Сегодня в российском юридическом сообществе активно обсуждается идея о сокращении числа присяжных заседателей с 12 до пяти-семи. Весомые аргументы приводят и сторонники реформы, и ее противники. Но и те и другие сходятся в главном: роль присяжных необходимо резко повысить. Дореволюционная практика, ныне во многом забытая, подтверждает значимость этого института судебной власти множеством примеров.
"Родина" решила напомнить о хрестоматийном - процессе по "делу Веры Засулич".
24 января 1878 года молодая женщина, пришедшая на прием к петербургскому градоначальнику Федору Трепову, выстрелила в него из револьвера "бульдог". Пуля попала чиновнику в левый бок, ранение окажется не смертельным...
На допросе выяснилось, что женщину, назвавшуюся при записи на прием Козловой, зовут Верой Засулич. 28-летняя дочь провинциальных дворян рано лишилась отца, получила в Москве диплом учительницы, с юности участвовала в народнических кружках. В кабинете Трепова она оказалась после нашумевшей истории: столичный градоначальник посетил Дом предварительного заключения на Шпалерной, где студент-революционер Боголюбов якобы отказался снять перед ним шапку. Трепов приказал высечь ослушника розгами.
Народовольцы тут же бросили жребий на спичках, кто из них убьет злодея-градоначальника.
Стрелять выпало Вере.
Одни уверяли, что она любовница избитого Боголюбова, другие считали ее опытной киллершей, нанятой "Народной волей"... На самом деле Засулич, некрасивая и робкая, была равнодушна к мужчинам - ее сердце принадлежало освобождению угнетенного народа. Революционер, а позже монархист Лев Тихомиров вспоминал: "Она была по внешности чистокровная нигилистка, грязная, нечесаная, ходила вечно оборванкой, в истерзанных башмаках, а то и вовсе босиком. Но душа у нее была золотая, чистая и светлая, на редкость искренняя".
Адвокат
Невиданная дерзость покушения напугала сановников, решивших как можно скорее провести показательный процесс над террористкой. Причем не политический, а уголовный - в надежде на максимальный (15, а то и 20 лет каторги) срок: присяжные не жаловали убийц, в том числе и несостоявшихся. И это было первой ошибкой власти: хрупкая девушка еще до начала процесса вызвала в обществе больше сочувствия, нежели раненый ею градоначальник. Второй ошибкой стал выбор судьи - 34-летнего Анатолия Кони, одного из отцов судебной реформы и убежденного либерала. Министр юстиции Пален открыто заявил ему, что Засулич должна быть осуждена: "Обвинитель, защитник, присяжные - вздор, все зависит от вас".
Не на того напал...
Кони твердо решил провести суд по новым, прогрессивным законам.
Чувствуя общее настроение, двое юристов поочередно отказались от роли обвинителя. В результате она досталась товарищу столичного прокурора Кесселю по прозвищу Кисель, человеку бесцветному и начисто лишенному ораторских талантов. Зато адвокат был ярок донельзя - 42-летний Петр Александров уже успел прославиться участием в самых громких делах. И еще до первого заседания он одержал принципиальную победу над защитой в выборе присяжных. И адвокат, и обвинитель могли отвести по шесть человек из предложенных 29, но Кессель почему-то уступил свою квоту защитнику. И Александров отвел сразу 11 человек - прежде всего купцов и крупных чиновников, традиционных сторонников власти.
Из оставшихся по жребию были выбраны 12 присяжных, представлявших интеллигенцию и среднее чиновничество - "средний класс", настроенный оппозиционно. Это была третья (и главная) ошибка власти.
Присяжные
Назовем имена двенадцати главных героев процесса Засулич:
надворный советник А. И. Лохов,
надворный советник А. И. Сергеев,
надворный советник К. С. Алексеев,
купец второй гильдии В. А. Якимов,
свободный художник С. Ф. Верховцев,
помощник смотрителя Александро-Невского духовного училища М. Г. Мысловский,
надворный советник П. С. Купинский,
титулярный советник Н. В. Дадонов,
коллежский секретарь Д. П. Петров,
студент А. И. Хализеев,
коллежский регистратор А. А. Джамусов,
дворянин Р. Е. Шульц-Торма.
