Эйзенхауэра) было полностью отвергнуто Хрущевым: национальная безопасность СССР во многом зависела от сохранения секретности вокруг закрытых советских военных баз и расположения ядерных сил.

Де Голль против Никиты и Айка

Несколько недель спустя, опираясь на отказ Хрущева, директор ЦРУ Аллен Даллес с трудом, но все же получил одобрение Эйзенхауэра осуществлять разведывательные полеты над территорией СССР. Советские военные фиксировали эти полеты, но не могли им воспрепятствовать: потолок американских самолетов-разведчиков У-2 был недосягаем для советских ВВС. Оставалось только объявлять протесты, которые А. Даллес представлял американской и мировой общественности как коммунистическую пропаганду.

Но к концу 1957 года Вашингтон уже не чувствовал себя так вольготно: Советы вырвались вперед в освоении космоса с помощью спутника. Это означало, что Москва обладает межконтинентальной баллистической ракетой.

Территория США оказалась под угрозой. Паника охватила Вашингтон: американские города и военные базы стали впервые уязвимы для советских ядерных ракет. Немедленный отклик этого драматического изменения в балансе ядерных сил почувствовали и в Европе.

Внимание Хрущева сосредоточилось на Берлине. Однако, несмотря на явное преимущество в обычном вооружении, постоянные попытки Москвы вытеснить американские и французские войска из Западного Берлина, расположенного в глубине Восточной Германии, заканчивались унизительными провалами.

Тем не менее обнаженная сабля оставалась висеть занесенной над Берлином. Эйзенхауэр постоянно подвергался давлению со стороны службы национальной безопасности, которая требовала увеличения расходов на обычные и ядерные вооружения. Стойко сопротивляясь этому, президент привел в негодование фанатиков антикоммунистического толка, когда послал приглашение Хрущеву посетить Соединенные Штаты.

Это приглашение было с готовностью принято, и спустя несколько месяцев первый советский лидер посетил США. Говоря в Кэмп-Дэвиде об усилении опасности, Эйзенхауэр откровенно заявил, что боится войны и хотел бы сделать что-то для ее предотвращения.

Дух Кэмп-Дэвида содействовал созыву совещания в верхах, которое намечалось провести в Париже. Хрущев в этой ситуации воздержался от угрозы блокировать Западный Берлин. Обещая свою поддержку в решении берлинского кризиса, которое было бы приемлемо для всех сторон, Эйзенхауэр сразу же принял приглашение Хрущева совершить визит доброй воли в Советский Союз после окончания парижского совещания.

У каждого из участников переговоров были свои заботы, которые и диктовали соответствующую линию поведения.

Озабоченный тем, что кремлевские противники могут подорвать его власть, Хрущев очень хотел провести парижскую встречу до конца 1959 года. Однако де Голль, зная, что его влияние усилится, если встреча в верхах произойдет после того, как Франция обретет ядерное оружие, стремился оттянуть время, перенести встречу на следующий год.

Эйзенхауэр был вынужден поддержать своего союзника и сообщил Хрущеву, что встреча в верхах отложена на май 1960 года. Советский лидер посетил Париж в марте 1960 года, а в апреле де Голль побывал в Вашингтоне. Выражая несогласие изменить статус-кво Западного Верлина, он заверил Эйзенхауэра и Хрущева, что является твердым сторонником мирного сосуществования и взаимного доверия.

Два дня спустя после отъезда де Голля из Вашингтона, в Белом доме было созвано срочное совещание, на котором директор ЦРУ Аллен Даллес и его первый помощник Ричард Биссел попытались убедить Эйзенхауэра осуществить последний полет У-2 над территорией СССР. Аргументы, высказанные на совещании, не убедили Айка, и тогда А. Даллес попросил личного приема у президента.

Заверяя Эйзенхауэра, что он разделяет его обеспокоенность в связи с предстоящей встречей в верхах в Париже, Даллес сказал, что, по данным разведывательных источников, наиболее мощные советские баллистические ракеты тайно монтируются в Плесецке, время уходит, ракетные установки скоро замаскируют, погодные условия изменятся и в случае успешной встречи в верхах полеты У-2 могут быть запрещены. Даллес предупредил президента, что, если он не даст добро на полет У-2, а сведения о советских ракетах просочатся до избирательной кампании 1960 года в печать, последствия могут быть катастрофическими.

