Елена Волжина: Читающие дети - это уже другие дети
Что преподает учитель словесности, беря в союзники Пушкина, Гоголя, Достоевского? Обсудим тему с учителем литературы и русского языка гимназии N1543 г. Москвы Еленой Волжиной.
Отсутствие чтения может привести к атрофии воображения
Не сочтите вопрос дурацким или, наоборот, перегруженным философией, мне просто интересно, как на него отвечает учитель словесности: зачем нужно читать книги?
Елена Волжина: Я долго работаю в школе, почти сорок лет. И мне казалось, что ответ на этот вопрос - зачем читать? - из области этики, может быть, эстетики или из сферы формирования личности. А недавно я прочла исследования ученых из Университета Эмори, доказавших, что чтение увеличивает число нервных связей в мозгу человека: происходит резкая смена видов нервной деятельности и характера кровообращения. При чтении кровь поступает в те области мозга, которые не бывают задействованы при просмотре телевизора или компьютера - это уже выводы оксфордских ученых. Итак, чтение влияет на нейроны.
То есть на физиологию?
Елена Волжина: Да. Не читающий книг не задействует ту область коры головного мозга, которая отвечает за превращение значка в образ, образа - в ассоциацию, ассоциации - в собственный эмоциональный опыт и в поведенческую ситуацию. Отсутствие чтения может привести к атрофии воображения. Уже давно замечено, что визуальное сознание последнего поколения детей, воспитанных компьютерной картинкой, вытесняется виртуальным. Не надо будить воображение и рисовать самому мир в картинах и образах - за тебя это сделал любой гаджет, бери и пользуйся. Визуальное сознание из-за этого становится пассивным, лишается постоянного тренинга. В итоге формируется личность, но какая? Нам пока неизвестно, что станет с человеческой породой через два-три поколения после того, как люди разучатся читать книги.
Выживать вместе с Робинзоном, задумываться вместе с ним
Чему, на ваш взгляд, учит литература?
Елена Волжина: Слово "учить" немножко скомпрометировано.
Может, оно вообще здесь неуместно?
Елена Волжина: Оно уместно в смысле формирования эмоционального, интеллектуального опыта. Литература учит языку мышления, языку воображения, языку понятий и таким образом способствует формированию личности. Не могу сказать, что каждый из нас, учителей-словесников, в течение урока ежеминутно думает о формировании личности, - это происходит само собой, исподволь. Но то, что литература влияет на личность, - факт, многократно подтвержденный педагогической практикой, в том числе моей собственной. Один мой ученик ни в какую не хотел читать книги и учить стихи: "Я не могу учить стихи, у меня не работает память, я никогда не запомню ни одного стихотворения, и из книг я читаю словари, мне достаточно". Прошло полтора года. И вот после того, как мы прочли "Путешествия Гулливера", он подошел ко мне потрясенный: "Елена Дмитриевна, вы не представляете, как литература меня изменила!"
Сколько ему лет?
Елена Волжина: Сейчас двенадцать, это шестой класс. Он постоянно спорит со мной. Я ему говорю: "Ох, как ты навострился спорить!" А научился говорить он благодаря чтению, и это еще одна его важная функция. Что литература меняет людей, ты понимаешь не в первый год работы, а лет через пятнадцать, когда вырастают твои ученики, и ты с ними уже в дружеских отношениях, они говорят тебе вещи, которые тебе неловко слышать, потому что это кажется грубой лестью, но ты замечаешь, что и на самом деле в них что-то поменялось. Кто-то стал мягче, тоньше, кто-то, ранее самоуверенный, стал сомневаться в себе, кто-то стал просто интересным человеком, гораздо умнее тебя, и его хочется слушать. Литература меняет сознание. Раскрепощает его, делает свободным. Мы недавно закончили читать Свифта. А перед этим был Дефо. Весь наш шестой класс - это литература путешествий, робинзонад, одиссей. Мы с моими коллегами поставили задачу - открыть детям пространство истории и географии, вытащить ребенка из уютного кресла, где он, жуя бутерброд, читает Гарри Поттера, и кинуть его в мир 37-й параллели Жюля Верна. Или заставить выживать вместе с Робинзоном и задумываться вместе с ним, над вопросом Пятницы: если Господь такой всесильный, то зачем он создал дьявола? И приходить к осознанию, что, задавая себе самые главные вопросы, ты сам часто вместо ответов используешь готовые штампы, клише. А потом был Свифт, и, дойдя до Гулливера в стране лапутян, мы изрядно повеселились, оказавшись среди этих "ученых" и их прожектов. Погружаясь в абсурдный мир романа Свифта, мы учимся иронично относиться к безумным прожектам современности и понимать, что иные из тех, кто выдает себя за деятелей науки, пытаясь получить солнечную энергию из огурцов, есть настоящие лапутяне. И мы хохочем над ними. Это свобода? Это свобода. А потом мы читаем про машину, в произвольном порядке выбрасывающую слова, из которых лапутяне складывают сначала предложения, потом тексты. И Сережа Кузьмин мне говорит: "Елена Дмитриевна, это насмешка восемнадцатого века над будущим абстрактным искусством". Читающие дети - это уже другие дети. Они мыслят ассоциативно и понимают, что литературная классика, рассказывая о прошлом, всегда ведет с нами разговор о настоящем.
