Императрица Елизавета Алексеевна и кавалергард Охотников: Тайные свидания в летнем саду

Почти дети, они скорее играли в чувства, но играли искренне.

Но в павловское царствование положение наследника и его жены осложнилось. К подозрительности и нервозности Павла добавилась страсть Марии Федоровны к соблюдению этикета и придворного церемониала. А после вступления Александра на престол свекровь оттеснила невестку с того места, которое по праву должна занимать жена царствующего императора. При торжественных выходах Александр вел под руку мать, а Елизавета шла следом. Она, впрочем, и не пыталась бороться за влияние, тяготилась публичными обязанностями, сопряженными с высоким саном. Была по натуре замкнута...

Тем удивительнее кажется ее роман с кавалергардом, споры и толки о котором не утихают и два века спустя.

Роковой удар кинжалом?

Достоверных свидетельств современников об этом романе всего три. Это, во-первых, запись секретаря императрицы-матери Г.И. Вилламова, зафиксировавшего сетования Марии Федоровны на супружескую неверность Елизаветы. Во-вторых, запись в дневнике Александры Федоровны, где она пространно рассуждает о поведении Елизаветы ("Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье")¹. И, в третьих, существует широко известный пушкинистам и зафиксированный П.И. Бартеневым рассказ старой придворной дамы о том, что Елизавета Алексеевна на одном из балов приревновала Охотникова к юной красавице Наталье Загряжской, будущей теще Пушкина.

Отчасти благодаря усилиям пушкинистов, отчасти - историческим изысканиям великого князя Николая Михайловича, участвовавшего в составлении статьи об Охотникове в "Сборнике биографий кавалергардов", роман императрицы приобрел известность. В статье имя возлюбленной кавалергарда, правда, не названо, однако сообщается, что ее деверь подослал к Охотникову убийцу, и тот нанес кавалергарду смертельную рану кинжалом при выходе из театра осенью 1806 года...

Несмотря на цензурную недоговоренность, в героях этой истории легко узнавалась императрица Елизавета Алексеевна. Именно версия великого князя Николая Михайловича легла в основу многочисленных романтических толкований любовной связи, вошедшей в историю. Однако многое в этой версии вызывает вопросы. И прежде всего явная сомнительность эпизода с ударом кинжалом. Об этом не существует никаких свидетельств современников, а ведь речь не о средневековой Венеции или гангстерском Чикаго: нападение на кавалергардского офицера в центре Петербурга было бы случаем чрезвычайным; трудно вспомнить хотя бы один пример уличного нападения на представителя аристократии в ту эпоху. Покушение на Охотникова не могло бы пройти незамеченным, к этой теме мы еще вернемся.

Но что мы знаем об Алексее Охотникове?

"Я увидела его с другом в санях..."

В Государственном архиве РФ в фонде Елизаветы Алексеевны хранится несколько листков, атрибутированных в архивных описях как ее дневник². До сих пор эти листки, плотно заполненные чрезвычайно мелким почерком по-французски, не привлекали к себе внимания³. А ведь перед нами фрагмент потайного дневника императрицы, посвященного исключительно Охотникову. Елизавета Алексеевна ежедневно фиксировала мимолетные мгновения, когда ей удавалось увидеть предмет своей любви. Сохранились два фрагмента дневника: с февраля по конец августа 1803 года и с декабря 1803 по начало февраля 1804 года.

Разумеется, Елизавета Алексеевна была скована придворным этикетом, делавшим совершенно невозможным не только свидание, но и разговор с молодым человеком. Единственный шанс возлюбленных увидеться - ежедневные прогулки императрицы по улицам Петербурга и набережной Невы, у Летнего или Таврического сада, где она выходила из экипажа и прогуливалась пешком в сопровождении посвященных в ее сердечную тайну дам - сестры Амалии Баденской либо княгини Н.Ф. Голицыной (Принчипессы).

И каждый день Алексей Охотников проезжал ей навстречу, обгонял...

Вот записи Елизаветы Алексеевны от февраля 1803 года: "Четверг 12, хотя и только что сменившись с караула, [прогуливался] пешком по набережной с другом, я в санях; входя в театр, не видела и заметила только выходя, в тени на крыльце, и все же два взгляда.

Пят[ница] 13, пл[охо], маленький бал у гр[афини] Стр[огановой].