Об этих людях известно немного. 48-летний Анатолий Ильич Лохов был столоначальником в Министерстве финансов и единственный из присяжных владел собственным домом в центре столицы - неудивительно, что именно его выбрали старостой. 35-летний Сергей Федорович Верховцев управлял отцовской ювелирной мастерской, делавшей церковную утварь. К. Алексеев и А. Джамусов дослужились до статских советников и канули в безвестность после революции. Роман Егорович фон Шульц-Торма принадлежал к прибалтийскому дворянству, умер в независимой Эстонии...
Обеспечив удобный состав присяжных, Александров занялся главной "актрисой" будущего спектакля. Перед открытием суда он пришел к Засулич в тюрьму с картонкой в руках и сказал: "Извините, Вера Ивановна, это я вам мантильку принес". Увидев ее недоуменный взгляд, пояснил: поношенный плащ прибавит симпатий публики. И продолжил: "Наш народ полон предрассудков. Например, принято считать, что кто ногти грызет, тот злой человек, а у вас есть эта привычка. Пожалуйста, воздержитесь на суде, не грызите ногтей". Вера считала эти предосторожности лишними: она была уверена, что ее повесят после "комедии суда". Поэтому плащ на суд не надела. Увидев это, Александров с укором спросил: "Вера Ивановна, а где же мантилья?" "Мне стало так жалко его, - вспоминала она, - что, желая его утешить, я воскликнула: "Зато ногтей грызть не буду!"
Но куда больше защита уповала на некачественно проведенное - спешка! - следствие. Не были допрошены ни родные Засулич (а ведь две ее сестры тоже были революционерками), ни знакомые - даже Маша, с которой они разыграли на спичках Трепова. За рамками следствия остался и вопрос о "бульдоге": кто купил Вере дорогой (21 рубль) револьвер. В отличие от "дамского" браунинга, это серьезное оружие, оно показывает твердое намерение подсудимой убить градоначальника. Обвинение собиралось упирать на это...
Защите предстояло сделать почти невозможное: доказать, что такого намерения не было. А если и было, то жертва виновна в нем не меньше, а то и больше, чем террористка. И все это на глазах у избранного общества.
На небывалый процесс публика буквально ломилась. Было роздано три сотни приглашений. Важностью момента прониклись и присяжные, спросившие Кони накануне первого заседания: не следует ли надеть фраки и белые галстуки? Кони попросил этого не делать.
Опытнейший судья был уверен: Засулич осудят, разве что срок будет небольшим.
Судебное заседание
Заседание открылось 31 марта 1878 года в 11 часов в Петербургском окружном суде на Литейном (здание сожгли в дни Февральской революции). Зал тесно заполнили сенаторы, включая престарелого канцлера Горчакова, губернаторы, судейские чины, светские дамы, писатели. Среди них был Достоевский, сказавший соседу: "Надо бы сказать: иди, ты свободна, но не делай этого в другой раз... А теперь ее, чего доброго, возведут в героини". На Литейном и Шпалерной толпилась молодежь, напряженно ждавшая решения суда...
Судьи заняли места, ввели подсудимую. На вопрос, признает ли она себя виновной, Засулич ответила: "Признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем могла ли последовать от этого рана или смерть - для меня было безразлично". Допросили свидетелей, в том числе и о деле Боголюбова, что стало еще одной победой защиты. Подсудимая рассказала свою биографию, подчеркивая "жалостливые" факты - несомненно, по указке адвоката. Далее выступил обвинитель, ожидаемо сказавший о недопустимости самосуда, но так скучно и казенно, что на его выступление никто не обратил внимания.
А затем слово взял адвокат Петр Александров. И перевернул плавное течение процесса.