Так смешны эти шаманские пляски над школьной программой
Сегодняшняя школьная программа по литературе - она, на ваш взгляд, помогает или препятствует формированию свободного сознания?
Елена Волжина: Мне так смешны эти шаманские пляски над школьной программой. Как бы участники этих плясок ни спорили, какие бы бумажные мечи они ни пытались скрестить, ничего с русской классикой поделать нельзя. Она была и останется НАШЕЙ школьной программой. И вы никогда никем не замените Пушкина, Толстого, Достоевского.
Откуда вообще возник разговор, что "Войну и мир", "Преступление и наказание" не нужно в школе изучать?
Елена Волжина: Вопрос был поставлен несколько по-другому: мол, эти прекрасные произведения достаточно сложны для понимания, нужен умный учитель, который был бы проводником между текстом и учеником, а таких учителей у нас, к сожалению, меньше, чем хотелось бы. А один известный чиновник прямо заявил, что он в свои шестнадцать лет читал "Преступление и наказание" и ощутил скуку, ничего не поняв, поэтому, значит, не обязательно включать этот роман в школьную программу.
В вашей гимназии произошло сокращение учебных часов на уроки литературы?
Елена Волжина: У нас тот же объем часов, какой был прежде.
Это достаточный объем?
Елена Волжина: Достаточный. И в этом огромная заслуга нашей администрации. Почему гимназия N1543, согласно рейтингам, первая в России по филологии? Потому что администрация понимает роль литературы в жизни каждого ребенка, в каком бы профильном классе он ни учился - гуманитарном, математическом или биологическом.
У вас ученик имеет право сказать: а можно я не буду учить...ну, допустим, "Стихи о советском паспорте", а вместо них выучу другое стихотворение?
Елена Волжина: Если вкус позволяет ему выбрать что-то более достойное, я пойду ему навстречу. Просто я никогда не заставляю учить "Стихи о советском паспорте". У меня в младших классах дети раз в месяц читают свои любимые стихи. А с девятого класса регулярно проводятся поэтические зачеты. Закончился Лермонтов - будь добр, десять-пятнадцать его стихотворений выучить наизусть. Любых. Или из Пушкина - шестнадцать-восемнадцать стихотворений постарайся запомнить. На выбор. А в одиннадцатом классе начинается Серебряный век: Гумилев, Ахматова, Мандельштам, Цветаева... Вы не представляете, какими уроками счастья являются для детей эти часы!
Вся русская литература пронизана духом православия
Время от времени звучат предложения ввести в школах предмет "Основы православной культуры". Противники этой новации свою позицию аргументируют так: "Достаточно того, что дети изучают произведения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Тургенева, Гончарова - вся русская литература пронизана духом православия". Вы в этом споре на чьей стороне?