Поставленный в сложное положение, Эйзенхауэр наконец уступил при условии, что полет У-2 будет осуществлен за две недели до парижской встречи в верхах. Позже Ричард Биссел скажет: "Я думаю, что решение о полете У-2 перед самой встречей в верхах было непредусмотрительным. Но это было решение президента".

Болтливый сотрудник Хрущева

Обрывая концы, Даллес лично передал указание о вылете У-2. Его гомерический смех был слышен в коридоре, когда ему сообщили, что самолет стартовал по графику. Однако несколько часов спустя эту радость не разделил Эйзенхауэр, когда узнал, что самолет пропал над советской территорией.

Бледный Эйзенхауэр быстро собрал срочное совещание представителей службы безопасности. Он настаивал на замалчивании всего. Однако Даллес не соглашался, заявляя, что молчание вызовет подозрение. Авторитет директора ЦРУ перевесил, и его аргументы предать гласности полет получили поддержку у большинства советников президента.

Даллес заверял, что не все потеряно, и президент нехотя согласился. Госдепартамент тут же подготовил сообщение. В нем говорилось, что пилот гражданского погодного разведчика пропал в районе советской границы. Госдепартамент подчеркнул, что пилот сообщил о неполадках в кислородной системе, и поэтому мог случайно нарушить воздушное пространство СССР.

Хрущев пришел в бешенство. Он приказал опубликовать официальное заявление, где говорилось, что советская ракета сбила американский самолет, а сам выступил с речью. Речь Хрущева слушал в Москве американский посол Левеллин Томпсон, который в тот же вечер на дипломатическом приеме подслушал, как высокопоставленный советский чиновник говорил шведскому послу, что КГБ все еще допрашивает пилота У-2. Американский посол немедленно покинул прием и отправил срочную телеграмму в Вашингтон.

Ситуация выходила из-под контроля американских спецслужб. Твердокаменный Аллен Даллес растерялся и не нашел ничего лучшего, как скрыть телеграмму от президента. По его приказу депеша была доставлена в Белый дом лишь утром следующего дня. Опоздание сыграло роковую роль. За полчаса до этого пресс-секретарь госдепартамента Линкольн Уайт сообщил на пресс-конференции: "Преднамеренной попытки нарушить советское воздушное пространство не было. Не могло быть".

Ситуация оказалась столь неординарной, что никто не решался сообщить о неожиданном развитии президенту. В конце концов эту миссию взял на себя сын президента Джон Эйзенхауэр, который срочно отправился в дом своих родителей в Геттисберге. Как рассказывали очевидцы, новость лишила президента речи.

Между тем Хрущев вторично выступил по этому поводу, теперь уже в Верховном Совете, и рассказал, что фотокамера самолета невредима и ею отсняты советские военные объекты, а Пауэрс подписался под своим признанием. Питая надежды, что совещание в верхах все еще можно спасти, Хрущев потребовал официального извинения и немедленного прекращения полетов над советской территорией. Сотрудники национальной безопасности попытались убедить Айка сделать жесткое заявление в защиту полета У-2. Но Эйзенхауэр видел вещи по-другому, и, стараясь успокоить советского руководителя, дал указание госдепартаменту выступить с другим заявлением, в котором впервые в американской истории признавалось, что Вашингтон замешан в шпионаже.

Пытаясь снять напряжение, Хрущев на дипломатическом приеме пошутил по поводу того, что США ни признают, ни отрицают шпионаж и уподобляются тем самым старой деве, которая не является девой, так как имеет дитя.

У каждого свое понятие чести

Как выяснилось, Хрущев так же, как и Эйзенхауэр, находился под сильнейшим давлением своей службы безопасности и Политбюро, которые требовали прекратить попытки разрядить напряженность в отношениях с американцами. Но он не хотел топить встречу в верхах и пошел на беспрецедентный шаг. Через несколько часов после приема советский лидер в срочном порядке пригласил к себе посла США Томпсона, которому нервозно признался: "Полет У-2 поставил меня в ужасное положение. Вы должны помочь выбраться из этого".

