Поделиться
Александр Михайлович, вот один из детских вопросов. Шолохов был строгим дедом?
Александр Шолохов: Скорее, наоборот. Он мог свести на нет педагогические усилия родителей, конечно, не в принципиальных вопросах. Прежде всего это касалось всеобщего увлечения нашей семьи - охоты и рыбалки. Когда нам говорили, что нас на рыбалку не возьмут, дедушка мог похерить синим крестом мамины планы. У него не было манеры посадить внуков на колени и сказать: "Ну, слушайте, я сейчас вам откровение сообщу..." Зато он был невероятный рассказчик. Михаил Александрович не любил говорить о себе, скорее, о ситуациях, в которых он был свидетелем. Не "я" и "обо мне", а что-то, что я видел, и это заслуживает внимания. Его истории откладывались в голове и воспитывали нас.
А правда, что ваш дедушка научил вас курить?
Александр Шолохов: Скорее, он очень здорово отучил меня от курева. Хотя и у этой байки, пожалуй, есть некоторая основа. Курильщик он был заядлый и смолил до самого последнего момента. Практически ни одной фотографии нет, где он без сигареты. Сохранилось несколько фото, и есть любительская семейная кинолента, где мы с двоюродным братом Андреем сидим вместе с Михаилом Александровичем на веранде с папиросами в руках. Нам тогда было года по 4-5, а может, и меньше. Он выдал по одной. Мы были захвачены происходящим. А как же? Инициация происходит. Дедушка дал нам "прикурить", но чиркал зажигалкой так, чтобы только искры летели. И мы гордо "прикуривали". На подобные шалости он был обилен. Но именно дедушка полностью отбил у меня интерес к куреву. Причем в таком возрасте, когда пацаны начинают присматриваться к подобным процессам. После обеда он закуривал и поручал нам выбросить окурок в туалет. Мы с большой ответственностью относили окурки и топили их в унитазе. У меня возникла мысль: "Это же папироса, и она вполне употребима". Курил он тогда "Беломор", и для шести-семилетнего пацана затяжка дедовской папиросой была карой господней. Я, шатаясь, вышел из санузла. Никакого желания у меня больше не возникало. Один из самых печальных и, если можно так сказать, интимных предметов в коллекции вешенского музея - окурок, который Михаил Александрович не докурил перед смертью. Табак - это единственное, чем он мог не поделиться. О деньгах он говорил так: "Они мне ногу жгут". Как только получал аванс, тут же раздавал друзьям в долг, о чем потом не помнил. Бабушка ему за это, как всякая хозяйка, пеняла, он оправдывался, но деньги все равно раздавал. А табак - это особая история, выкуривал до последней крошки. Поэтому недокуренная сигарета в мундштуке так и лежит в его кабинете, и это самая яркая иллюстрация того, что ему было уже очень плохо. Он никогда не делал попытки бросить и никогда не слушался врачей.
Вот еще вопрос. Откуда у Михаила Александровича взялись деньги на красивый дом в Вешках?
Александр Шолохов: Во время войны Вешенская была ареной боевых действий, которые описаны в романе "Они сражались за родину". Войска стягивались к Сталинграду - и наши, и немецкие. Кого только не было: итальянцы, румыны, венгры... На Дону происходили серьезные сражения и в то же время передислокация войск. В Вешенской был понтонный мост, который немцы бомбили нещадно, и станице досталось по первое число. Погиб дом, который Михаил Александрович построил прямо перед войной, в конце 30-х годов. В нем толком и пожить-то не успели, хотя всегда вспоминали как об очень счастливом времени. Это было первое жилье не купленное, а построенное для себя. После войны было решение, как принято говорить, партии и правительства о том, что 200 академикам и военачальникам надо построить служебные дачи по типовым проектам. Михаилу Александровичу тоже полагалось, как действительному члену Академии наук. Но он сказал: "Зачем мне дача? Мне жить негде", и ему выделили кредит от хозотдела ЦК. Дом был создан по тем канонам, которые тогда были приняты, - от проекта до огромной усадьбы, которую дедушка совершенно не хотел. Так и появился дом в Вешках, который стал музеем.
Как ваш дедушка относился к ненормативной лексике? Сам-то он, говорят, мог крепко завернуть?
Александр Шолохов: Безусловно, он мог. Как большой знаток русского языка. Но я никогда не слышал от него скверного слова, и не потому, что он был каким-то ханжой. У казаков считалось крайне зазорным ругаться при женщинах, вернее, в семье. Эта традиция, к сожалению, утрачивается. Однажды я еще совсем мальчишкой услышал старую казачью песню, в ней ничего похабного, но она фривольная. Девушка пошла на посиделки, "прялочку под лавочку, куделю в голова, сама с милым спать легла". По нынешним временам образец целомудрия. И вот я хожу и, как у нас говорят, натаныкиваю себе под нос. Я даже не знал, что там дальше происходит после кудели. Дедушка услышал и погрозил: "Я тебе покажу "прялочку"! В семье так нельзя, грех. Ну а в мужском кругу казаки могли порадовать любого ценителя.
А вот реальная история, которая произошла на глазах у членов нашей семьи. Рыбаки вытаскивали лодку на крутой склон. Тащили рывками. Он подошел сзади, желая помочь. Последний человек в ряду, перехватывая, угодил локтем деду в лоб. Попадание было столь успешным, что Михаил Александрович с того яра так и "зашкабырдал" вниз в кусты. Повисло неловкое молчание. Как действовать в этой ситуации? Обычно говорят: "Не переживай, мне не больно, я сам виноват", и чувство неловкости только усиливается. Михаил Александрович вылез из кустов, потирая крепко ушибленный лоб, и сказал: "Да я и сам видел, что я тут на хрен не нужен" (фраза несколько смягчена). Все упали со смеху.