Елена Волжина: Нет ничего дурного в том, чтобы рассказывать детям об основах православия и христианских притчах. Любому словеснику так или иначе приходится заниматься религиозным просвещением, объясняя, например, при чтении романа "Преступление и наказание" смысл притчи о воскрешении Лазаря. Другое дело, что в роли просветителей не всегда выступают умные и образованные люди. И тогда может начаться то, что в царских гимназиях происходило на уроках Закона Божьего - и подкладывание иголок батюшкам, и сочинение оскорбительных частушек... Когда подростку что-то навязывают, он сопротивляется. Поэтому я за то, чтобы православная культура, если кто-то считает, что ее нужно преподавать, входила в школу книгами наших классиков. Русский философ Николай Бердяев писал: "Вся наша литература ранена христианской темой. Соединение муки о Боге с мукой о человеке делает нашу литературу христианской даже тогда, когда русские писатели отступали от веры". И это действительно так. Русская литература является православной по своему духу и способна не только проиллюстрировать, но и раскрыть детям высокие евангельские истины. Как понять повесть Пушкина "Станционный смотритель" в отрыве от деталей, а именно - от тех картинок, что висели в избе Самсона Вырина? Там четыре сюжета, изображающих историю блудного сына. Последняя картинка - покаяние. Он стоит на коленях перед отцом, который принимает его и радуется его возвращению больше, чем постоянству старшего, который всегда ему помогал. Образ Дуни вне этого библейского сюжета многое теряет. А гоголевский мир, где человек всегда объект происков нечисти? Набожный Вакула в "Вечерах на хуторе близ Диканьки", ухватив черта за хвост и перекрестив, подчиняет его себе. А Лермонтов? Вспомним знаменитый пейзаж в "Фаталисте", когда Печорин возвращается из казачьей станицы, смотрит на звездное небо и думает, что были некогда люди премудрые, уверенные, что светила небесные принимают участие в их земных делах, определяя жизнь. А мы, думает герой, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха. Печорин остро переживает утрату веры, разрушившую его личность, заставившую тратить свои необъятные силы на ничтожные действия. А Достоевский? Его вне религиозного контекста вообще понять невозможно. "Братья Карамазовы", "Преступление и наказание", "Идиот", "Бедные люди"... Все это и есть основы православной культуры.
Если бы чиновники ходили к нам на уроки, они писали бы другие циркуляры
Насколько сегодня идеологизирована школьная программа по литературе?
Елена Волжина: Она вообще не идеологизирована. Какой такой специальной идеологией можно наполнить, например, "Капитанскую дочку"?
Ну, "духовные скрепы", "воспитание патриотизма"...
Елена Волжина: В "Капитанской дочке" присутствует и то, и другое, и еще много чего полезного для воспитания человека, но эту повесть вовсе не обязательно подавать под таким соусом.
А как же иначе? Идеологическим соусом литературу в школах всегда приправляли: Пушкин - "враг самодержавия", Некрасов - "обличитель крепостничества".
Елена Волжина: Да-да...На эту тему было много анекдотов. Пушкин - первый большевик, потому что он первым сказал: "Октябрь уж наступил..." Все это глупости, над которыми можно посмеяться.
Вы хотите сказать, что и Онегин уже не "лишний человек", и Катерина - не "луч света в темном царстве"?
Елена Волжина: Конечно!
Вы сейчас о своих уроках говорите?
Елена Волжина: А о чьих же еще. Каждый учитель сам решает, как ему трактовать то или иное произведение литературы, на что сегодня нужно и важно сделать акцент. Давно нет обязательных тем сочинений. Даже статьи Белинского можно теперь изучать как пример интересной, немного социологизированной критики, не более того. Поэтому обвинить министерство образования в жестком контроле над учителями-словесниками я не могу.
Чиновники разве не ходят к вам на уроки, не докучают инспекционными проверками?
Елена Волжина: Если бы они ходили к нам на уроки, они писали бы другие циркуляры. По крайней мере не называли бы школу учреждением, которое "оказывает образовательные услуги".
Скажите, вы ощущаете себя свободным человеком в том деле, которым занимаетесь?
Елена Волжина: Я за свою жизнь могла несколько раз поменять профессию. Я даже пробовала что-то другое делать, не уходя из школы, но все равно возвращалась к урокам литературы и русского языка. А уж в нынешние времена важнее и честнее всего - быть в школе.
И все же... Вы свободны как учитель?
Елена Волжина: Внутренне я свободна. Конечно, школьный формат - удавка: учителя часто чувствуют себя зависимыми от рутины, нагрузки, администрации, щупальцев власти, глупых реформ, от участия в идиотских мероприятиях. Но потом ты остаешься с ребенком в классе, и между вами только текст. Вы скажете: 40 лет одни и те же тексты! Но это тоже как любовь и ее химия: тебе открывается глубина этой книжной вселенной. И то, что недоступно молодому неопытному учителю, открывается со временем и опытом.
А с внешней стороны? Я имею в виду контролирующие инстанции.
Елена Волжина: Прийти, просидеть у меня десять уроков подряд - это огромный труд.
Но приходят, сидят?
