Поделиться
Ну вот, и лето на закате,
И габаритные огни
Всё раньше зажигает катер -
И потому короче дни.
И потому длинней печали,
И забывается трудней
Твоя улыбка на причале
В июне, будто бы во сне.
И белая сирень на шлюзах,
И вспышки рыбы на тонях,
И баржи, полные арбузов...
Говорят, старые газеты пахнут пылью. Это неправда. Газетная вырезка, подписанная "А. Шумский", пахнет каникулами, холодным молоком и клеенкой с васильками, которой был покрыт стол на нашей кухне. Помнишь, как это было замечательно: пить молоко и читать в свежей газете про лето на Волге? А на обратной стороне была страница "Международная жизнь", там писали про угнетенные народы. И сразу хотелось сделать для них что-то приятное. Например, подтянуться по алгебре.
Алик Шумский написал бы о старых газетах лучше меня. Возможно, он сравнил бы чтение старых газет с "сальто назад - во времени, а не в пространстве" (это его фраза из очерка "Расставание").
Впервые я услышал о Шумском от известного научного обозревателя "Комсомолки" Ярослава Голованова. Это было сто лет назад - в начале 90-х. Голованов мимоходом сказал мне: "Старик, то, что ты пишешь, иногда напоминает мне Алика". Я не знал, кто такой Алик, но по интонации Ярослава Кирилловича понял, что Алик - это какая-то еще неведомая мне творческая планка и к ней стоит карабкаться.
Вскоре я узнал, что Аликом на 6-м этаже "Комсомолки" звали Александра Шумского. Он еще школьником прибился к "Алому парусу". Учился в московской школе N21. Снимался в фильме "Доживем до понедельника" (говорят, что это Алик подарил фильму свое определение счастья: "Счастье - это когда тебя понимают"). Был любимцем всей редакции. Кроме репортажей и очерков газета печатала его стихи. Изначально это были текстовки к фотографиям, но Алик перевел этот рутинный жанр из прозы в поэзию. Вкрапления стихов в газету были подобны распахнувшимся в душном помещении форточкам.
Потом он перешел в журнал "Ровесник". Его жена Ира работала в газете "Воздушный транспорт". 5 августа 1980 года Ира и Алик погибли в автомобильной катастрофе по пути в Одессу, в отпуск. Алику было 29 лет.
Шум (такое прозвище было у Алика Шумского в редакции) сочетал в себе репортера и поэта, что не удавалось до этого никому, кроме Юрия Визбора. Но Визбору помогала гитара, звукозапись, голубые пластинки "Кругозора". А у Шумского не было ничего, кроме пишущей машинки.
После гибели Алика Геннадий Бочаров и Юрий Щекочихин собрали и издали сборник его репортажей и стихов "Чистое небо". Он вышел 35 лет назад, в декабре 1980 года, в серии библиотека "Комсомольской правды". Всего 47 страниц. Из предисловия: "Он был чистым и светлым парнем... Каждый, кто его знал, подтвердит - это правда, это главное. Он был поэтом... Он быстро взрослел в лучшем смысле этого слова. Но, на взгляд некоторых, - и об этом необходимо сказать в предисловии к этой первой и, может быть, последней его книжке - взрослел все же недостаточно быстро. Не все понимали, что не мир детства не отпускал его в так называемую зрелость, а сам он держался этого мира с его великим, чистым светом..."
В его репортажах были фразы, которые легко можно было развернуть в целый рассказ. Писатель так бы и сделал - приберег бы свою находку, а потом сочинил бы рассказ или повесть. Алик ничего не приберегал, все отдавал газете, будто не зная, что она живет один день. Ему хотелось радовать людей завтра, когда они проснутся и купят в киоске утреннюю газету, а не через пять или десять лет.
"Девочка, прогуливая школу, кормила в зоопарке лебедей..."
Книжку "Чистое небо", давно ставшую библиографической редкостью, мне подарили коллеги Алика Шумского по "Комсомолке" Ким Николаевич Смирнов и Татьяна Сергеевна Яковлева. Эту старенькую пожелтевшую брошюру мне не хочется называть последней книжкой Шумского. Я почему-то верю, что его стихи и проза будут еще собраны по архивным подшивкам и вернутся к людям, как возвращается все талантливое, живое, подлинное.
Недавно я получил письмо от нашего читателя А. Шумилова из Баку: "Напишите, пожалуйста, об Александре Шумском, который работал в "Комсомолке" в 1970-е годы..."
Времена года
Но где тот день,
когда еще не верится,
Что шар земной
ужасно быстро вертится!
Зачем движение его необратимо?..
Сначала нас покинул Буратино,
потом исчез в тумане Мартин Иден,
и Белый Парус стал почти не виден...
А на рассвете,
часика в четыре,
снимали с лодки старенькую гирю.
Гремели цепью
и плотву пугали -
она ходила мелкими кругами.
И солнце накаляло наши плечи,
мы были без рубах -
еще не вечер.
Мы с удочкой сидели на причале
и этих мелочей не замечали.
Со временем щедры,
как Буратино,
не знали мы:
оно - необратимо.
4 августа 1976 г.
Одесский фотограф
Старый фотограф, добрый шарманщик...
Птичка не вылетит - нас не обманешь.
Кот в сапогах или чертик с рогами
красок добавят в сказочной гамме.
Все остальное будет реальным.
Сад. Выпускница в платьице бальном,
Чертик смеется, и кот удивлен.
В старом саду осыпается клен.
Осень в Одессе. Пустой Ланжерон.
Старый фотограф сядет в вагон...
Много народу в десятом трамвае
(мало народу в нем не бывает).
Старый фотограф на мир не в обиде:
Он эти лица, кажется, видел.
Вот выпускница в платьице бальном.
(Встречи в трамвае - это реально.)
Справа - знакомый майор в орденах.
Карточек много - память одна.
...Утром он пленку зарядит в кассету,
за сигаретой сходит к соседу.
Чайник согреет на общей плите.
...Птичка не вылетит - годы не те.
31 августа 1975 г.
Вторая смена
Да будет горн!
Да здравствует линейка!
Сосновый бор,
за ним узкоколейка,
где между шпалами
зеленый молочай,
где после грома вспыхнула свеча
и небо стало бело-голубым.
Я это лето тоже не забыл.
И помню: ты была ужасно рада,
когда в футбол у первого отряда
мы выиграли лагерный финал
(мне в той игре поставили фингал).
Перед грозой нас мучила истома,
а вечером пришло письмо из дома.
Письмо из дома: "Слушайся врача.
Купайся меньше. Кушай. Не скучай".
"О, господи, какая ерунда волнует их!" -
подумал я тогда
и до сих пор не написал ответа...
Вторая смена. Середина лета.
Начало 1970-х
...Где дядя Федя Кирюхин, сосед моей бабушки? Где его мраморные чиграши и красночистые бантастые? Чиграши были тогда дешевле всех на рынке. Дядя Федя и нас заодно называл чиграшами.
Из репортажа с выставки голубей, "комсомольская правда", 14 марта 1975 г.