Эйзенхауэр напряженно искал выход из создавшейся ситуации. С этой целью он провел еще одно совещание по вопросу национальной безопасности. Даллес предложил себя в качестве козла отпущения, чтобы избежать ситуации, когда президент США будет вынужден признаться, что он сам послал шпионский самолет в Советский Союз. Наверное, это был бы тот самый выход, который спас бы Хрущева (а ему нужно было убедить свое окружение, что Эйзенхауэр честно ведет игру и ему можно верить) и самого американского президента. Но у Айка были свои понятия о чести. Жертва не была принята. На следующий день Эйзенхауэр сделал свое первое официальное заявление о полете самолета У-2. Он четко указал, что полет самолета должным образом был одобрен Белым домом.

Советский лидер был расстроен и угрожал любой стране ракетным ударом, если она предоставит свои базы для самолетов У-2. Вскоре после этого Хрущев отбыл в Париж, где, как он знал, его политическая активность была на переднем крае. Но он уже ничего не мог исправить. В сложившейся ситуации победу в Москве одержали такие же "ястребы", каким был А. Даллес в Вашингтоне. Поэтому дальнейшие события развивались по сценарию, написанному московскими "ястребами".

Хрущева сопровождал в Париж генерал Малиновский - жесткий министр обороны, который никогда до этого не покидал страну. Оба сразу же посетили де Голля и вручили ему на шести страницах заявление советского правительства и условия, при которых возможна конференция: Эйзенхауэр должен извиниться; ответственные за полет У-2 должны быть наказаны. После этого четыре руководителя должны подписать соглашение, запрещающее шпионскую деятельность. Это, сказал де Голль, невозможно. Ответственные лидеры не извиняются за шпионаж.

Следующим утром в Париж прибыл Эйзенхауэр, где сразу же был проинформирован де Голлем о советском ультиматуме. Президент был горько разочарован: он надеялся получить от Хрущева другое послание и начал подозревать, что его сотрудники национальной безопасности, возможно, были правы, говоря, что инцидент с У-2 предоставил Хрущеву возможность проводить свою пропаганду. Его единственная цель сейчас - оскорбить США и лично американского президента.

Эйзенхауэр осознавал, что его согласие на злополучный полет создало предпосылки для провала встречи в верхах, и он особенно негодовал на ЦРУ, которое не смогло предугадать столь сильную реакцию русских на нарушение их границ.

Предложение Макмиллана, чтобы Эйзенхауэр выразил чисто формальное сожаление по поводу инцидента с У-2, привело в ужас представителей национальной безопасности, которые возражали против любого признания вины. Их аргументы повлияли на президента, который не забыл отказ Хрущева от политики "открытого неба". Раздраженный постоянными требованиями Хрущева принести официальные извинения, Эйзенхауэр наконец взорвался: "Шпионаж является практикой во всей истории". Но президент все же не оставил полностью надежду, что встречу в верхах еще можно спасти, если организовать секретную встречу с Хрущевым.

На следующее утро унылые делегаты прибыли на Елисейские поля, где Хрущев сразу же разразился тирадой оскорблений в адрес Вашингтона и американского империализма.

Эйзенхауэр проигнорировал оскорбления и попытался успокоить советского лидера, пообещав немедленно прекратить полеты над советской территорией. Не слушая его, Хрущев раздраженно потребовал от американского правительства заявление, в котором не только осуждались бы провокационные полеты, но и выражалось бы сожаление.

Пытаясь раскрыть президенту политические реалии в Москве, Хрущев разозлил советскую делегацию, когда неожиданно представил все дела так, будто внутренняя обстановка в СССР требует официального извинения. Но извинений не последовало. Хрущев, изображая (для своей делегации) оскорбление, отозвал свое приглашение Эйзенхауэру посетить Советский Союз.