Суб[бота] 14, идя пешком по набережной под конец прог[улки], я увидела его с другом в санях перед нами, на некотором расстоянии они повернули назад и поехали нам навстречу".

Охотников фигурирует в дневнике под прозвищем Vosdu (этимология неясна). И все-таки однажды в дневнике неосторожно проскакивает Alexis...

Да, их разговор был невозможен. Но ведь есть взгляд, есть жест... Она отмечает, как он посмотрел, как выглядел. "Плохо", "Очень плохо", а это значит, что в этот день она не видела Алексея и грустила.

Елизавета, как любая воспитанная в стенах дворца принцесса, была неискушена в завязывании романтических отношений, смущалась, гадала о чувствах увлекшего ее молодого человека. Охотников же, как и все кавалергарды, имел репутацию вертопраха. Из дневника императрицы угадывается: он слегка интриговал ее, временами возмущал излишне дерзкими или, напротив, равнодушными взглядами. Однако и сам искренне увлекся!

"Пасхальной ночью, воскр[есенье] 5 [апреля] по дороге в церковь очаровательный взгляд, говорящий как никогда, глаза сияли, в них выражалось беспокойство остаться незамеченным, удовольствие, они впервые как будто говорили: ах, я вновь вижу вас, а вы разве меня не видите? Наконец, взгляд, внесший бурю, смятение в мое сердце. Этот язык глаз был столь ясен, что он не мог не думать того, о чем глаза говорили".

Любовная записка на дереве

4 июня 1803 года императрица переехала на все лето на Каменный остров. На самой его оконечности высится Каменоостровский дворец, откуда хорошо просматривается мост через Большую Невку. Аккурат за ней, в Новой Деревне, и стоял тогда на летних квартирах Кавалергардский полк. Потому Охотников постоянно проезжал мимо окон Елизаветы, - из города в полк и обратно.

"Вторник 9 [июня], я принимала, после обеда, когда осталась одна гр[афиня] Стр[оганова], я вышла на балкон, [он] верхом, сильное волнение, восторг, ах, я оказалась не столь сильна, как полагала! Ср[еда] 10, [...] вечером П[ринчипесса] была на спек[такле], где видела, как Vosdu аплодировал [при словах] я буду вашим рабом и пр. Милый Vosdu! И все же сердита на него". Аплодисменты на любовных репликах актеров служили своеобразным "языком влюбленных", позволявшим намекать на собственные чувства.

Но вскоре Охотников нашел и еще один "шифр": по моде того времени он стал вырезать инициалы своей дамы на коре деревьев в парке. "Четверг 18 [июня] утром прог[улка] пешком с Сестрой, ненароком поднялись на Холм. 17 июня я был здесь, чтобы видеть вас⁴, стыд, смятение, охвачена непередаваемым вихрем бурных чувств, буква Е, которую мы видели [...] недавно, не произвела на меня такого действия, побежала к П[ринчипессе], чтобы ей это показать".

Спустя десять дней Елизавета в том же уголке парка вырезала имя Alexis.

Кинжал или палочка Коха?

В Российском государственном военно-историческом архиве хранятся несколько подлинных документов о службе Охотникова⁵. Среди них - врачебное свидетельство о том, что он был болен чахоткой, по болезни получил отпуск на четыре месяца, провел лето 1805 года в своем имении в Воронежской губернии и не смог вернуться в конце сентября в срок на службу из-за горлового кровотечения. И уже осенью 1806 года Охотников подал прошение об отставке "за грудной болезнью".

Авторы уже упоминавшегося "Сборника биографий кавалергардов" сочли, что рапорт о болезни был призван скрыть полученную Охотниковым смертельную рану. Но это странно слышать от военных историков: для офицера проситься в отставку из-за свежей раны - нонсенс. Кроме того, прошение Охотникова датировано 27 октября, а умер он 30 января 1807 года. Спрашивается, как мог протянуть так долго тяжело больной чахоткой да еще и раненый кавалергард?6 Прибавим к этому, что никто из современников ничего и нигде не написал о его ранении, остается заключить, что рассказ об ударе кинжалом является позднейшей легендой. Охотников же умер от чахотки.

