Поделиться
За "Лолитой", изданной на английском в 1955 году (на русском - позже), тянется вечная слава "пощечины общественному вкусу" - что только подкрепляет интерес доверчивых масс к роману. Набоков предложил читателю головоломку смыслов - зачем разгадывать ее, когда скандален сам сюжет?
***
Роман от первой до последней строки - монолог главного героя, Гумберта Гумберта, блуждающего по пустыне жизни. Он бывал с экспедицией в Арктике, по его учебникам учат в университетах, он абсолютно одинок, живет воспоминаниями об утраченной любви, а в 37 лет встречает Долорес, Лолиту, которой нет еще тринадцати. Странное влечение, напоминающее литературную мистификацию, игру рассудка в поисках ответов на вечные для русской литературы вопросы: о грехе и возмездии.
***
Лолита, будто плод воображения, - лишь тень исчезнувшей юношеской страсти к девушке Аннабель Ли, которая лишь тень героини Эдгара По, который также женился на своей тринадцатилетней кузине, которая... И так до бесконечности - роман сплетается, как паутина, в которой бьются тени юных возлюбленных Данте и Петрарки, персонажей Джойса и Достоевского.
Гумберт Г. и не скрывает от читателя: "Реальность Лолиты была благополучно отменена. Подразумеваемое солнце пульсировало в подставных тополях".
Деревья тут шатобриановские, небеса Эль Греко, облака Клода Лоррена, душевные пытки - прустовские, интонации - флоберовские, груди - флорентийские. Столкнешься с начальницей лагеря, в который отправляют Лолиту на лето, - а и ее зовут Шерли Хольмс.
Занятней всех скабрезностей в романе - лабиринт литературных и этических шифров.
Гумберт абсолютно трезво описывает пошлую девчонку со злыми глазами, обожающую много и жадно поесть, слюнявящую книжки комиксов и журналы с картинками, все, что ей надо - сведено к жевательным рефлексам и прагматичным удовольствиям жизни.
Но его же умственные демоны замуровали героиню, как конфетку, в слово "нимфетка": за "сущность не человеческую, а нимфическую (т.е. демонскую)".
Да что там. Гумберт и себя самого выдумывает. И читателя просит по-честному: "Вообрази меня! Меня не будет, если ты меня не вообразишь!"
Роман Набокова американский, а связан ниточками с чисто русской литературной и этической традицией. При всей аморальности герои его не просто пошлые маньяк и жертва, а прежде всего заблудшие грешники, которым, даже осудив, придется христиански посочувствовать.
В судьбе Лолиты можно вычислить и отблеск пушкинской Дуняши Выриной, первой русской "нимфетки", украденной проезжим петербургским вертопрахом.
Кто-то присмотрится к Лолите - и обнаружит даже черты Бэлы лермонтовской. У той глаза "как у горной серны, так и заглядывали в душу". Страсти "запретные" притягивают "героя нашего времени". Бэлу украл, от сослуживцев ("нехорошо, придется отвечать") откупился, шпагу подарил. Потом - как Гумберт с Лолитой - "наряжал ее, как куколку, холил и лелеял". А она - как Лолита с Гумбертом - то угрюма, то пляшет.
И у Печорина угрюмого, как у набоковского Угрюмберта, - поди пойми, что в голове. Но тот еще герой, а этот уже шайтан, антигерой.
Гумберт думает про то же, что бес Ставрогин у Достоевского: что будет, когда "станет все равно, и никаких запретов уже не будет"? Что за горизонтом, делящим запретное и дозволенное? Какие бесы тут, какие там?
В доме Шарлотты, матушки Лолиты, Набоков разместил на стенке темпераментную "Крейцерову сонату". Страстная парочка на картине художника Рене Прине иллюстрировала повесть Толстого - а у Льва Николаевича всякое прелюбодейство есть грех и мерзость. Лолита, сколько ни списывай на несмышленый возраст, познала многое еще до Гумберта. И после Гумберта. И мог случиться в ее жизни хеппи-энд: вот же, муж, семья, не мешает никто. А только вот беда: отсутствие души.
