Князь Олег Романов был талантливым поэтом и храбрым офицером
Никто не сказал ему: "Да что ты, Олег, рано тебе об этом думать..." Отец и братья молча приняли его слова к сведению. В этом доме ко всему относились чуть серьезнее и глубже, чем в других семьях.
Князь Олег был четвертым сыном Великого князя Константина Константиновича - поэта, оставшегося в русской литературе под инициалами К.Р.
Литературные наклонности и любовь к Пушкину привели Олега в Императорский Александровский лицей. В 1911 году, в год столетия лицея, Олег предложил совершенно новаторский для того времени проект: полное факсимильное издание рукописей Пушкина. Вскоре вышел в свет первый том с предисловием 19-летнего князя.
Война 1914 года не дала осуществиться замыслу во всей полноте, и только спустя почти сто лет дело князя Олега продолжил Институт русской литературы РАН.
Князь закончил лицей с серебряной медалью и поступил в лейб-гвардии Гусарский Его Императорского Величества полк. Летом 1914-го вместе со своим эскадроном Олег отбыл на фронт. В первые же дни войны на передовой оказался и лицейский друг князя Олега - Глеб Кожин, окончивший лицей с большой золотой медалью. Глеб погиб в бою 29 июля 1914 года.
Ровно через два месяца, 29 сентября, командир взвода 2-го эскадрона корнет Олег Романов был тяжело ранен в бою. Врачи оказались бессильны.
Похоронили героя в родном имении Осташево. Из дневника его отца, Константина Константиновича Романова: "С утра морозит, на траве иней... Мы хотим, согласно желанию Олега, выстроить над его могилой церквушку..."
Скромную одноглавую церковь в Осташево сразу после революции разорили. В 1920-м мародеры варварски разгромили и саму усыпальницу - подонки искали золотую саблю павшего героя. После этого прах князя Олега был тайно перезахоронен на кладбище деревни Жулино. Место этого вторичного погребения утрачено...
В самый канун 1914 года появился вальс "Оборванные струны". Духовые оркестры, провожавшие войска на фронт, играли его на вокзалах. И не только в ту войну, но и в Великую Отечественную.
Сейчас при звуках этого вальса я вспоминаю тонкое и строгое лицо Олега...
P.S. После 1917 года о князе, как и о всех Романовых, нельзя было упоминать. Первую книгу о нем написал в середине 1980-х годов историк русской поэзии Виктор Васильевич Афанасьев (1932-2015), впоследствии принявший постриг с именем Лазарь.
О, дай мне, Боже, вдохновенье,
Поэта пламенную кровь.
О, дай мне кротость и смиренье,
Восторги, песни и любовь...
О, дай мне прежних мук забвенье
И тихий, грустный, зимний сон,
О, дай мне силу всепрощенья
И лиры струн печальный звон.
О, дай волнующую радость,
Любовь всем сердцем, всей душой...
Пошли мне ветреную младость,
Пошли мне в старости покой.
31 декабря 1908
...И вновь зовет к себе Отчизна дорогая,
Отчизна бедная, несчастная, святая.
Готов забыть я все: страданье, горе, слезы
И страсти гадкие, любовь и дружбу, грезы,
И самого себя. Себя ли?.. Да, себя,
О, Русь, страдалица святая, для Тебя.
1911
"Нам приказано прикрывать..."
24 сентября
Идет бой под злополучным Ширвиндтом (этот городок в Восточной Пруссии в начале войны не раз переходил из рук в руки. - Ред.). Раух находится с главными силами где-то сзади и копается. Нам нужны еще пушки...
25 сентября
Делали рекогносцировку на Радзен. Шли только наш полк со взводом артиллерии... Совсем непонятно, отчего вся дивизия не принимает участия в этой бестолковой операции.
26 сентября
Выступили в 8 часов утра. Предположено идти в Дайнен, затыкать дыру, образовавшуюся между Стрелковой бригадой и 56-й дивизией, с целью зайти немцам, сидящим в Шукле, в тыл. Конечно, мы знали, что это не будет сделано. Мы сейчас сидим в одном фольварке уже 11 часов, не дойдя еще до Владиславова. Слышны пулеметы и артиллерийские выстрелы... Стрельба чаще. Пехота отходит. Команда: "По коням!" Нам было приказано прикрывать лавой отходящую пехотную дивизию. Когда подошли лавой, то заняли фольварк...
Последнее письмо
11 сентября 1914 года
Не знаю, как и благодарить вас, наши милые, за всё, что вы для нас делаете. Вы себе не можете представить, какая радость бывает у нас, когда привозят сюда посылки с теплыми вещами и с разной едой. Всё моментально делится, потому что каждому стыдно брать больше, чем другому. Офицеры трогательны... Часто, сидя верхом, я вспоминаю вас и думаю, что вот теперь вы ужинаете или что ты читаешь газету, или мама вышивает. Всё это тут же поверяется взводному, который едет рядом. Были дни очень тяжелые. Одну ночь мы шли сплошь до утра, напролет. Солдаты засыпали на ходу... Самое неприятное - это дождь. Очень нужны бурки... Часто во время похода ложимся на землю, засыпаем минут на пять. Вдруг команда: "По коням!" Ничего не понимаешь, вскарабкиваешься на несчастную лошадь, которая, может быть, уже три дня не ела овса, и катишь дальше...
Молитесь за нас!