Московские "ястребы" торжествуют

Раздраженный происходящим де Голль наконец вмешался и сказал Хрущеву: "Перед тем, как вы покинули Москву и после того, как был сбит У-2, я посылал к вам посла, чтобы он выяснил, должна ли эта встреча состояться или ее надо отложить. Вы знали тогда все то, что я сейчас. Вы сказали моему послу, что эту конференцию следует провести, что она бгдет полезной... Вы заставили Макмиллана прибыть сюда из Лондона, генерала Эйзенхауэра из Соединенных Штатов и поставили меня в затруднительное положение в связи с организацией встречи, которую ваша непримиримость делает невозможной... Человечеству не послужит то, что конференция будет сорвана из-за частного случая".

Соглашение наконец было достигнуто и дискуссии продолжились следующим утром. Состоящая из "ястребов" советская делегация торжествовала победу. Вскоре перед возобновлением работы конференции Хрущев проинформировал де Голля, что не прибудет на встречу до тех пор, пока Эйзенхауэр не пообещает, что извинится. Но президент снова отказался, и конференция была торпедирована - прошло 24 часа со времени ее начала.

Бросая оскорбления Эйзенхауэру, Хрущев вызвал бурю в Париже. Прежде чем уехать, советский лидер устроил пресс-конференцию, на которой он подвергался насмешкам и выпадам западных журналистов.

Корреспондент "Нью-Йорк таймс" Джеймс Рестон писал: "Трагедия президента Эйзенхауэра в деле шпионского самолета заключается в том, что он и его коллеги создали то, чего больше всего боялись. Он хотел уменьшить международную напряженность, но он усилил ее. Он провозгласил коллективность и мораль, а получил ложь и административный хаос. Все, что он считал значительным, - осторожность, терпимость, лидерство, военное искусство и даже хорошую удачу - вдруг оставило его в тот самый момент, когда он больше всего в них нуждался".

Хрущева поносили в западном мире за провал встречи в верхах, а дома за то, что доверял американскому президенту. Огромная власть, которой он обладал в Кремле, пошатнулась и никогда уже не возвратилась в прежнее положение.

Но все это не коснулось легендарной репутации Аллена Даллеса. Бывший директор ЦРУ писал: "Катастрофа самолета Гарри Пауэрса не была возложена на ЦРУ... в действительности инцидент скорее вызвал восхищение Центральным разведывательным управлением,  чем упреки..."

Подозрения и недоверие усилились, и оба руководителя были озадачены, почему ничего не получилось. Возможно только одно объяснение - встречи в верхах не хотело ни окружение Эйзенхауэра, ни Хрущева.

Между тем оставалась еще одна загадка. Причина катастрофы самолета У-2. В последующие дни в американской прессе появились скороспелые объяснения. Со ссылкой на информированные источники в некоторых статьях утверждалось, что Пауэрс нарушил приказ и летел на высоте ниже заданной и потому был сбит советским истребителем.  Другие утверждали, что у Пауэрса были проблемы с двигателем сразу же после пересечения воздушной границы СССР, но он не выполнил приказ возвратиться на базу. Было даже предположение, что Пауэрс - двойной агент, завербованный КГБ, что он преднамеренно сорвал встречу в верхах, разбив свой самолет на советской земле.

Таинственная смерть Пауэрса

Освобожденный 18 месяцев спустя, Пауэрс возвратился в США, где был ошеломлен враждебностью прессы. Влиятельные газеты изображали его бесхребетным торгашом, который с готовностью согласился сотрудничать с врагом. Другие требовали посадить его на скамью подсудимых за измену. Но среди ненависти и враждебности был один дружеский голос. Приветствуя Пауэрса вскоре после его освобождения, ушедший на пенсию Аллен Даллес пожал ему руку и сказал загнанному в угол пилоту, что гордится его действиями.

Попытки репортеров взять интервью у Пауэрса были пресечены ЦРУ, которое сразу же вывезло его в засекреченное место для тщательного допроса. Понимая, что все будет зафиксировано, Пауэрс сразу заявил, что очень важную информацию он утаил от русских.

Через несколько недель Пауэрс погиб: его вертолет загадочно разбился на окраине Лос-Анджелеса.

Перевод Анатолия Лондаря