Елена Волжина: В последнее время все меньше, потому что их это вообще не интересует. Вы знаете, я тоскую по тем замечательным, умным методистам, которые когда-то приходили к тебе на урок, смотрели, слушали, а потом вступали с тобой в серьезный и содержательный разговор.
Были умные методисты?
Елена Волжина: Были. Умному методисту ты всегда объяснишь, почему у тебя ТАКАЯ программа, почему в ТАКОЙ последовательности выстроены произведения. А сегодня умных людей в контролирующих инстанциях я не вижу.
Отбиваться приходится от контролеров?
Елена Волжина: Администрация отбивается. Посмотрите, что делают ревизоры. У меня идет кружок русского языка. Они приходят с журналом и говорят: почему у вас не отмечены отсутствующие? Я: у меня нет времени на это. Они: это финансовый документ, вам за это деньги платят. Человек не вникает ни в содержание наших занятий, ни в то, с каким интересом дети посещают этот кружок. Это самое оскорбительное в деятельности проверяющих - безразличие к процессу обучения и "ловля блох" в бумажных делах.
Мы, словесники, никогда с учителями истории не договоримся
Вы слышали, в Финляндии решили пойти на радикальное изменение в системе школьного образования - отменить разделение на школьные дисциплины и перейти на междисциплинарный формат. То есть изучать "Робинзона Крузо" на стыке литературы, истории, географии, а может, еще и физики, если вспомнить, как он на своем острове огонь добывал. Как вам такая идея?
Елена Волжина: Идея здравая. Ребенку полезно знать, кто был современником Достоевского в Европе и Америке. И почему Достоевский начал свою литературную деятельность с того, что перевел Бальзака. И как соотносится с Достоевским творчество Шиллера: почему в его романах так много шиллеровских цитат, особого идеалистического духа. А дело в том, что Достоевский в детстве посмотрел трагедию Шиллера "Коварство и любовь" с Мочаловым в роли Фердинанда - и был потрясен. Междисциплинарный формат - это способ комплексного изучения всех школьных предметов. Но мы, словесники, никогда с учителями истории не договоримся о том, чтобы синхронно преподавать. Мы читаем "Евгения Онегина" и "Горе от ума" в девятом классе, а они еще не говорят о декабристской трагедии.
Нет, в самом деле, почему бы историю кавказских войн не изучать по "Хаджи-Мурату"?
Елена Волжина: Ни один учитель истории сейчас не касается темы кавказских войн. Чтобы не вызывать нежелательных ассоциаций с нашей современностью. А вот учитель литературы, говоря о лермонтовском "Максиме Максимыче", неминуемо расскажет о войнах на Кавказе. У каждого учителя-предметника своя линия истории.
Как учитель литературы чего вы больше всего хотите сейчас?
Елена Волжина: Я хочу, чтобы самые умные молодые люди пришли в школу за свободой. Хотя она категория недостижимая, как и мечта, но если нет мечты и стремления к ней, то нет смысла ни в чем. Свобода - это то, чего нет здесь и сейчас, но что может оказаться, по воспоминаниям, в прошлом и чего бы хотелось в будущем. Конечно, в молодости мы больше свободны, даже работая в школе: вместо знания - дерзость спонтанной мысли, вместо понимания психологии тех, кто перед тобой сидит, - химия отношений из-за молодости и общего заговора учителя и ребенка против рутины и взрослых. А когда ты повзрослеешь, свобода дерзости может стать свободой смыслов. И в какой-то момент свобода тактики, то есть ТЫ на уроках, покажется не столь важной в сравнении со свободой стратегии: каким станет УЧЕНИК после общения с литературой, откроет ли она в нем личность. Школа - это организм, требующий пузырьков свободы в крови. И я до сих пор уверена: преподавать литературу в школе - это самое честное, а значит, свободное, что мы можем делать здесь и сейчас.
Елена Волжина - учитель литературы и русского языка гимназии N1543 г. Москвы, заслуженный учитель России, дважды лауреат премии Москвы, победитель Всероссийского конкурса "Лучший учитель", автор нескольких книг серии "Русская литература. Произведения школьной программы", ее ученики 10 раз становились победителями и призерами Всероссийской олимпиады по литературе. Всю жизнь работает в школе, 4 года преподавала в США, но вернулась к русским школьникам. Родилась в Москве, окончила МГПИ имени Ленина. Каждые каникулы ездит с классом по России, со старшеклассниками отправляется в гуманитарные экспедиции, предпочитая жизнь в палатках на природе. Ставит спектакли, сочиняет капустники, считает себя счастливой.