Он ожидаемо сделал упор не на защите Засулич - как ни крути, она совершила преступление, - а на обличении Трепова. В красках описал истязания Боголюбова, плавно перейдя к подзащитной: она испытала те же унижения и не могла не заступиться за незнакомого студента. Ссылкой на то, что она "натура экзальтированная, нервная, болезненная", адвокат закрыл тему тщательной подготовки убийства, выбора оружия, участия в заговоре сообщников. От всего этого остался один пассаж: "Вдохновенная мысль поэта может не задумываться над выбором слов и рифм для ее воплощения".
И это был приговор халтурно проведенному следствию. О чем не грех помнить и сегодня: суд присяжных - не панацея от неправосудных приговоров...
А еще Александров как бы между делом указал, что Засулич выстрелила градоначальнику не в голову или сердце, а в бок, а потом бросила револьвер - это говорило об отсутствии твердого намерения убить. И завершил речь эффектным финалом: "В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею... Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною".
Все ждали выступления Кони - и он, к удивлению многих, подыграл защите!
В своей речи, обращенной к присяжным, он обратил внимание на "внутреннюю сторону деяния Засулич", на то, что "ее желание отомстить еще не указывает на желание убить". И призвал "судить по убеждению вашему, ничем не стесненному, кроме голоса вашей совести". Фактически Кони просил присяжных о снисхождении, что для судьи довольно необычно: "Если вы признаете подсудимую виновною, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела".
Но даже после этого и сам судья, и большинство присутствующих были убеждены, что Засулич ждет суровый приговор.
Приговор
Присяжные удалились в совещательную комнату, чтобы вынести вердикт по трем вопросам:
1] виновна ли Засулич в покушении на Трепова?
2] хотела ли она при этом лишить его жизни?
3] сделала ли она для этого все, что от нее зависело?
Обстановка тем временем накалялась: в толпе, заполнившей улицу, слышались угрозы, в ход могло пойти оружие. Позже в прессе появилось анонимное письмо якобы одного из присяжных: "Мы при всем негодовании к ее злодеянию вынуждены были оправдать ее... Если бы мы обвинили Засулич, то весьма вероятно, что некоторые из нас были бы перебиты у самого порога суда". Это была очевидная фальшивка: итоги голосования присяжных держались в строгой тайне, никто из радикалов им не угрожал. Скорее речь могла идти о давлении со стороны власти, имевшей немало способов воздействия на чиновников. Но присяжные проявили удивительное упрямство.
Посовещавшись десять минут, они вышли в зал и решительно ответили "невиновна" на все три вопроса.
Едва прозвучал вердикт, в зале началось столпотворение. Все кричали, аплодировали, плакали, обнимались. Генералы и графы, вскочив со своих мест, били в ладоши и восклицали: "Браво!". Александрова окружила толпа, дамы целовали ему руки, называя новым Цицероном. Старый Деспот-Зенович, товарищ министра внутренних дел, доверительно шепнул Кони: "Сегодня счастливейший день моей жизни!"...
По правилам Засулич нужно было освободить тут же в зале, но председатель велел тайно вывести ее через черный ход, чтобы избежать столкновений. Однако жандармы то ли в пику ему, то ли по нерасторопности вытолкнули террористку в самую гущу толпы и усадили в экипаж, чтобы отвезти домой. Ликующие студенты окружили карету, полиция стала их расталкивать. В суматохе студент Сидорацкий выпалил в жандарма из револьвера, промахнулся, ранил курсистку и тут же застрелился сам...
А оправданная террористка скрылась у знакомых, уверенная, что дома ее ждет засада. Действительно, на другой день приговор был опротестован. Но Вера с помощью товарищей уже выехала в Швецию.
Реакция
Власти требовалось отомстить хоть кому-то за понесенное унижение. Князь Мещерский, редактор монархического "Гражданина", писал: "Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы". Первым поплатился Кони, которого вынудили подать в отставку с должности председателя окружного суда, а позже оставить судебную деятельность. Следом лишились должностей министр Пален и градоначальник Трепов. Адвоката Александрова ретивые жандармы предлагали уволить и даже посадить в тюрьму, но адвокатура после судебной реформы была независима, и Петр Акимович продолжал защищать противников власти до своей ранней смерти в 1893 году.