Болезнь, должно быть, ускорила развитие романа. В январе 1804 года Елизавета отмечает, что Охотников бледен, по глаза закутан в шубу, болен, "грусть ужасная из-за болезни Vosdu и пересудов". А через два дня, 21 января, до нее дошло страшное известие: "В четверг утром жестокий удар, я узнала, что он страдает грудью [...]".

Вскоре заканчиваются дошедшие до нас дневниковые записи. Можно только догадываться, что на фоне болезни чувства Елизаветы и Алексея приобрели больший драматизм. Возможно, именно страх потерять любимого побудил императрицу не сопротивляться больше влечению сердца. Охотникову оставалось жить три года.

3 ноября 1806 года Елизавета родила дочь, отцом которой, вероятно, был Охотников. Малышка Лизанька была признана Александром. Но прожила всего полтора года. А 30 января 1807 года умер Алексей Охотников.

Мать-императрица во всем винила Елизавету

В 1810 году Мария Федоровна пожаловалась на домашние обстоятельства своему секретарю Г.И. Вилламову, а он записал в дневник. В его передаче, императрица-мать говорила, что Елизавета "могла бы вернуть императора, если пойдет на примирение с ним, но что она жестоко оскорбила его, что с самого начала она была настроена против него; ... что если бы императрица Елисавета вышла замуж не раньше 20-ти лет от роду, а то и позже, то они были бы оба бесконечно счастливы; что, в конце концов, они оба полностью виноваты, но что император был вынужден искать связи на стороне"³.

Под "связью" имелись в виду длительные отношения Александра с красавицей Марией Антоновной Нарышкиной, родившей от него дочь.

С началом Отечественной войны Елизавета Алексеевна, прежде державшаяся в тени, проявила себя как истинная императрица: отказалась уехать из Петербурга, занималась попечением о раненых и пленных. А с начала 1820-х годов заметно потеплели ее отношения с Александром. Она была ласкова с его дочерью от красавицы Марии Антоновны Нарышкиной, выказала мужу глубокое сочувствие, когда его юная дочь умерла от чахотки.

Слабело и здоровье самой Елизаветы Алексеевны. Летом 1825 года врачи объявили, что она не перенесет зиму в Петербурге и посоветовали южный климат. Царственная чета выбрала местом зимней резиденции Таганрог. Во время этой поездки их отношения резко изменились: они сблизились, явно переживали взлет чувств. Но в октябре, отправившись в поездку по Крыму, император заболел. И 19 ноября умер в Таганроге. Елизавета, сообщая о печальном событии Марии Федоровне, написала: "Наш Ангел на небесах". Меньше чем через полгода императрица ушла вслед за Ангелом

^{* Здесь и далее подчеркнуто императрицей.}

• ^{1. Цит. по: Исмаил-Заде Д.И. Императрица Елисавета Алексеевна. Единственный роман императрицы. М., 2002. С. 93–98. Подлинник: ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Д. 748. Ч. 1.}
• ^{2. ГА РФ. Ф. 658. Оп. 1. Д. 5. Л. 2–7, 22–34. Полная публикация текста дневника: Лямина Е.Э., Эдельман О.В. Дневник императрицы Елизаветы Алексеевны // Александр I. «Сфинкс, не разгаданный до гроба...»: Каталог выставки. СПб, 2005. С. 116 –131.}
• ^{3. Исключение составляет Е.П. Гречаная, определившая общий смысл дневника и приведшая в своей работе несколько цитат, но не уделившая ему специального внимания (Гречаная Е.П. Между молчанием и признанием: язык рукописей императрицы Елизаветы Алексеевны и ее женского окружения // Языки рукописей. СПб, 2000. С. 74 –76).}
• ^{4. Вероятно, это надпись, найденная Елизаветой Алексеевной на коре дерева.5. РГВИА. Ф. 3545. Оп. 4. Д. 2070;  Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 326.}
• ^{6. Для сравнения напомним, что генерал Багратион умер от бородинской раны через две недели. А он чахоткой не страдал и ранен был в бедро, тогда как рана Охотникову должна была бы быть нанесена в корпус.}
• ^{7. Цит. по: Исмаил-Заде Д.И. Императрица Елисавета Алексеевна. Единственный роман императрицы. М., 2002. С. 99–100. Подлинник: ГАРФ. Ф. 728. Оп. 1. Д. 748. Ч. 1 (см. также: Александр I. «Сфинкс, не разгаданный до гроба...». С. 336. Кат. 1000).}