Кто виноват? Несправедливая реальность? Безотцовщина? Псих Гумберт? Может, гены? Патологии по Фрейду? Что еще?
А еще мисс Пратт предупреждала (начальница гимназии): "Доктор Гумберт, отдаете ли вы себе отчет в том, что для современного подростка какой-нибудь средневековый поход представляет меньше жизненной ценности, чем поход в кафетерию с молодым человеком? ... Мы живем не только в мире идей, но в мире вещей". Так что из истории Лолиты с Гумбертом можно извлечь и такой вот подстрочник - о вечном конфликте мира идей с миром вещей.
Солдат своей безумной идеи, Гумберт Г., блуждает в барханах иллюзий. Жизнь его - одиссея в песках "дивного вымысла". Со своей Пенелопой, далекой и несбыточной Лолитой, к которой тянется его монолог. Примерно так же, как...
Не удивляйтесь - как у Федора Ивановича Сухова, рядового полка имени Августа Бебеля, из вечного фильма "Белое солнце пустыни".
В конце концов, Сухов ведь тоже боец за идею, нарезает круги по бесконечности бархан.
И кстати, у того свои соблазны - целых девять вверенных жен Абдуллы (а тот преследует их с Суховым, как Куильти - Лолиту с Гумбертом), и среди них несовершеннолетние. Взять ту же любознательную Гюльчатай, которая вечно провоцирует на что-то Федора Ивановича. А средством от соблазнов для него и стали письма - в уме, не на бумаге, - воображаемой, идиллической Катерине Матвеевне.
Где-то там, в метафизических барханах: Гумберт и Сухов ищут по сути одного и того же - равновесия смыслов вокруг и внутри себя. Обоим счастье (личное или всемирное) мерещится за горизонтом, за гранью, за преодолением барьеров - этических или социальных.
Хотя...
Хотя, поскольку все у них - игра воображений, почему бы не вообразить, по случаю 80-летия вечной нимфетки: что написал бы Сухов героине Набокова?
Воображаемое письмо Лолите от Сухова
"А еще скажу вам, разлюбезная Разлюлита Малиновна, что не являетесь вы мне, будто чистая лебедь.
Вот ваш Гумберт, неприятный мне классово, рад - будто явились вы ему "смугло-золотая, на убогой веранде". А чему он радуется? У меня от этой самой "убогой веранды" дыхание сдавливает, будто из пушки кто в упор саданул.
Эх, Лолита Угрюмовна, придет еще час всемирного освобождения. Будут вам и веранды шикарные. Будут вам и павлины.
***
А душа моя не рвется к вам, потому что ноги мои бегут по горячим пескам к товарищам с братского Востока, которых я, как сознательный боец, бросить никак не могу. Абдулла снова шалит.
Опять же про вашего Гумберта - аккуратнее с ним. Про "огонь своих чресл" - это он вам явно загнул.
Вот у меня тут товарищи - тоже все с огоньком. Но ведь и сравнивать нечего: на их огонек меня долг революционный влечет. Понимать надо, дело тонкое.
***
Разнежился я на солнышке, аж в глазах бело.
Все думаю: вот не пересеклись пути ваши, недоглядная Лолита Набоковна, ни с Абдуллой, ни с Джавдетом, - а все одно вас расколбасило.
Кто ж вас довел-то? Тут у нас разное говорят.
Вы все Гумберт да Гумберт. А по мне, рубанули бы прямо: мировая буржуазия - с полуслова бы понял.
А так могу сказать, что мне вот лично, напротив, с людьми везет. Люди вокруг покладистые. Кого из товарищей ни возьми: Зарина, Джамиля, Гюзель... А Саида? А Хафиза? А еще Зухра, Лейла, Зульфия и, не побоюсь этого слова, Гюльчатай.
Да что там говорить.
***
Думаю, как-то вы там сейчас? Какие нынче заботы?
А может, страшно сказать, трудополезным бы чем занялись, Разлолита Люлитовна?
С покосом бы, что ли, управились?
Вас бы, конечно, с Катериной Матвеевной свести - вот уж она вам веселье-то обеспечит. Но это при случае.
Засим остаюсь как есть,
боец за счастье всячески угнетенных,
Сухов Федор Иванович".