А вот присяжным не сделали ничего плохого - чиновники исправно продвигались по службе, у купца не отняли лавку, у ювелира мастерскую. Правда, через месяц после суда из ведения суда присяжных изъяли дела о покушениях на представителей власти. При том что таких дел становилось все больше: оправдание Засулич впервые показало всему миру, что террористический акт может быть оправдан и даже объявлен геройством. В августе 1878 года народник Кравчинский (Степняк) среди бела дня заколол в центре Петербурга шефа жандармов Мезенцева. В следующем году - и тоже на виду у всех - народоволец Александр Соловьев выпалил целую обойму в Александра II, долго гоняясь за ним по Дворцовой площади.
Охота "Народной воли" на императора завершилась разгромом революционного движения. Однако "праздник непослушания", последовавший за выстрелом Засулич, остался в истории напоминанием о роковой слабости власти - "колосса на глиняных ногах".
Слава и забвение Федора Трепова
Федор Федорович Трепов (1809 - 23.11.1889), Санкт-Петербургский обер-полицмейстер (1866 - 1873) и градоначальник (1873 - 1878), генерал-адъютант (1867) и генерал от кавалерии (1878).
Столичному градоначальнику Трепову установили беспримерно высокое жалованье - 18 033 рубля 70 копеек в год. В это время даже военный министр генерал-адъютант Дмитрий Алексеевич Милютин получал меньше - 15 000 тысяч рублей.
Именно Трепов провел реформу столичной полиции и заметно обновил ее офицерский корпус за счет привлечения на службу энергичных войсковых офицеров, большинство которых он знал лично по предыдущей службе. На содержание полиции стали выделять 910 439 рублей в год, из которых лишь 150 тысяч ассигновывало Государственное казначейство, а остальные деньги давал город. Именно при генерале Трепове 7 ноября 1869 года в Петербурге произведена однодневная перепись населения и столичных домов. Проложена линия водопроводов из центра города на Васильевский остров, Петербургскую и Выборгскую стороны. Открыты Александровский сад возле Адмиралтейства, бульвар на Малой Конюшенной, гостиница "Европейская". Установлены памятники А. С. Пушкину в сквере на Пушкинской улице и Екатерине II в сквере на Невском проспекте.
После того, как в пятницу 31 марта 1878 года суд присяжных оправдал террористку Веру Засулич, оскорбленный градоначальник подал в отставку. Она была принята государем Александром II. Федор Федорович Трепов навсегда покинул Петербург, для которого он сделал так много, и поселился в Киеве. "Трепов... был ранен пулею в левую сторону груди, и пуля по временам опускалась все вниз, по направлению к мочевому пузырю, через что Трепов, в особенности в последние годы, чувствовал сильнейшие боли"1.
Был известен таинственно возникшим значительным состоянием, доходившим до 3 миллионов рублей. Девятерых своих детей еще при жизни обеспечил ежегодным доходом от 13 до 15 тысяч рублей. Это состояние породило фантастические сплетни о высоком происхождении Трепова. По недоступным для проверки слухам, ходившим в XIX веке, он был внебрачным сыном великого князя Николая Павловича, будущего Николая I, от одной из фрейлин. По другой версии - внебрачным сыном германского императора Вильгельма I.
1. Новицкий В. Д. Из воспоминаний жандарма // За кулисами политики. 1848-1814. М.: Фонд Сергея Дубова, 2001. С. 362;
Женщин не брали в присяжные
Суд присяжных был учрежден в России 20 ноября 1864 года в рамках судебной реформы. Первый процесс с участием присяжных состоялся в Московском Кремле в августе 1866 года, однако во всей империи новые суды заработали только к началу ХХ века. Присяжных, как в Англии, было 12; их выбирали по жребию из мужчин всех сословий, имевших российское подданство и возраст от 25 до 70 лет. Было и еще два важных условия: не меньше двух лет жить в уезде, где проводился суд, и владеть имуществом на определенную - весьма скромную - сумму.
Если в столицах больше половины присяжных составляли дворяне и чиновники, то в провинции большинство составляли крестьяне, часто неграмотные. Власти надеялись, что представители "темного" народа будут твердо защищать в суде старые порядки. Но уже в 1867 году в Петербурге присяжные оправдали мелкого чиновника Протопопова, давшего "в помрачении ума" пощечину самодуру-начальнику.
"Общий вывод, безусловно, на пользу присяжных..."
Об итогах за 30 лет
Введение суда присяжных в стране, только что освобожденной от крепостного права, было весьма смелым шагом. Крепостные отношения во всяком случае по существу своему не могли быть школою для чувства законности ни для крестьян, ни для собственников. А между тем и те, и другие, особливо первые, вчерашние бесправные люди, призывались в большом количестве, чтобы творить суд по внутреннему убеждению совести... Но составители Судебных уставов с доверием отнеслись к духовным силам и к здравому смыслу своего народа. Они решились к только что данным людям сельского сословия гражданским правам присоединить и высокую обязанность быть судьею. Это доверие нашло себе отклик в великодушном сердце законодателя, и смелый шаг был сделан.
С тех пор прошло тридцать лет, и суд присяжных столь глубоко вошел в русскую жизнь, что, несмотря на единичные и временные случаи, вызывавшие против него нарекания, едва ли может серьезно и беспристрастно быть возбуждаем вопрос о его отмене.
О количестве присяжных
И западноевропейская, и наша жизнь не раз выдвигали вопрос о числе присяжных, нужном для решения уголовного дела. Являлось предположение сократить их до девяти и даже до семи, но старое, привычное и традиционное число двенадцать осталось до сих пор непоколебимым. Быть может, и в нашем совещании возникнет такой вопрос... С числом присяжных связано и исчисление их голосов для признания решения состоявшимся в том или другом смысле. Для признания виновности в Англии требуется единогласие, в Германии - 2/3 голосов, у нас абсолютное большинство, против которого в пользу 2/3 раздавались иногда замечания в печати.
Об оправдательном уклоне
Обвинение присяжных в малой репрессии неосновательно. Оно не только не подтверждается цифровыми данными, но в действительности оказывается, что суд присяжных, при сравнении с судом коренным, более репрессивен и устойчив. Оценивая взаимную силу репрессии в суде присяжном и бесприсяжном, надо иметь в виду, что присяжные судят наиболее тяжкие преступления, где зачастую не только для доказательства виновности, но даже для установления состава преступления нужны особые и не всегда успешные усилия со стороны следственной власти, и вовсе не рассматривают дел о формальных преступлениях, где и событие, и виновность никакого вопроса возбуждать не могут.
Оправдательные приговоры присяжных, в которых всегда почти можно отыскать житейскую правду, расходящуюся с правдою формальною, стремящуюся втиснуть жизнь в узкие и устарелые рамки вменения по Уложению о наказаниях, объясняются нередко неумением лиц, ведущих дело и его разрабатывающих на суде, и присутствием в составе присяжных ненадежного элемента, в лице мелких чиновников или значительного числа мелочных торгашей. Устранение этих элементов там, где оно так или иначе произошло, всегда влекло за собою уменьшение поспешных оправданий. По удостоверению бывшего прокурора Виленской судебной палаты, деятельность присяжных в северо-западном крае ныне вполне удовлетворительна, и он не мог бы указать ни одного явно неправильного оправдания приговором присяжных.
О служении совести
В общем, однако, общий вывод безусловно на пользу присяжных. Суд жизненный, имеющий облагораживающее влияние на народную нравственность, служащий проводником народного правосознания, должен не отойти в область преданий, а укрепиться в нашей жизни. Русский присяжный заседатель, особливо из крестьян, относящийся к своему делу, как к делу служения совести, кладущий, по замечанию В.А. Аристова, призывную повестку, сулящую ему тяжелый труд и материальные лишения, за образа, честно и стойко вынес и выносит тот опыт, которому подверг его законодатель.
Речи А.Ф. Кони были опубликованы в "Журнале министерства юстиции", 1895, т. N 4, февраль.